— Кто ж был в машине? Неужто командир? — охнул Вулых.
— Знамя могли в Верхне-Кумский везти, если командир их полка там. Кто знает? — ни к кому не обращаясь, заметил Кочергин.
— Вот ужо всыплет он им! Пожалеют, елки-корень, что живы остались! — хохотнул Зенкевич.
Общее веселье не разделил только Ибрагимов. На мгновение улыбнувшись прищуренными глазами, он окинул всех снисходительным взглядом и в бинокль стал рассматривать что-то за балкой.
— Что делать будем, товарищ батальонный комиссар? — спросил несколько обескураженный его безразличием к флагу Кочергин.
— Что делать? А ну, обернись!
По другую сторону балки, от реки, быстро приближался двойной ряд танков. Они шли в шахматном порядке. В прояснившейся дали даже невооруженным глазом можно было различить за ними бронетранспортеры.
— По машинам! — взбираясь на танк, крикнул Ибрагимов. — Кочергин — на связь! — И опустил крышку люка.
По команде «бобик» помчался в сторону дороги от Верхне-Кумского на Новоаксайский, к штабному автобусу, укрытому в Песчаной балке. Там был только водитель Миша. Кочергин развернул башенку назад и тут же схватился за бинокль. Всю шкалу делений, без интервалов, заняла накатная волна серо-желтой брони.
«Не меньше батальона и еще столько же мотопехоты. Вот где без артиллеристов никак! Сейчас это усвоим! И в первом ряду — тяжелые танки!..»
Они тут же, с больших дистанций, открыли огонь. Из удалявшегося от балки броневичка Кочергин увидел змеящуюся линию желтых вспышек. Склон, обрамленный горящим бурьяном, полосовали черные мазки разрывов. В лицо с силой плеснуло теплым воздухом. За спиной грохнуло.
«Во черт, и на меня перекрестье наложили! А может, перелет? Этак без чердака оставят!» — мотнул головой на разрыв Кочергин.
Ибрагимов решительно принял неравный бой. Его танки, резко разворачиваясь, вели беглый фланговый огонь через балку, поднимаясь к ее вершине параллельным с немцами курсом. Зрелище захватывало, и, когда броневичок нырнул в поперечную складку местности, Кочергин, не оборачиваясь, дотронулся подошвой до спины Шелунцова. «Бобик» притормозил. Теперь, опершись локтями на диск, можно было отлично рассмотреть боевые порядки гитлеровцев. Четкая шкала делений накладывалась на расплывавшиеся в поле зрения бинокля ближайшие стебли бурьяна. Их трепал ветер, и Кочергин приподнялся выше, чтобы они не застили. Сизая дымка затягивала балку, разделявшую танки. Потянуло едким душком бездымного пороха. По степи, сшибаясь, перекатывались пушечные громы, больно ударяя в уши.
«Да-а, не менее шести танков на наш один… Ага! Два накрылись!» — отметил лейтенант султаны дыма, поплывшие над рядами немецких машин.
«Батарея! Почему молчит?» — пронзила мысль.
Вдруг там, где рвали воздух пушки невидных из лощинки тридцатьчетверок, тоже взмыла спираль тяжелого, жирного дыма и стала круто изгибаться по ветру.
«Кто горит? Ибрагимов, Зенкевич, Вулых?.. Почему, разорви их, молчат артиллеристы?..»
— Иван Гаврилович, — обернулся он к тревожно следящему за боем с крыла броневичка Шелунцову, — поворачивай по этой впадине к вершине балки. Туда, верно, машины Ибрагимова отходить будут. Куда ж еще? Только посматривай! По ходу слева, в поселке Восьмое марта, вроде б немцы.
— Тогда несдобровать: встретят «хлебом-солью», — хлопнул тот дверцей.
Две тридцатьчетверки под острым углом постепенно сближались с броневичком. Башни повернуты назад, в открытых люках торчат головы командиров машин. В прыгающий в руках бинокль Кочергин торопился рассмотреть лица, но никто не обернулся, неотрывно провожая глазами немецкие танки и бронетранспортеры. Те, не опасаясь больше фланговых атак, удаляясь, разворачивались на север, в сторону дымных туч над Верхне-Кумским. Оттуда по-прежнему доносилась канонада, так же как далекое эхо боя в пойме Аксая. Кочергин оглянулся на сигнал «виллиса». Броневичок притормозил. Бережнов привстал с переднего сиденья, вглядываясь в приближавшиеся танки. За его спиной раскачивалось длинное «удилище» антенны танковой рации.
