Двое стражников поднялись по ступеням, судя по всему, направляясь туда же. Первый, что добрался до двери, сжал дверную ручку…
Из комнаты,
Лучник уже держал наготове свой лук и был готов стрелять, но он хорошо помнил, как ему не удались его прежние попытки. Произведя быстрый расчёт, отточенный поправками на ветер и внезапным поведением животных, он наконец выпустил стрелу.
По всей логике, стрела должна была улететь далеко за мишень, но она, как и надеялся Ахилий, отклонилась прямо на неё. Он был уверен, что какое-то заклинание было наброшено на его оружие, хотя и не мог сказать, когда это случилось. Кроме него к нему прикасались только Ульдиссиан и Мастер Этон….
Стрела вонзилась прямо туда, куда он хотел. Морлу завыл и стал доставать стрелу из глазной впадины.
К тому времени у Ахилия уже была готова вторая стрела. Он выстрелил немедленно и с мрачным удовольствием наблюдал, как вторая стрела пронзает другую глазницу.
Бронированное чудище свалилось на колени. Рука, достававшая первую стрелу, свободно повисла, ладонь ударилась об пол. За ней последовала вторая рука, сжимавшая окровавленный топор. Но морлу ещё не был полностью побеждён.
Подбежав к адскому воину, Ахилий схватил топор. Морлу слабо потянулся за ним. Охотник увернулся, а затем, перекинув лук через плечо, высоко поднял топор.
Спустя миг он дал ему опуститься на шею морлу, начисто отрубая голову. Только тогда тело упало вперёд.
Держа топор наготове, Ахилий посмотрел на дверь в комнату Ульдиссиана. К его ужасу, Серентия с острым отломанным куском перил в одной руке уже стояла там, и Мендельн сразу позади неё.
— Я же сказал вам стоять…
Не обращая внимания на его предупреждение, она распахнула дверь. Ахилий прыгнул к ней, боясь за её жизнь.
Когда они вошли, они увидели Ульдиссиана и очередного морлу, схвативших друг друга за горло. Серентия ахнула и забежала за спину морлу. Ахилий думал, что она попытается стукнуть его куском дерева, но вместо этого она направила острый конец ему в затылок.
По-хорошему, деревяшка должна была переломиться, не нанеся никакого вреда или, самое большее, нанести неглубокую рану. Но, когда Серентия вложила в движение всю свою силу, наконечник вспыхнул белым… И вошёл в плоть морлу с удивительной лёгкостью.
Противник Ульдиссиана закашлялся. Вырвавшись из захвата, морлу попытался освободиться от куска перил. Он упал на колени, отчаянно сжимая дерево.
Серентия ступила назад, судя по всему, овеянная благоговейным ужасом от того, что сделала. Ульдиссиан же просто наклонился над морлу и схватил дерево. Мощным усилием он повернул его так, что чуть не оторвал голову.
Морлу упал.
— Голова… В голове всё дело, — объявил Ульдиссиан. — В голове, — он поднял глаза. — Лилия! Она с тобой?
— Нет! — быстро ответила Серентия.
— Одно из этих существ искало её, — прибавил Ахилий. — Да только не нашло.
— Я не понимаю, разве что… — он миновал их и сорвался на крик. — Должно быть, она пошла искать меня! Должно быть, она пошла в кабинет… Где я оставил Малика!
Мендельн не пошёл за братом и остальными, когда те бросились выручать благородную деву. Не то чтобы он не хотел помочь, но что-то заставило его остановиться и посмотреть ещё раз на морлу — того, что был только что убит, и другого в коридоре. Когда он подходил к ближайшему из них, плохое предчувствие росло в нём. Он почти чувствовал, что, несмотря на внешний вид, какие-то искры оживления — не жизни — ещё оставались в омерзительном трупе.
Сам не зная, зачем, он приложил ладонь к его спине. В его голове возникли символы. На этот раз Мендельн, пусть неотчётливо, но знал, что они означают, и, как и раньше, их произношение было для него очевидным.
Когда он произнёс слова, он почувствовал, как холод исходит из приложенной руки. Тусклое свечение, словно свет луны, осветило участок под его ладонью.
Тело морлу задрожало, будто он снова намеревался встать. Мендельн собрал все силы, чтобы не броситься прочь. Что-то внутри подсказывало ему, что, если он это сделает, может произойти катастрофа.
Труп морлу неистово трясся. Затем чёрное облако размером не больше яблока поднялось от тела. Короткое время оно парило в воздухе, а затем вошло в его ладонь… Где сразу и рассеялось.
Морлу снова затих. Труп как будто бы сдулся. Мендельн больше ничего не чувствовал.
Он отправился ко второму морлу в коридоре и проделал тот же ритуал. Оглядываясь через плечо, Мендельн узрел самого первого, с которым сошлись они с Ахилием. Он до сих пор не мог припомнить, как он поднялся с постели и отправился в коридор и почему морлу пал пред его ногами. Мендельн знал только, что для этого морлу он уже произнёс слова, и потому в ритуале не было необходимости.
Любопытное дело, Мендельн вдруг вспомнил, что, когда он разделывался с этим существом, он чувствовал себя не одиноким. Он мог поклясться, что позади него кто-то стоял, кто-то, кто первым прошептал нужные слова, — как раз вовремя.
«Но кто это был? — спросил Мендельн сам себя. — Кто?»
Но тут он вспомнил, что поблизости ещё могут быть воины в шлемах, как бодрствующие, так и кажущиеся мёртвыми. Как бы то ни было, Мендельн знал, что он должен увидеть каждого из них и позаботиться о том, чтобы ритуал был совершён. Только тогда он будет уверен, что никто из них не поднимется вновь…
Содрогаясь при этой мысли, брат Ульдиссиана поспешил прочь один.
Это должен быть кабинет. Откуда-то Ульдиссиан знал, что Лилия ушла туда. Она вошла бы туда без колебаний, уверенная, что внутри её любимый и мастер Этон обсуждают свои дела.
Там её взял бы Малик и использовал бы как рычаг против сына Диомеда. Он знал, что Ульдиссиан сделает всё, чтобы уберечь её от вреда.
Кровь внезапно вскипела в жилах Ульдиссиана. Но если ей
Дверь в кабинет была заперта. Это казалось странным, если учесть, как домашняя прислуга и стражники обегали всё здание, пытаясь уразуметь, что произошло. То, что никто из них не заглянул в кабинет в поисках своего нанимателя, дурно пахло, ибо походило на происки священника.
С растущим беспокойством Ульдиссиан бросился к входу.
Дверь распахнулась настежь, ударившись о стену с такой силой, что слетела с петель. Ульдиссиан приземлился на пол, немедленно вскакивая на ноги и пытаясь сообразить, что? перед ним.
—
Но он запнулся, усваивая то, что видел перед собой. В центре кабинета был ещё один морлу, его голова была полностью отделена от тела, а на груди была видна тёмная выжженная область. Голова, всё ещё в бараньем шлеме, как будто бы гневно смотрела на потолок.
Это сцена, впрочем, была ничем по сравнению со зрелищем, что пролегало дальше. Это был ещё один труп с полностью содранной кожей, кровь хлестала из тысяч разорванных вен. Тело было высоким, крепко сложенным — как можно было судить по повреждённым мускулам и сухожилиям — и всё ещё каким- то образом одетым, несмотря на содранную кожу.
Это было тело Малика, высшего жреца ордена Мефиса.