— Может, кофе?
— Сейчас приготовлю.
Джас сделал движение, чтобы встать. Блайт с замиранием сердца следила за тем, как точны и элегантны его движения. Он вернулся, неся две дымящиеся чашки.
— Будем пить здесь или пройдем на веранду? Хотя там, по-моему, не на чем сидеть.
— Лучше на веранду.
— О'кей.
Вечер был теплым. В обрамлении холмов море казалось разлитым серебром, волны так лениво перекатывались по его поверхности, что невозможно было представить, что совсем недавно здесь бушевал шторм. Нежные, пастельные тона неба просвечивали через паутину древесных ветвей, а мягкая трава волновалась под ветром, и цветы склоняли друг к другу свои головки.
Джас передал Блайт ее чашку, они сели на ступеньки и прислонились к столбикам веранды.
— Сейчас на пляже полно водорослей, — заметил Джас.
— Надеюсь, что к тому моменту, как я освобожусь, их не все унесет обратно в море.
— Сейчас еще не слишком темно. Если у тебя есть силы, можем пойти на пляж прямо сейчас и пособирать немного. Или я сам пойду и соберу несколько мешков. Сегодня у меня было мало работы.
— Я очень тебе благодарна, но у меня еще остались запасы с того раза.
— Рад, что смог тогда тебе помочь.
Блайт усмехнулась:
— Эй! Это была моя реплика.
— Ладно, считай, что ты одолжила ее мне на время, — улыбнулся он в ответ.
Джас мог попросить у нее в долг что угодно, особенно когда он ей улыбался вот так. Даже ее сердце. Нет смысла отрицать очевидное. Она влюблена в этого человека. А он даже не желает об этом знать.
— В чем дело?
Она посмотрела на него, немного ошеломленная только что сделанным открытием.
— Последние два дня были довольно напряженными. Но я совсем не против пойти на пляж и пособирать водоросли.
Пока Джас собирал охапки засыпанных песком водорослей, Блайт держала мешок, а потом помогла ему запихивать их. В сгущающихся сумерках, перетащив мешки к ее дому, они пошли назад.
— Нам нужно было взять с собой фонарь, — заметил Джас.
— Я все пока вижу.
Но тут же Блайт зацепилась за невидимый в темноте камень и чуть не упала на Джаса. Его руки сомкнулись у нее на плечах, и она прижалась щекой к его широкой груди.
— И в самом деле… — пробормотал он.
— Извини.
Ее сердце непривычно быстро колотилось, дыхание перехватило. Она издала легкий, едва слышный смешок:
— У меня появилась странная привычка падать на тебя.
— Только на меня? — Его голос был глух.
— Что? — Блайт вскинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Ничего, забудь, — быстро проговорил он, отпуская ее и поворачиваясь, чтобы идти. — В конце концов, это не мое дело.
— Джас! — крикнула она ему вслед и поспешила за ним.
Он остановился и обернулся, поджидая ее, но, как только она догнала его, пошел дальше.
— Прости, — сказал он.
— Если бы я знала, за что ты извиняешься!
Она опять забыла о том, что надо смотреть под ноги, и зацепилась за кочку.
— Черт!
Джас поймал ее руку своей теплой, крепкой ладонью.
«И еще раз 'черт!'», — подумала она. По ее телу прошла дрожь удовольствия, все мысли смешались. И это от одного его прикосновения! Она поспешно привела мысли в порядок и спросила:
— По-твоему, я постоянно вешаюсь мужчинам на шею?
— Я не хотел так говорить.
— Тогда зачем же ты это сказал?
— Я уже извинился. Почему бы нам просто не забыть об этом?
— Нет, — заявила она, подумав несколько секунд, — я так не думаю. За такой фразой должна стоять конкретная причина.
— Думаю, ты сама догадываешься, что это за причина, — раздраженно проговорил Джас. — Ты же не столь наивна, чтобы не заметить обычной ревности.
Ревности?
— Нет, я тебе не верю, — проговорила она.
Он смутился.
— Я тебе не верю, — повторила Блайт, чувствуя, что раскаляется добела от злости. — У тебя не было никакого повода ревновать.
— Ты хочешь сказать, что я не имею никакого права ревновать. Я и сам это прекрасно знаю.
Она совсем не против была дать ему такое право, если бы он сам захотел его получить.
— Ты думаешь, что был бы собакой на сене — ни себе, ни другим?
— Не говори глупостей. — Он еще раз усмехнулся.
Блайт немного подумала.
— Даже если бы ты имел право ревновать, я все еще не вижу причины, побудившей тебя утверждать, что я бросаюсь на мужчин, — заметила она.
Он повернулся, уже стоя на ступеньке. Луна осветила его лицо серебристым светом. Глаза Джаса казались неживыми, рот превратился в темную линию.
— Я никогда этого не утверждал.
Уже не в первый раз за время общения с ним Блайт почувствовала себя так, будто ее сбили с ног. Она посчитала до пяти, чтобы успокоиться, и продолжила спокойным, ровным тоном:
— Тогда что же ты утверждал?
Выдавливая слова по одному, он ответил:
— После… той вечеринки на пляже…
— Ну? — подстегнула она его.
— Один из твоих гостей остался на ночь.
Блайт от изумления даже приоткрыла рот.
— Твой американский… друг, — запинаясь, произнес Джас. — Я подумал, что…
Вдруг до нее дошел смысл недосказанного, ее обожгло как раскаленным железом.
— Ты подумал… ты предположил, что…
— Нет!
Каждый вздох отзывался болью в груди Блайт.
— Неужели математикам не требуется доказательств для их теорем? — с укором спросила она.
— Может, математикам и требуется, но я человек, я мужчина, а не машина! У меня есть чувства, как и у всех людей! — Джас почти кричал. Потом он взял себя в руки.
По тому, как напряглись его пальцы, стиснувшие ее руку, она почувствовала, как он борется с собой. Теряя терпение, она сказала:
— Если у тебя есть чувства, так почему, ради всего святого, ты их не показываешь?
— Так ты этого хочешь? — Он говорил сквозь стиснутые зубы, словно против воли.
Блайт поняла, что противоборство его упрямства и рвущихся наружу эмоций достигло точки кипения.
В ней поднялось странное чувство, какая-то смесь страха и восхищения, и это чувство было сродни тому, что она испытывала во время надвигающегося шторма. Она знала, что может легким толчком сместить это шаткое равновесие, но колебалась, опасаясь, что получит в ответ больше, чем сможет
