— Прибереги… Свои… Жалкие… Обольщения, — ответил Ахилий, поднимая лук. — Если я… Не могу… Освободить её одним путём… Я освобожу её… Другим… Она бы… Хотела этого…
— И когда она тоже умрёт, у тебя будет шанс снова заполучить её! Как ужасно и восхитительно одновременно! — она вытянулась так, чтобы он мог без труда попасть ей грудь. — Ну что, стреляй!
Но Ахилий не клюнул на её уловку.
— Когда я… Буду готов, ведьма… Сначала… Я ещё хочу… Чтобы она… Вернулась к нам…
Видя, что всё внимание Лилит обращено на ходячий труп, Ульдиссиан подготовил собственную атаку. Но Ахилий покачал головой.
— Нет… Не твоё это… Дело…
Было что-то в хриплом голосе, что заставило Ульдиссиана послушаться. Он наблюдал, как лучник опускает лук.
— Серентия… — пробормотал Ахилий. — Серентия… Пожалуйста, проснись…
Лилит стояла, словно замороженная. Ульдиссиан подумал, что она замышляет очередную хитрость, но затем ладони демонессы схватили её за горло, словно она хотела задушить сама себя.
Она закричала. Она кричала так громко и такая боль звучала в этом крике, что сын Диомеда совсем не удивился бы, если бы остальные мертвецы в комнате восстали, чтобы присоединиться к Ахилию. Лилит кричала не останавливаясь, самое здание тряслось от её усилий.
А затем… Затем… Что-то чудовищное показалось из её поднятого кверху рта. Первоначально они выглядели как клубок маленьких змей, но в конце концов Ульдиссиан узнал в них
Лицо Серентии исказилось, её рот стал в два, а затем в три раза шире головы. Ладони раздвигали его всё больше, больше… И только тогда стало ясно, что крик испускает то, что вылезает, а не девушка перед ними.
Боясь за дочь торговца, Ульдиссиан подался вперёд, но лучник снова остановил его:
— Не надо… Не останавливай это… Если мы хотим… Чтобы осталась какая-то надежда… Для Серентии…
Если бы это был кто-нибудь другой — нет, даже если бы это даже был
Безобразный ряд красных перьев появился из чудовищной утробы Серентии. Они протискивались вверх. Вверх…
И одним ужасным рывком демонесса Лилит целиком вырвалась изо рта темноволосой девушки.
По-прежнему крича — но скорее от гнева, нежели от боли, — покрытая зелёной чешуёй серена несколько раз облетела комнату. Внизу Серентия, снова нормальная, опасно пошатывалась.
— Дураки! — возопила Лилит, внезапно налетая. — Безмозглые, смертные дураки! Думаете, это значит
С этими словами демон полетела к потолку и исчезла как раз в тот миг, когда должна была врезаться на него.
Ни Ульдиссиан, ни Ахилий не осмелились посмотреть, был ли это очередной трюк, потому что Лилит по крайней мере сказала правду, когда предупредила их о Серентии. Почти такая же бледная, как лучник, Серентия испустила лёгкий вздох и повалилась.
Ульдиссиан намеревался использовать свои способности, чтобы не дать ей ушибиться головой о камень, но Ахилию как-то удалось двигаться даже быстрее. Грязные руки поймали Серентию в каких-нибудь дюймах от падения. Лучник уложил её с такой осторожностью, словно она была из хрупкого стекла.
Серентия выдохнула… И её глаза, дрожа, раскрылись. Она взирала на своего спасителя, который, на взгляд Ульдиссиана, сам готов был сквозь землю провалиться, но не показываться ей на глаза. Лучник быстро приложил одну ладонь к горлу в тщетной попытке прикрыть жуткое зрелище.
— А-Ахилий… — промямлила она. — Ахилий… — рот начал растягиваться в улыбке, но прежде чем она стала широкой… Серентия потеряла сознание.
— Какое… Счастье… — пробормотал мертвец. Он отступил от неё и только тогда посмотрел на Ульдиссиана.
Сын Диомеда всё ещё не мог поверить в то, что видел.
— Ахилий…
— Лучше… Лучше присматривай… За ней… В следующий раз… Я могу не… Вернуться…
Лучник повернулся, чтобы сбежать, но Ульдиссиан схватил его за руку. Не обращая внимания на грязь и холод, который чувствовал, Ульдиссиан рявкнул:
— Ты не можешь уйти!
В ответ мертвец издал резкий смешок:
— И… Как я могу… Остаться?
Прежде чем Ульдиссиан успел ответить, снова по древнему зданию разнёсся крик. Оба посмотрели на вход… Где, незамеченная в жаре событий, собралась толпа напуганных эдиремов.
Толпа лицезрела свою госпожу, неподвижную, словно она была мертва, своего предводителя, вернувшегося из мёртвых… И человека, который, как знали партанцы в группе, был убит демоном.
Глава шестнадцатая
Никогда прежде Мендельн не стоял на вершине горы.
Ему ничуть не нравилось стоять здесь.
Ветер выл, и снег покрывал всё вокруг. Тем не менее, ничто, даже морозный воздух, сильно не докучало ему. Он подумал, что благодарить за это стоит Ратму, если только благодарность была тем чувством, которое следовало выражать за вытаскивание в безлюдное место для встречи с личностью, самое имя которой наводило ужас на брата Ульдиссиана.
— И какую помощь я могу оказать при встрече с ангелом? — спросил он уже не в первый раз. Мендельну приходилось повышать голос, чтобы его было слышно при таком ветре.
— Такую, какую сможешь предложить, — последовал ответ Ратмы, который был дан и на предыдущие вопросы.
Мендельн плотно сплёл на груди руки — чисто по привычке, не от холода.
— Где мы?
— Недалеко от места, куда я привёл твоего брата. Неподалёку от Камня Мира.
То немалое, что Мендельн слышал об этом «Камне Мира», наполняло его новым благоговением и ни в коем случае не неуверенностью. Чтобы создать такую вещь, ангелам и демонам, должно быть, понадобилось задействовать невероятно сильные магию и энергию.
Он хотел задать Ратме ещё один вопрос, но древний нефалем поднятием руки остановил его.
— Мой отец на подходе. Будь осторожен.
Предупреждать Мендельна было лишним. Как он ещё мог отреагировать на прибытие рассерженного ангела, кроме как осторожностью?
Но внезапно налетел порыв ветра, такой яростный, что чуть не сдул Мендельна с места, где он стоял. Перспектива упасть с горы не улыбалась ему, что бы ни порассказали ему дракон и его спутник о различных состояниях бытия. В настоящий момент Мендельн всё ещё слишком предпочитал стадию «жизни», чтобы так вдруг от неё отказаться.
Снегопад тоже усилился. Вокруг них бушевала буря. Ратма достал свой кинжал и пробормотал что-то, но буря не стихла.
Затем бьющий по ушам громовой раскат потряс их ещё больше, громовой раскат, за которым немедленно последовала тишина. Если бы Мендельн не слышал своё собственное дыхание, он бы подумал, что оглох.
