Белоснежка и семь апостолов

Венди

Про то, что каждый из магов сможет свой дар совершенствовать и учиться у других — это Димка правильно сказал. Мало того что сможет — должен. Без этого никак. Грош цена твоему дару, если ты ничему не учишься у товарищей. Хотя бы на уровне «средней школы». Я, к примеру, кое-что переняла у Отто. Правда, он пытался открыть у меня что-то вроде третьего глаза, а вышло, что я стала видеть некоторыми участками кожи. Отто, помнится, долго смеялся. У меня «зрячий» лоб и тыльная сторона правой ладони. И с закрытыми глазами я воспринимаю мир вполне четко. Не в цветах, правда, а… как бы получше выразиться… в степени плотности, что ли. Все становится слоистым, и я запросто могу определить, бетонная стена передо мной или живой человек. Или так: стена, а за ней — человек. У Отто все по-другому. Он видит только живые объекты: людей, животных, растения и даже крупные скопления микроорганизмов. Но если он окажется в безлюдном и стерильном помещении, он будет по-настоящему слеп.

Немного, как и все мы, я умею манипулировать предметами без участия рук. К сожалению, пока ничего тяжелее бутылки с шампанским поднять не получается. И остановить летящую пулю я наверняка тоже не смогу.

Странно, правда, что, кроме меня, никто из магов, которых я знаю, не может пробуждать. Мне нетрудно — чуть сложнее, чем заставить кошек водить хоровод. Надо только подловить момент, когда человек максимально откроется; и тогда — мгновенный импульс, толчок, невидимая глазу вспышка — и все. Что-то лопается, как старая шкура. Она тебе еще впору и будет впору еще какое-то время, но рано или поздно обновленное тело все равно из нее выберется. Когда — вопрос времени. Но это неизбежно. И механизм этой неизбежности могу запустить только я.

Многие вылезают из старой шкуры сами. Как я, как Отто, как Артем, как Чжао и многие до нас. Сначала, давным-давно, таких были единицы. Они остались в сказках и преданиях. Сейчас стали среди магов появляться такие, как я. Катализаторы. То есть это Отто уверен, что нас много, хотя пока я не знаю ни одного инициатора, кроме меня…

Наверное, мы тоже часть Плана. Божественного? Бесовского? Кто знает… Я боюсь думать об этом. Это слишком большие мысли для моей маленькой головы. Я только верю, что мое предназначение (единственное и неизбежное) — пробуждать. Исполнять волю той высшей сущности, что создала меня такой, какая я есть. Нас не учили быть магами.

Не было никакого Хогвартса. Нам никто не дал руководства, и, по сути, мы не знаем, все ли делаем правильно; как средневековые алхимики, что искали свой Абсолют и походя совершали открытие за открытием. Мы — эмпирики. Первопроходцы. Пионеры. Методом тыка мы отыскиваем закономерности, а кто-то после нас этими закономерностями воспользуется и продвинется дальше.

Это страшно — быть первым.

М-да, если Влад подкараулит меня за этими мыслями, снова будет язвить: «Венди включила пафос». Ничего. Вот научусь сканить чужие головы, тогда держись, телепат прыщавый… И не только у тебя, Владик, в голове пошарюсь, я и в Артемовы извилины влезу, чтобы хоть раз в жизни понять, что этим человеком движет. С остальными понятно, но Артем… Даже не знаю. Он вроде бы с нами: устраивает выступления, обеспечивает нам честные деньги, иногда даже снисходит до приятельской беседы — но в остальном… Словом, «страшно далеки они от народа», Артемы эти. Не верит он в новый порядок, не верит в нашу миссию, чую, что не верит, а все равно с нами. Странный.

И в мысли Отто загляну тоже. Хотя и знаю, что он всегда зашторен, даже когда говорит от сердца — а я чувствую, когда он так говорит, — и что-то прячет он глубоко внутри; знать бы что… Печально.

Елки-палки, а ведь я пьяна. Шампанское, коньяк этот трансмутированный… Эх, могла бы, попросила бы Артема враз превратить весь алкоголь у меня в крови в воду. Впрочем, нет. Сейчас рано. А вот завтра попрошу очистить меня от продуктов распада спирта. Вот унижусь и попрошу.

— Давайте уже о чем-нибудь другом поговорим, а? — пробормотала я, сжалившись над Артурчиковой подружкой. Маша вздрогнула. Тут до меня дошло, что вечеринка уже давно идет своим чередом, и только мы с Машей сидим и молчим, уставившись на блюдо с яблоками. Димка подстроил свою гитару, а Влад расчехлил свою — и душевно зазвучали в дымном нашем вагончике первые аккорды Nothing Else Matters. Затянул Влад, тотчас подхватил Димка, потом и мы с Артурчиком пристроились (он — пониже, я — повыше), и даже Чжао, трогательно прикрыв глаза, замяукал в своем углу.