— Машины Ибрагимова нет, товарищ комполка! — понимая нелепость информации об очевидном, выкрикнул Кочергин.
— Куда это они отправились? — обронил Бережнов. — К балочке их заверну, пусть до времени из укрытия постреляют. Автоматчиков бы раздобыть, Кочергин… Нет, постой! Тебе другое задание. Проскочишь меж поселками в расположение пятьдесят девятой бригады. Она наступает на Верхне-Кумский с той стороны, от Мышковы, по дороге из Черноморова. Свяжись там со штабом двадцатого танкового полка — командир в курсе, — и совместно с их офицером разведай, не просочились ли немцы в сторону Дона, за поселок Восьмое марта…
«За балку Киберева, значит… там до Верхне-Рубежного кусочек придонской степи о-го-го!» — представил знакомую по разведке с Бородкиным местность лейтенант.
— Доложишь результаты разведки лично командиру бригады: он за Верхне-Кумским, в Горькой балке… карты у него получишь. В случае скажи, по немецким воевать отказываюсь! С богом!.. Да, Кочергин! — крикнул он вслед. — Все танкоопасные направления пристреляны и подвергаются огневым налетам. Это стыки и фланги частей! Не подвернись, посматривай! — едва расслышал лейтенант.
Открыв дверь землянки командира бригады, Кочергин отрапортовал в темноту. Автоматчик часто дышал ему в затылок. Карапетян шагнул навстречу, в полосу света.
— А, лейтенант… Кочергин! Так, кажется? Ну входите, что же вы? И ближе к делу. Знаю, зачем здесь… Задание на разведку Бережнову я радировал. Связь ни к черту, — сердито оглянулся он на старшего сержанта, возившегося у рации.
Шею подполковника окутывал толстый шарф, из-под надвинутой на лоб ушанки торчал крупный нос, под которым щетинились неподстриженные усы. Небритые щеки почернели. Глаза быстро привыкли к темноте. В землянке, наспех вырытой в одном из восточных ответвлений балки, кроме командира бригады, были его ординарец и радист. Провожатый Кочергина топтался у входа, не решаясь войти. Он то и дело заглядывал внутрь, застя свет в узком проеме двери: автоматчику хотелось погреться, хотя в землянке Кочергину показалось не теплее, чем снаружи, только что не дуло.
— Ну давай, давай сюда, не затыкай дверь, и так темно! — прикрикнул на него Карапетян. — Посидишь у телефона и позовешь, случись что, а ординарец со мной пойдет. Выйдем, лейтенант, на воздух. Не могу долго без света, не привык! Наверху доложишь.
— В обследованном районе придонской степи, — начал Кочергин, поднимаясь по склону рядом с подполковником, — противник не обнаружен. В приречных населенных пунктах, на большаке по левому берегу Дона и в прибрежном лесу его тоже нет. Из леса в район дислокации нашей шестидесятой бригады следуют… подкрепления.
— Подкрепления? — заметив паузу, хитро улыбнулся Карапетян.
— Да. Подразделения, в основном стрелковые, обозы, полевые кухни… Небольших групп за два с лишним часа — мы прикинули — в общей сложности не больше батальона набралось.
— Э! Не оттуда, не оттуда, лейтенант, идут настоящие подкрепления. — Поднявшись на склон, повел рукой подполковник на северо-восток. — Отдельный стрелковый полк к нам прибыл. И еще какой. Сибиряки! Там грузин командир, замечательный солдат! У тебя все?
— Мост в низовьях Аксая по-прежнему охраняется отделением автоматчиков и тремя расчетами бронебойных ружей. Начальник охраны сообщил, что противник не появлялся…
— Так… А как действует Бережнов на Аксае? Почему немцы подбрасывают подкрепления в Кумский?
— Двадцать первый полк с рассвета поддерживал действия за рекой и пытался помешать движению немецких танков от переправ к поселку. Но сил для того и другого недостаточно…
— Недостаточно? А зачем я Бережнову батальон дал? Каждый должен драться за двоих, за троих! Сил им недостаточно, видите ли!
«Скажите лучше, роту, комбриг, дали, а не батальон!» — покосился на Карапетяна Кочергин. — Мало
