впереди. Сопла вместе пли врозь поворачиваются вокруг вертикальной оси; это позволяет всплывать и погружаться под любым углом, идти задним ходом. Помещенный на корме насос прокачивает воду сквозь гибкие пластиковые трубы, и, чтобы сделать поворот, водителю достаточно уменьшить ток воды в одной трубе. Повернув вперед любое сопло, можно заставить 'блюдце' вращаться. Ртутный балласт, который перекачивают с кормы на нос и наоборот, придает аппарату нужный наклон. Электроуправление сведено до минимума; вспомогательные механизмы управляются общим гидроприводом.
Силовая и гидравлическая системы размещены в наружном поясе и накрыты обтекателем из стеклопластика, который улучшает гидродинамические качества лодки и страхует ее от ударов. Впереди справа укреплена фотокамера Эджертона для глубинных съемок, синхронизированная с помещенной слева электронной вспышкой. Чтобы удобнее было менять кассеты, кинокамеру установили внутри и прорезали для нее окошко между двумя смотровыми иллюминаторами. Осветитель для киносъемок смонтирован снаружи на выдвижном гидравлическом поршне. Другая гидравлическая конечность, с угольником и двумя пальцами, захватывает и срезает образцы, которые затем прячет в 'баул' с пружинной крышкой.
У 'ныряющего блюдца' десять глаз. Три из них — монокулярные системы с полем зрения 180 градусов в куполе — позволяют видеть, что делается вверху. Впереди по одному иллюминатору для водителя и наблюдателя и два 'фотоглаза'. И наконец, три датчика эхолота направлены вверх, вниз и вперед; с их помощью водитель следит за тем, что недоступно его зрению. Водителя окружают приборы, контролирующие давление внутри кабины, давление масла, глубину, напряжение тока, запас кислорода в баллонах, процент углекислого газа в воздухе. На приборной доске находятся также экран эхолота, гирокомпас и кнопки съемочной аппаратуры, осветителей, магнитофона.
Автоматически поступающий кислород и поглотители углекислоты обеспечивают двух человек воздухом на двадцать четыре часа. Аварийные системы управляются вручную, чтобы они работали даже в том случае, если откажут все источники энергии. Ручные рычаги отделяют подвешенные под днищем две 55 -фунтовые чугунные чушки и 450-фунтовый аварийный груз. Между водителем и наблюдателем помещается двенадцатигаллонный бак для балласта, которым можно очень точно регулировать вес аппарата, добиваясь нулевой плавучести. Если аппарат чересчур легок, в бак подпускают воду.
Моллар торопился завершить оборудование 'ныряющего блюдца' к началу операции 'Подводная гора' — так мы назвали атлантическую экспедицию 'Калипсо' 1959 года. Он продолжал наладку НБ-2 уже на борту. Мы опускали в море приборы или занимались вычислениями в штурманской рубке, а в душном кормовом трюме четверо одержимых — Моллар, Лабан, Жак Ру и наш радиоинженер Бернар Марселей — день и ночь трудились около удивительного желтого пузыря с большими серебристыми глазами. Они еще не управились, когда мы пришли в Нью-Йорк на Международный океанографический конгресс.
Здесь калипсяне получили увольнение на берег. Подводный совет 'Эмпайр-стейт' выделил экскурсоводов, которые показывали 'Калипсо' американским любителям подводного спорта. Стоя позади группы экскурсантов, обступивших 'ныряющее блюдце', я вместе с ними слушал гида, офицера нью-йоркской полиции, описывавшего, как эта штука действует на глубине тысячи футов. Хоть бы он оказался прав! НБ-2 еще ни разу вообще не погружалось в воду…
Тревожное ожидание затянулось, мы заходили с визитами вежливости в различные порты США. В Вудс-Холле 'Калипсо' пришвартовалась рядом со знаменитым исследовательским судном 'Атлантис'. Переходя по его палубе на пристань, я сказал Сауту:
— На счету этого океанографического судна больше миль и станций, чем у любого другого. Нам еще много надо поработать, чтобы догнать рекордсмена.
В Вашингтоне мы были гостями Национального географического общества. Газеты на первых полосах поместили фотографию 'ныряющего блюдца', устроили шумиху вокруг аппарата, который еще по прошел испытания. Я чувствовал себя очень неловко, но винить некого — спрятать 'блюдце' было невозможно.
Завершив наконец программу визитов, мы пришли к пуэрториканскому шельфу. Волны изрыли поверхность моря, вода была мутная, но мы не могли больше ждать и, найдя относительно спокойное место у западной оконечности острова, провели первое испытание НБ-2. Осторожно-осторожно на пятнадцать минут опустили его на тросе на глубину восьмидесяти футов, чтобы проверить прочность корпуса, подачу кислорода, поглощение углекислого газа, работу приборов и силовой установки. Если что-нибудь приключится — глубина небольшая, Фалько и Моллар выйдут наверх, и мы без труда поднимем аппарат.
Все обошлось благополучно; Фалько и Моллар вышли из люка, сияя от восторга.
— Никогда не думал, что будет вот так, — сказал Моллар.
— Как? — спросил я.
— Я ведь впервые побывал под водой!
В следующий раз НБ-2 погрузилось на сто футов. Но Фалько и я еще не решались дать 'ныряющему блюдцу > полную волю. Из чистой перестраховки мы соединили его трехсоттридцатифутовым нейлоновым линем с плавающим на поверхности буйком. Программа предусматривала, что Фалько опустится почти на самый грунт, наладит пулевую плавучесть и немного походит, испытывая органы управления и силовую установку. Длительность погружения — сорок пять минут.
Калипсяне не сводили глаз с буйка. На исходе условленного срока он колыхнулся, но я отнес это за счет ветра и течения. Сорок пять минут — аппарат не показывается… Наши люди стали надевать ласты, проверять давление в баллонах аквалангов. Прошло еще несколько минут. Буек успокоился. Я мысленно отобрал людей для спасательного отряда и только хотел дать команду, как услышал с кормы возглас наблюдателя:
— Всплывает!
Один человек прыгнул в воду и закрепил подъемный трос. Мы извлекли НБ-2 из воды, уложили его в 'колыбель' на палубе и обступили аппарат, нетерпеливо ожидая, когда откроется люк.
— Великолепная штука! — восторженно крикнул Фалько, высунувшись наружу. — Управляется легко! Кружится!
Он передал мне магнитофон, и я подключил устный судовой журнал первого плавания 'ныряющего блюдца' к усилителю нашего радиоузла, чтобы все калипсяне могли послушать.
…Всхлипывают насосы, жужжат моторы, а вот и человеческие голоса. Немногословный обычно Моллар оказался на диво речистым, он бурно восхищался картинами, которые для Фалько успели стать обыденными. Альбер объяснял товарищу, что и как, время от времени диктуя в 'журнал':
— Перекачиваю ртуть вперед… Идем носом вниз… Перекачиваю ртуть на корму.
Его перебил голос Моллара:
— Гляди! Что ото за рыбы?
— Выровнялись, — продолжал 'запись' Фалько. — Реакция на перемещение ртутного балласта хорошая. Это обыкновенные каранги. Теперь идем в трех футах от дна, скорость — один узел. Эхолот работает хорошо. Прямо — высокие кораллы. Зажимаю правую струю, чтобы обойти препятствие…
— Лихой финт! — воскликнул Моллар. Опять голос Фалько.
— Ложусь на песчаный участок. Легко, словно перышко. Делаю полный оборот. Перекачиваю ртуть вперед.
Нос наклоняется. Песчаное дно в восемнадцати дюймах от иллюминаторов.
— Смотри, смотри! — кричит Моллар.
— Из песка высовываются маленькие головы, — сообщил Фалько. — Появляется серебристая рыбка, стоит торчком. Глядит на нас. Ишь ты, зарывается в грунт хвостом вперед! Исчезла. Опять показалась. Этот аппарат позволит нам подсмотреть такие повадки рыб, каких аквалангист никогда не увидит, — заключил Фалько.
НБ-2 пошло дальше.
— А это что за здоровенная рыбина? — допытывается Моллар.
— Групер… За ним! Он идет против течения. Мы тоже так умеем.
— Не хуже рыбы идем, — заметил Моллар. — А для чего ты построил аппарат? — спросил Фалько. — Рули чуть туговаты.
— Я знаю, в чем дело, — ответил инженер. — Ночью исправим.
— Мы стоим на месте, — сообщил Фалько.
— Сопла выбрасывают воду, мотор работает как надо, — возразил Моллар.