Тихонько, не привлекая внимания, вошел Отто и примостился рядом с молчаливым Питом. Не сел рядом со мной. Лицо у него было будто бы совсем бесстрастное, но я ощутила, что он встревожен. Влад тоже как-то странно покосился в его сторону; видимо, Отто был в эту минуту не просто зашторен, а «агрессивно» зашторен, прочно, с запасом; не надо быть телепатом, чтобы это заметить. Нет, я не полезу с расспросами и ждать не буду, когда сам расскажет, что не дает ему покоя — знаю, не поделится. Как бы хорошо он к нам ни относился, как бы мы друг от друга ни зависели — все равно он считает нас желторотиками. И потому, возникни вдруг проблема, неважно, серьезная или нет, до последнего будет пытаться решить ее своими силами, а нас не вмешивать. Ну, может, с Артемом посоветуется — они как- никак старинные друзья и опять же возраст…

Вот, вспомнила про Артема и опять почувствовала — завожусь. Из-за Красноярска и просто так, потому что накипело. Ну разве так делается? Нас восемь человек, а решает все один. А потом еще обижается, ворчит, что я во все лезу.

Увы, Артем, я не могу притвориться, что мне все равно, кто будет планировать мою жизнь. Я родителям не позволяла собой помыкать, а ты мне даже не дядя. И не муж, слава богу.

Вначале мы еще сохраняли какую-то видимость демократии, но к концу прошлого сезона стало ясно, что у нас наклевывается абсолютная монархия. Для порядка, правда, регулярно устраиваем совещания и даже голосования, только вот волеизъявление рядовых граждан чаще всего игнорируется. «Старейшины» наши — Отто и Артем — проводят свой совет с глазу на глаз, затем Отто «включает» свою исключительную дипломатичность, подсвеченную обаянием, и деликатно объясняет нам, как следует правильно поступать для всеобщего блага. А Артем при этом хранит невозмутимую мину — ни дать ни взять великий вождь Суровый Бизон — и делает вид, что он тут совершенно ни при чем. Клоуны-эквилибристы-факиры, поколебавшись слегка, со всем соглашаются, а Белоснежка как всегда глупо хлопает накладными ресницами и недоумевает — куда же делась демократия?..

Со злости я проглотила еще рюмочку, и тут мне в одночасье полегчало. А что — Красноярск тоже вариант. И прав Артем, по дороге можно заняться любимым делом — выступать бесплатно в деревнях. Из стариков там мало кто просыпается, зато почти вся молодежь и дети — вмиг. Люди там более непосредственные, чем горожане, легче удивляются, работать с ними проще.

В самых маленьких деревушках можно показывать самые смелые трюки. Например, «Пьяную корову». Обожаю я этот номер.

Просим кого-нибудь одолжить на выступление свою животинку, обещаем клятвенно, что вреда никакого ей не будет; потом Чжао эту буренку на глазах у всех доит (я в это время держу ее, чтобы, не дай бог, не лягнула и не забодала парня), а Артем, неприметно стоя в сторонке, потихоньку превращает молоко в водку. Попсово, но эффектно. И все довольны. После этого нас, правда, частенько осаждают «жаждущие», каждый просит подоить его корову тоже. А некоторые приносят бутылки и ведра с молоком и робко интересуются: «А без коровы можно?..» Один раз, помнится, подошел к нам после очередной «Пьяной коровы» местный голова — то ли начальник фермы, то ли председатель колхоза — и говорит: «Ребята, ну признайтесь — вы же в молоко подсыпаете что-нибудь, а?» — и подмигивает так по-шпионски. «Нет, — говорим и делаем честные глаза, — исключительно ловкость рук и никакой химии»«. «А то, — молвит этот дядя, — я бы у вас эту «ловкость» купил или обменял, скажем, натри коровы». «Спасибо, — отвечаем, — не надо. Мы типа честные волшебники». А самим смешно! Ведь проводит нас деревня, помашет вслед платочками, а через неделю — глядь! — у того же дядьки эта ловкость откуда ни возьмись объявится.

Чжао не отказывается продемонстрировать свой коронный номер — «Восставший из гроба». На этот случай гроб у нас всегда с собой. Мы возим его в прицепе, вместе с маленьким шапито и остальными габаритными декорациями. Кондовый такой гроб, деревянный, с пунцовым бархатом внутри. Показываем его зрителям, даем потрогать, проверить все, потом на совесть заколачиваем в нем нашего китайского Копперфилда и закапываем в землю. Он оттуда благополучно выбирается (кто-нибудь наверху караулит его с простыней, потому что протаскивать через крышку гроба одежду Чжао пока не умеет), а потом мы