Только он не сможет доказать этого магическим кланам. Он не сможет доказать этого даже принцу Эхмаду, который, может, и поверит ему на слово.
Его внимание возвратилось к окну. Свет, который так докучал ему раньше, был на месте, хотя и гораздо тусклее. Теперь он точно знал, что? это было и где оно находилось. В конце концов, комната Ульдиссиана выходила на север.
Север… Направление Собора Света.
Тело лежало перед Пророком в том виде, в каком было доставлено к нему при помощи заклинания. Гамюэль умер ещё до того, как успел принести извинение своему хозяину лично. Странное дело, но наёмник, ставший жрецом, ставший наёмным убийцей, не был убит. То, что он претерпел, на самом деле было не только куда более сложным, но вообще тем, чего Инарий не мог припомнить за все столетия своего существования.
Гамюэль претерпел не свою смерть… Но смерть Ульдиссиана.
Каким бы невозможным это ни представлялось даже для ангела, Ульдиссиан, который должен был умереть от полученной раны, вместо этого передал смерть своему убийце. Он вбросил своё
Инарий нахмурился. Причиной тому служили в равной мере причина гибели Гамюэля и несостоятельность его слуги. Пешка Лилит осуществила немыслимое. Это означало, что Инарию понадобится изменить всю свою стратегию. Настало время положить конец опасности, которой он всегда полагал нефалемов, — или эдиремов, как они себя назвали.
С несвойственным ему проявлением гнева ангел махнул рукой в сторону тела.
Труп Гамюэля стал белым, как мрамор, после чего превратился в пепел и рассеялся, несмотря на отсутствие ветра.
Инарий повернулся на месте, его потерпевший поражение наёмник был уже позабыт.
Глава десятая
Они должны были добраться до стен Кеджана уже на следующий день, однако ни Серентия, ни другие эдиремы не могли почувствовать и тем более связаться с Ульдиссианом. Мендельн, который был связан с братом иными узами, считал, что смутно уловил присутствие Ульдиссиана, но этим дело и ограничивалось.
По этому тревожащему поводу у него была своя теория, и сосредотачивалась она на магических кланах. Они считали столицу своими владениями, и чем ближе Мендельн подходил к ней, тем сильнее он чувствовал насыщенность магической энергией, которая накапливалась на протяжении многих поколений. Повсюду были наложены заклинания, и наверняка многие из них были призваны не только защитить работу одного мага от другого, но также помешать пытливым очам Собора и Триединого разузнать слишком много. Насколько заклинатели преуспели в последнем, был спорный вопрос, но они явно сеяли смуту среди эдиремов. Многие страшились, что их предводителя либо взяли в плен, либо убили, и ни он, ни Серентия не могли доказать обратного.
Всё больше становилось ясным, что если эдиремы не узнают ничего обнадёживающего о судьбе Ульдиссиана, их армия нападёт на столицу, когда доберётся до ворот.
Мендельн не хотел думать о том, какое тогда начнётся кровопролитие. Пойманные между эдиремами и магами, невинные точно будут умирать сотнями.
Но он ничего не мог поделать, чтобы предотвратить это.
Ближайшие деревни снова пустели перед их приходом. Остовы, которые некогда служили домами, казались Мендельну мрачнее, чем кладбища, ибо они предназначались для того, чтобы вмещать жизнь. Всё это было неправильно…
Впереди попадались и солдаты, в большинстве своём они скрывались, занимаясь подготовкой к штурму, который, они думали, начнётся завтра. С таким количеством, которое, по ощущениям Мендельна, имелось впереди, они не смогли бы даже
Серентия пыталась поддерживать порядок в рядах эдиремов, но даже с поддержкой Сарона и Йонаса это становилось всё более трудным. Зная, что его присутствие окажется скорее пагубным, чем полезным, Мендельн в конце концов улизнул от толп и вошёл в ближайшую деревню. Он знал, что ему не стоит отделяться от остальных, но ему всегда было проще размышлять в одиночестве. Не то чтобы он был один: его всегда сопровождало несколько теней, в данном случае — несколько случайных умерших в районе столицы. Он уже допросил их и не выведал ничего ценного. Это были простые люди, которые пытались выжить усердным трудом.
Необеспокоенный наступлением ночи, Мендельн бродил от одного пустого дома к другому. Он мало что ещё делал, кроме как заглядывал в случайные окна. Не то чтобы ему было интересно, как живут местные, но ему не хватало своего собственного прошлого.
При этой мысли он печально улыбнулся. В Сераме Мендельн не единожды мечтал стать кем-то большим, чем фермер, много раз он желал путешествовать по экзотическим местам, отмеченным на картах и чертежах, которые мастер Сайрус давал ему изучить.
Он обо что-то запнулся. Предмет откатился от него на несколько ярдов. Со слабым любопытством Мендельн поднял его. Девичья кукла. У неё были тёмные волосы, она была окрашена в тёмно-коричневый цвет — без сомнения, чтобы походить на свою владелицу. Мендельн подумал о своей младшей сестре, которая давно умерла от эпидемии. С тех пор, как Мендельн обучился своим умениям, он несколько раз задумывался о том, можно ли призвать её дух. Но каждый раз идея незамедлительно сменялась отвращением. Она была мертва. Его родители были мертвы. Он хотел, чтобы они пребывали в покое.
Он не хотел, чтобы он узнали, кем стали он и Ульдиссиан.
Мендельн положил куклу назад в надежде, что, если как-то удастся избежать насилия, ребёнок и потерянная игрушка однажды воссоединятся. Однако, выпрямившись, Мендельн почувствовал, что он не один. Он взглянул в пространство между двумя пустыми домами… И увидел, что Ахилий, с луком в руках и стрелой, приложенной к тетиве, глядит в ответ на него.
Брат Ульдиссиана отреагировал инстинктивно. Он выхватил костяной кинжал со стремительностью, к которой, очевидно, был не готов даже восставший из мёртвых охотник. Мендельн пробормотал несколько слов, которым научил его Ратма.
Ахилий едва успел броситься в тень, как несколько залпов зубов-снарядов ударили место, где он стоял за миг до этого.
Мендельн ругнулся, после чего метнулся к ближайшему дому. Он послал призраков, сопровождающих его, в деревню выяснить местоположение Ахилия.
Но как только они ушли, этот вопрос лучник сам для него решил:
— Я… Не желаю… Зла… Мендельн, — прохрипел Ахилий как будто по другую сторону стены, к которой прислонился брат Ульдиссиана. — Выйди… И мы… Поговорим.
Перевернув кинжал, Мендельн прошептал очередное заклинание.
Не успел он закончить, как что-то просвистело мимо его уха. С разнёсшимся стуком оно ударило деревянный брус другой стены.
Стрела влетела в окно и прошла в нескольких футах от Мендельна. Брат Ульдиссиана припал к грязному полу и пополз к задней части здания. Одновременно он начал шептать новое заклинание.
Передняя стена — в том числе окно, через которое Ахилий послал стрелу, — взорвалась.
Позади взрыва раздались возгласы негодования и проклятья. В это самое время Мендельн бросился
