Давление внутри разума росло; его наполняло Нечто, такое могущественное и пугающее, что он не мог противиться влиянию, отдававшемуся в самых дальних уголках его существа.
Камбер утратил слух и понял, что зрение исчезло еще раньше, но не стал этого проверять — спасение своей плоти и бренной жизни сейчас немного значило.
Постепенно он перестал ощущать свое тело. Остался сгусток сознания, купающийся в прохладном, золотистом сиянии и устремленный к яркой сверкающей точке. Никогда многоопытный Дерини не переживал ничего подобного.
Камбер уже не боялся. Он окунулся в мир ликования и полного единения со всем, что было когда-то, есть сейчас и еще будет. Он парил, растянувшись радужной дугой, понимая, как мало значит для человеческого существа его земная жизнь. Вслед за смертью тела сущность освобождается от оболочки, развивается и растет. Впереди у нее — вечность.
Вспышкой серебряных искр перед Камбером рассыпалось все его прошлое, вся земная история; мелькнуло и исчезло.
Потом он увидел свое посвящение. Где-то внизу на светловолосую голову с густой проседью опускались освящающие руки. В движении соединялись легкость и неодолимая мощь.
Внезапно мелькнула мысль; все это игра воображения. Его практичный разум ухватился за нее, но сознание восстало, даже не дав этой мысли как следует оформиться.
Разве имело какое-нибудь значение — правда открылась ему, или чей-то вымысел завладел его мозгом? Мог ли смертный мечтать о счастье соприкосновения с Божественным во всем его величии. Особой милостью провидения избранные могли краем глаза на миг узреть Внеземное.
Теперь он переживал невероятную близость к силам, управляющим движением Вселенной, он — существо неправедное и слабое, человек и Дерини.
Арилан также испытывает мистическое просветление во время посвящения в сан, однако это происходит не в течение самого обряда, а лишь в ходе мессы, когда он полностью предается Божьей воле, принимая неизбежность своей гибели в том случае, если в вине содержится мераша. Лишь тогда Денис Арилан познает истинную силу веры.
Вино было сладким и крепким, мягче, чем ему запомнилось, и сразу же от желудка покатилось по всему позвоночнику, по рукам и ногам слабое покалывание, которое усилилось и неожиданно взорвалось в затылке звездной, горячей вспышкой любви и света — и это была не мераша.
Ему показалось, что свет осиял сосуды, стоявшие на алтаре, дарохранительницу на жертвеннике, потир де Нора и что та же энергия растеклась по жилам всех находившихся рядом. И Вениамина с Милвасом, стоявших на коленях возле него, озарил этот свет; и в дароносице, которую де Нор торжественно вручил ему через несколько минут, пульсировало сияние, словно то билось сердце самой вселенной, сияние, которое видел только он и которое озаряло и его руки.
Ему казалось, что он плывет, не касаясь земли, когда он встал и пошел навстречу брату и родне других новопосвященных, чтобы дать им причаститься. Нет, он не плыл, конечно, но чувствовал — ибо силы Дерини в нем не только не уменьшились, но явно окрепли, — что мог бы даже взлететь, если бы захотел.
И когда он, ставший наконец священником, дал впервые своему брату Святое Причастие и увидел на его лице удивленное и благоговейное выражение, которое запомнил на всю жизнь, радость его достигла своего предела.
В подтверждение того, что нечто потустороннее и впрямь коснулось Дениса Арилана в тот день, позднее он узнает, что на самом деле выпил мерашу. И то, что она на него не подействовала, может быть отнесено лишь на Божественное вмешательство.
Он подумал, что пережил нынче величайшее чудо из всех, какие только выпадали на долю человека, — и что жизнь свою он проведет в неустанном служении Тому, Кто пощадил его сегодня.
Но на самом ли деле Арилан пережил чудо? Если же происшедшее чудом не являлось, тогда нам нужно отыскать рациональное объяснение. Насколько нам известно, ни одному Дерини до или после Дениса Арилана не удалось сделать то, что сделал он в день посвящения в сан. Вправе ли мы утверждать, что ему удалось каким-то образом нейтрализовать мерашу в своем теле и трансмутировать ее в некую безвредную субстанцию? С точки зрения здравого смысла, очевидно, произошло именно это. Однако, даже в таком случае мы должны говорить о чуде, поскольку не можем объяснить, каким образом этого достиг Арилан, либо как мог Господь проделать подобную трансмутацию напрямую.
Впрочем, моменты духовного подъема не относятся исключительно к религиозной практике. Нам уже доводилось во вполне мирском окружении несколько раз стать свидетелями совершенно необычайного феномена в тот миг, когда некоторые люди уходили в мир иной.
В момент смерти Синхила уже после того, как он передал свое могущество сыновьям, Камбер пытается облегчить ему этот переход. В этот миг он совершенно открыт, и дает возможность Синхилу узнать свою истинную личность Камбера-Элистера, точно так же, как в свое время Синхил признался Элистеру, что до сих пор служит мессу, ибо в эти последние моменты между ними двоими не может быть никакой лжи и притворства.
Устало кивнув, Камбер закрыл глаза, остановил течение мыслей и открыл знакомую связь, которую часть его существа, бывшая теперь Элистером, установила с королем много лет назад.
Он почувствовал присутствие Синхила в себе, но это было совсем иное, нежели прежде.
А затем его мозг стал осознавать то, что он мог определить как звук, хотя это было совершенно иным — светом, эхом отдаленного перезвона множества маленьких колокольчиков, поющих невыразимо чарующую мелодию.
Небесная музыка, гадал Элистер, или, может быть, голоса небесных владык, или и то, и другое, либо ни то, ни другое
Закружился молочно-опаловый вихрь, затем пришло чувство раздвоения, и он стал видеть Синхила как бы снизу, хотя прекрасно сознавал, что его глаза по-прежнему закрыты.
Он видел, как следы прожитых лет исчезают с лица Синхила. Видел, как обостряется внутреннее зрение, сбрасывает покровы, открывая правду.
Король с трепетом обнаруживал в том, кто был для него Элистером Келленом и стоял рядом последние двенадцать лет, совсем другие черты.
— Камбер? — осторожно спросил он без страха, возмущения и злобы.
— И Элистер, — последовал смиренный ответ. И с этими словами Камбер открыл Синхилу всю историю, без утайки, — в неземном царстве, где они пребывали, невозможно было скрыть истину. По- видимому, прошло время, но нельзя сказать, сколько — тут и время было другим — и история была рассказана, Синхил смотрел с полным одобрением, потом поднялся и подал руку Камберу.
Можно утверждать, что Камбер находился в измененном состоянии сознания в тот миг, когда обнимает слабеющего короля и просит Джорема открыть врата в круге, чтобы выпустить душу Синхила. Внутренним зрением он видит, как обновленный и помолодевший Синхил словно поднимается из бренного тела и уходит прочь в сопровождении четырех Архангелов-хранителей. Столь четкая визуализация этих потусторонних Стражей не часто достигается даже для столь опытного Дерини, как Камбер, и мы не можем утверждать наверняка, распался ли купол круга в тот миг, когда Синхил прошел через врата из-за того, что Архангел протрубил в свой рог, или просто из-за резкой смены энергетических уровней, когда Синхил переходит в иное измерение.
