У Блайт перехватило дыхание.
— Разочаровалась? У нее был ты, и она разочаровалась?
Он слегка улыбнулся ей.
— Возможно, если бы ты прожила со мной несколько лет, то была бы сыта по горло мною и моими цифрами.
Блайт удивилась:
— Это она так сказала?
— Она часто говорила это. Мои способности к общению очень ограниченны, сама знаешь. В доме, где я вырос, детей не поощряли иметь собственное мнение. Я полностью ушел в мир чисел, а это вряд ли кого- то заинтересует.
— Неправда. — Ее семья проявляла живой интерес и понимание ко всему новому и необычному. Никто не останется равнодушным к идеям Джаса. — Ты же любил ее.
«Как могла быть Шелли такой жестокой?»
Джас сидел без движения в течение нескольких секунд, как будто не слышал ее.
— Я восхищался Шелли. Ею нельзя было не восхищаться. Когда мы встретились, я еще не знал, что такое любовь. Она была первым человеком, сказавшим, что любит меня.
А он так нуждался в любви и тянулся к любому человеку, который предлагал ее или хотя бы что-то близкое. Джас склонил голову, приглаживая рукой волосы.
— Некоторые мои сокурсники получили хорошую работу в большой корпорации сразу после окончания университета. Шелли ожидала, что и мне это удастся. Но я ушел в науку, лекции, статьи, научные труды. Она стала откровенно скучать в моем обществе.
Блайт открыла было рот, чтобы возмутиться, но он уже продолжал:
— Она общалась со своими более удачливыми друзьями, людьми, вращающимися в мире бизнеса. Приемы, бесконечные презентации. Видит Бог, она нуждалась в активной жизни, которая отвлекала бы ее от тягот и забот о Донне.
— А ты?
— Обычно я оставался дома, чтобы присматривать за дочерью. Шелли не возражала. Когда мы ходили куда-нибудь вместе или она приглашала гостей, то всегда предупреждала меня, чтобы я не утомлял людей своими скучными теориями.
— Но это совсем не скучно. Ты никогда не заставлял меня скучать.
— Прошлой ночью?.. — Он изучающе посмотрел на нее, криво усмехнувшись.
— Прошлой ночью?
Когда он так страстно занимался с ней любовью.
— В постели?
— Нет, не тогда. Раньше… когда я рассказывал тебе о своем прорыве в теории чисел. Тебе пришлось потрудиться, чтобы заставить себя выглядеть заинтересованной. После этого мы целовались, и ты была такой нежной и любящей. Я подумал, что это мне только кажется. А этим утром ты ушла.
— Джас…
Он не слушал ее.
— Шелли всегда говорила, что работа для меня важнее ее. И… она была по-своему права. В работе я находил удовлетворение. Но я хотел заботиться и любить. Годами я наблюдал за парами, семьями, чтобы понять, что же такое любовь на самом деле. Я прочитал гору книг. Вот только, возможно, из-за моего воспитания, так я думал, я не способен к настоящей любви. Только к сексуальным увлечениям. А это так непрочно. Думаю, Шелли нашла счастье с другим человеком. Может быть, это была любовь. Я не виню ее. Я пытался полюбить ее, но у меня не вышло.
— Но ты любил Донну.
Джас снова посмотрел на нее. Его лицо осветилось новым выражением.
— Я бы все за нее отдал.
— Даже отказался бы от своей работы?
— Да, если бы это помогло, — он ответил не задумываясь, — сию же минуту. Я предлагал Шелли, что, если она захочет делать карьеру, я буду сидеть дома, чтобы ухаживать за Донной. Но она…
— Что?
— Она подумала, что я пытаюсь отказаться от обязанности содержать ее и Донну, предлагая ей работать.
Блайт смотрела на него, не в силах поверить. Его глаза застыли, глядя в пустоту.
— И она посвятила все свое время и энергию тому, чтобы сделать своего ребенка настолько нормальным, насколько это возможно. Думаю, она боялась, что я лишу ее и этого, если захочу сам заниматься с Донной. Она так мне и не простила.
— Не простила чего? Того, что ты взял Донну домой? Но…
— Шелли чувствовала себя в ловушке, и этой ловушкой была ее любовь к Донне. Наш брак оказался неудачным, но ни один из нас не мог оставить нашу девочку. А потом… Потом произошла авария.
Блайт почувствовала, как слезы жгут ей глаза.
— Я хотела бы чем-нибудь помочь тебе. — Ей так хотелось заботиться о нем, хотя она знала — ничто не смягчит ему потери дочери, не восполнит лет, проведенных в браке, не оправдавшем его надежд на любовь и счастье. Ей было жаль его за все неудачи, преследовавшие его, как злой рок.
— Ты уже помогла, — Джас повернулся к ней, — ты научила меня настоящей любви. Не просто страсти и желанию, а такой, как в песне.
— В какой песне?
нараспев произнес он и замолчал.
Она улыбнулась.
— Старомодные сантименты, — смущенно признался он. — Но песня говорит об этом лучше, чем я смогу когда-либо.
— Джас, это признание в любви? — Блайт с затаенной болью взглянула в его лицо.
Он колебался.
— Солнце всходит и заходит вместе с тобой, — тихо произнес он. — Поэтическая гипербола.
Но слова звучали как чистая правда. Он говорил их от всего сердца.
Блайт задержала дыхание, внутри ее распускалось что-то теплое и чудесное, словно новый нежный бутон чувствовал приход весны.
Джас сказал:
