Фрейнард пожал плечами:
— Под плащом у Д'Рэка. Просто повезло. Это куда лучше, чем тот кинжал, что у меня был.
— А у тебя хватит сил им воспользоваться?
— Хотите проверить? — хитро улыбнулся Фрейнард.
— Судя по твоему лицу, пожалуй, нет.
Раздался раскат грома. К вою ветра они уже привыкли, но это было что-то новенькое. Этот звук был не похож на обычную грозу: он длился, казалось, целую вечность.
— Грифон! — прошептала Тройя. Моргис энергично кивнул:
— Ты права. Боюсь, как бы не было поздно…
— Нет! — выкрикнула она. — Не верю!
— Верим мы или не верим — неважно; бежим к нему на помощь. Возражений нет?
Возражений не было. Были только опасения, но все трое предпочли держать их при себе.
Гром гремел оглушительно; толстый потолок над головой у Грифона не ослаблял, а только усиливал грохот. Птицелев упал на одно колено и зажал уши. Глумливый смех Разрушителя сливался с громовыми раскатами. Наконец гром утих, и смех оборвался. Кровавые глаза прожигали Грифона насквозь:
Я призову все стихии, и каждая из них поразит тебя. Но ты не умрешь. Ты навеки останешься здесь, среди этих костей, и будешь корчиться в страшных муках! Ты будешь молить о смерти — но мне неведомо милосердие.
Кровь стучала в висках птицельва, в горле у него пересохло — но он не поддался страху и не утратил способности мыслить здраво. Разрушитель запугивает его, но не трогает. Почему? Может быть, бог арамитов просто забавляется с ним, как кошка с мышью?
Моли о пощаде, урод! Я, конечно, не пощажу тебя — зато повеселюсь на славу! Ну же, начинай! Вдруг тебе удастся нащупать какую-нибудь чувствительную струну в моей… в моей душе!
Разрушитель вновь расхохотался, но на этот раз его смех показался Грифону вымученным.
Птицелев заставил себя встать. Свой кинжал он выронил, но не слишком жалел об этом — глупо было думать, что с Разрушителем можно справиться силой оружия. Что же ему остается?
Ничего, урод!
Грифон почувствовал резкую, острую боль в груди. В первый момент он подумал, что Разрушитель наконец-то нанес ему первый удар. Но боль мгновенно прошла — и птицелев понял, что вызвало ее.
Твои страхи грозят тебя убить, а, старик? Поддайся им — умрешь быстрее! Помнишь, как это было? — лукаво спросил голос в его сознании. — Сейчас все как тогда?
Что «как тогда»? — взревел Разрушитель. — О чем ты думаешь?!
Воспоминания. Обрывки воспоминаний. Лоскутья памяти.
Грифон сунул руку за пазуху и достал свисток. Один. Крохотный. Последний. Когда-то их было три. Его наследство. Наследство Стража. Первый свисток собрал несметные стаи птиц, которые победили клан Черного Дракона. Второй вызвал Тройю. Для чего же предназначена третья и последняя часть его наследства?
Смерть — вот твое единственное наследство, Грифон! Поклонись мне! Покорись моей воле, пока я не превратил тебя в кусок протухшего мяса!
Разрушитель явно перестарался, пытаясь запугать Грифона. Выкрикивая угрозу за угрозой, безумный бог не сумел скрыть собственный страх.
Грифон решительно поднес свисток к клюву. Человеческий рот, конечно, был бы удобней, но сейчас это не имело значения. Подуть. Просто легонько подуть.
Стой!
Грифон почувствовал, что Разрушитель отшатнулся от него. Кровавые глаза горели теперь не только злобой, но и страхом.
Птицелев подул в свисток…
Разрушитель зарычал — и вдруг взвизгнул, точно щенок, которому отдавили лапу.
Ослепительный свет внезапно озарил подземелье, и в одной из стен возник портал — Ворота.
Как и прежде, Ворота были выше самого зала. Они выглядели по-новому: ржавчина исчезла, петли укрепились, черные стражи двигались бодро и уверенно…
Огромные створки разом распахнулись — и в подвал вошли шестеро.
Это были нелюди.
Безликие.
Народ Грифона.
Птицелев всегда надеялся, что память вернется к нему сразу и целиком. Однако этого не случилось — часть воспоминаний по-прежнему ускользала от него.
Одно Грифон знал наверняка: он был одним из них. Как и они, он веками ходил по земле, помогая, выручая, исправляя — но не становясь ни на чью сторону.
До тех пор, пока Разрушитель не замахнулся на немыслимое.
Грифон поглядел на съежившуюся темную массу. Безумный божок не сдавался:
Я делаю все, что хочу! Я выиграл, слышишь? Я победил! Это я устанавливаю правила! Я и только я!
— Так это ты создал меня?! — Грифон в изумлении шагнул вперед. Разрушитель попятился и глубже забился в тоннель. Безликие стояли неподвижно, но уже само их присутствие наполняло Грифона силой. Теперь он понимал, почему они, вопреки своим правилам, помогали ему больше, чем кому бы то ни было. Он был одним из них — в этом не оставалось сомнений.
Но это было еще не все. Разрушитель превратил одного из безликих в пародию на страшного зверя, и это ужасное деяние всколыхнуло могущественные силы. Волчий бог нарушил Закон, гласивший: «Есть те, кого трогать нельзя». Разрушитель знал, что кара неминуема, но отмахнулся от этого знания.
Грифон протянул руку:
— Я не боюсь тебя. Ты надо мной не властен. Потому ты и боишься меня больше, чем остальных Стражей. Ты бессилен погубить меня и поэтому вынужден действовать через других. Вот зачем ты соблазнил Шейдерола. Ты знал, кто я, хотя этого не знали даже Повелители Стражи!
Ложь! Я сохранил тебе жизнь, потому что я великодушен! Вот! Смотри! Я дарую тебе свободу!
Птицелев спокойно огляделся по сторонам. Он больше не боялся Разрушителя. Волчий божок не мог навредить ему. Разрушитель лишился изрядной части своего могущества — возможно, в тот самый день, когда посадил под замок другое божество.
— Ты держишь взаперти соперника, верно? Покровителя Земель Мечты? Вот почему они так долго держатся!
Тьма, носившая имя Разрушителя, исчезла, растворившись в душераздирающем вое. Даже зловоние бесследно рассеялось. Иллюзии порой бывают очень стойкими, а могущество Разрушителя было не таким уж иллюзорным. Он действительно обладал некоторой властью над мертвецами, но не это было главным его оружием. Прежде всего Разрушитель повелевал страхом — и этот страх создал целую Империю.
Грифон обернулся к своим собратьям — и непостижимым образом понял, что их охватила печаль. Он не знал почему, и боялся, что никогда не узнает этого…
Я могу кое-что объяснить… Если ты освободишь меня, старик.
Точно по команде, безликие один за другим скрылись в Воротах. Они не обернулись на прощанье — и Грифон понял, что они покидают его навсегда. Они изменили своим правилам, чтобы помочь ему, чувствуя, что он заслужил это, — но остальное зависело только от него самого.
Это верно. Даже я не знаю наверняка, что они думают.
— Кто ты? — спросил Грифон, глядя на исчезающие Ворота. — Ты — бог?
На твоем языке, пожалуй, да. Точнее сказать, я — один из великих, хотя тот, кто называет себя Разрушителем, отказывает нам в этом звании.
— А где ты?
Ты еще не решил, освобождать ли меня? Чем мне доказать, что я говорю правду? Я помог тебе в Канисаргосе. Я бы сделал для тебя и больше, но побоялся вызвать его подозрения. (Я уязвим для него в гораздо большей степени, чем вы — те, кто мал. Я недооценил его — уж очень кротко он себя вел, когда вышел на волю.) А несколько секунд назад я опять спас тебе жизнь.
