новоприбывший по мере необходимости приспосабливался к любым изменениям.
Мендельн отсчитывал шаги. Двадцать. Пятьдесят. Сотня…
Именно на этом счёте фигура, которую он ожидал увидеть, появилась возле дерева, словно по волшебству… Собственно, очень вероятно, что так он и было.
— Всегда… Вовремя… Мендельн… — столь знакомый голос обладал теперь шероховатым призвуком, словно собеседнику приходилось постоянно что-то выталкивать из своего горла.
Мендельн подозревал, что выталкивать приходилось
— Я же обещал, что встречу тебя в условленное время… Ахилий.
Короткая, резкая усмешка вырвалась у наполовину скрытой фигуры. Лучник сделал шаг вперёд.
У Мендельна не вырвалось вздохов изумления, их хватило и в первый раз, когда он столкнулся с мертвецом. В конце концов, перед ним стоял его добрый друг, пусть даже и со сквозной дырой в своём горле, края которой были покрыты запёкшейся кровью и грязью. Брат Ульдиссиана даже не задавался вопросом, как светловолосому охотнику удаётся говорить с такой ужасной дырой. Ахилий сейчас существовал благодаря некоей силе за пределами понимания смертных, силе, без сомнения, достаточно могущественной, чтобы даровать голос трупу, которого она оживила.
Но такое определение с натяжкой подходило Ахилию, внезапно решил Мендельн. Ахилий не был ни волочащим ноги вурдалаком, ни злобным существом вроде морлу. Искра, которая составляла суть лучника, и в самом деле по-прежнему пребывала в останках; в том не было сомнений. Да, кожа была такой же бледной, как белки глаз Ахилия, — которые были теперь
Вместо того чтобы дать лучнику продолжить свою тщетную работу, облачённый в чёрное собеседник подошёл к нему и схватил запачканную ладонь. Он пожимал её так, словно они всё ещё находились дома и ничего у них не происходило. И никто не умирал.
На лице Ахилия промелькнула тень улыбки. Даже в теперешнем положении он был красивым мужчиной, грациозным, как добыча, за которой он так успешно охотился… До встречи с Люционом. Мендельн всегда завидовал внешнему виду светловолосого охотника, хотя тот никогда не кичился им. Иронией судьбы было, что он, который мог иметь столь многих женщин, желал только одну единственную, которая не отвечала ему взаимностью… Почти до самой гибели.
— Храбрее, чем… Ты был… Раньше.
— Ты же мой друг.
— Я такой же мёртвый, как вот эти три местных обитателя, которых я поймал, — Ахилий вытащил сзади три тельца созданий размером с кошек и явно родственных им. Он разложил добычу перед Мендельном.
Эта сцена одновременно поразила и огорчила брата Ульдиссиана. Даже в том состоянии, в котором находился, Ахилий не мог удержаться от своего призвания. Быть может, подумал брат Ульдиссиана, он делал это затем, что это позволяло ему разыгрывать свою былую жизнь, создавало впечатление, что тех ужасных событий не происходило.
— И как я объясню этот богатый улов, когда вернусь? — слегка пошутил Мендельн. — Все знают, какой из меня охотник. Если мне удаётся поймать гриб, при всей его сообразительности и быстроте, это уже можно считать большой удачей.
Ахилий скорчил гримасу.
— Я… Думал… Что… Но… Я всё равно охотился…
Он снова попытался очиститься от грязи. Однако даже в темноте Мендельн мог разглядеть, что грязь свисала у лучника со штанов, ботинок, рубахи… Похоже, её количество почти мгновенно восстанавливалось за счёт грязи, буквально из ничего формирующейся на самом теле Ахилия.
— Я говорил с Ульдиссианом, — наконец вмешался Мендельн, одновременно чтобы прервать его тщетные попытки и перевести в разговор на важные темы. Это был не тот разговор, который он задумывал изначально, но он чувствовал, что ничего важнее сейчас нет, — и принял решение. Настало время сообщить ему о твоём присутствии. Я приведу его сюда, и…
— Нет.
Мендельн ожидал отпора, но, хотя он и уважал жуткое положение своего друга, он понимал, что избежать этого нельзя.
— Ульдиссиан — твой друг, как и я. Он с пониманием воспримет то, что случилось с тобой…
Лицо лучника посуровело, белые глаза опасно сузились.
— Нет… Мендельн… Так быть… Не должно… Больше… Не говори…
От интонации, с которой говорил Ахилий, у Мендельна волосы поднялись на затылке. Несмотря на это, он продолжал упорствовать:
— Я больше не буду таить этого от него… Или Серентии, раз уж на то пошло! По меньшей мере…
— По меньшей мере, — повторил другой голос за ним, — это действие может привести к величайшей катастрофе…
Мендельн развернулся. Он знал этот голос. В конце концов, он столько преследовал его…
Высокая фигура была одета в тёмный плащ с капюшоном, обрамляющим лицо, почти такое же бледное, как у Ахилия. На первый взгляд, в остальном он выглядел, как обычный человек… Не считая того, что черты, пусть и угловатые, были невозможно идеальными.
—
Новоприбывший кивнул.
— Да, нам случилось узнать друг друга довольно неплохо, сын Диомеда… И потому я приношу извинения за то, что я должен сделать. К несчастью, ты не оставляешь мне выбора.
— Что ты такое несёшь? — Мендельн попятился от фигуры и натолкнулся на Ахилия. Грязные пальцы схватили его руки, сжимая его смертельной хваткой, в буквальном смысле. — Повторяю! Кто ты такой? Кто?
— Упрямый дурак, вот кто я такой, — ответил тот, поморщившись. Он протянул к Мендельну руку.
В ней был кинжал… Кинжал, который, на взгляд Мендельна, был изготовлен не из металла, но скорее из чего-то, похожего на слоновую кость.
Его мучитель произнёс три коротких слова, и, хотя Мендельн не понял его, он, конечно же, узнал язык. Он то и дело всплывал у него в голове.
Кинжал ярко сверкнул, ещё лучше осветив лицо под капюшоном. Оно было таким, каким Мендельн всегда видел его в своих видениях, разве что теперь он увидел, насколько
— Что же до имени, матерью я был назван по-другому, но теперь я известен как…
— Идти? Куда…
Но прежде, чем брат Ульдиссиана успел закончить, он и создание по имени Ратма исчезли.
Остался один Ахилий — он знал, что так будет. Он взглянул на свои пустые ладони, пустые от человека, которого они держали, но не от инфернальной грязи.
— Извини… Мендельн… — в конце концов пробормотал он пустым джунглям. С некоторой неохотой он снова поднял свою добычу. — Так… Было… Нужно…
Внезапно издалека донёсся звук, который заставил его посмотреть в сторону лагеря. Двигаясь в полной тишине, Ахилий растворился в темноте. Нельзя было, чтобы кто-нибудь видел его, особенно Ульдиссиан, который, наверное, и приближался теперь.
И даже меньше, чем своему старому другу, он желал дать понять
Ульдиссиан вдруг остановился, зная, что что-то не так. Он отправился на поиски своего обрата,