часов.
Утром четвертого дня Фалько был на грани срыва. Когда связной доставил сверху завтрак, Альбер впервые за все годы, что мы его знаем, придрался. — Печенье раскрошилось! — крикнул он. Это было для нас так же неожиданно, как если бы Фалько вдруг ударил связного. Огорченный Гильбер сам спустился в 'Диоген', чтобы извиниться. На осунувшемся лице Альбера мелькнуло подобие улыбки, и он в свою очередь попросил кока простить ему несдержанность.
В этот день врачи подвергли участников опыта психотехническим тестам. Фалько и Весли сидели за металлическим столом возле 'Диогена' и складывали разноцветные кубики по чертежу, который им показывал Шуто. Эскулапы доложили, что оба успешно выполнили задания. Я сам проведал Альбера и Клода и сказал им, что вечерний обход врачей отменяется. Они заметно повеселели. Я вернулся на базу, чувствуя, что дело пошло на лад.
Радиоприемник 'Коншельфа-Один' уже не играл популярной музыки. Стопка детективных романов осталась нетронутой. Первые дни друзья еще смотрели телерекламу. Теперь они встретили хористок зевками и выключили телевизор, не дослушав последних известий. Весли позвонил нам по телефону:
— Прислали бы проигрыватель и пластинки с классической музыкой.
Мы выполнили просьбу, и с этой минуты до конца опыта в камере звучали одни симфонии и камерная музыка.
Изумительные соусы и пирожные старательного Гильбера их больше не соблазняли, они заказывали бифштексы, фрукты, овощи — поменьше калорий. Затрата калорий на плавание возмещалась благоприятными условиями в доме. Инфракрасные лампы поддерживали температуру 22–26 градусов, влагу поглощала обивка из губчатой резины. Палуба в той части, где размещалась мастерская, была металлическая и конденсировала испарения. Холод им не грозил. Они ходили в войлочной обуви, шерстяных свитерах и красных вязаных шапочках с кисточкой — обычный головной убор водолазов.
Жителям 'Диогена' докучали посетители сверху. Еще до начала опыта мы постановили пускать вниз лишь тех, кто непосредственно обслуживает Фалько и Весли. Закрыли бухту для всех посторонних судов и подводных пловцов, разрешили съемки только киногруппе Гупи и фотографу Жану Латте. Лишь врачи и связные регулярно бывали в доме. И, однако, Фалько записал в дневнике:
'Мы живем в доме электроники. Нажми кнопку — тебе тотчас ответят. У нас шестьдесят рук и столько же ног. Это здорово, но очень уж их много. Люди являются к нам и надоедают своей болтовней. Невозможно без конца говорить. Нужно отдохнуть. Я знаю, они стараются для нас, на их месте я поступал бы точно так же, но эти бесконечные гости действуют на нервы. Порой приходится делать усилие над собой, чтобы не сорваться. Но стоит мне отдохнуть, полежать десять минут, всего десять минут, — и все проходит. В следующем нашем подводном доме должно быть не меньше двух помещений, чтобы в одном из них можно было уединяться. И нужно ограничить телефонные звонки. Нам звонят с острова, с судов, часто по пустякам. В первом опыте слишком много механизации. Следующий эксперимент я бы обставил иначе. Пусть нам выдадут цистерны сжатого воздуха и скажут: 'Вокруг вас повсюду рыба. Приступайте к делу. Если что понадобится, звоните нам. Мы же будем звонить только по важным делам'.
Кьензи свел до минимума погружения связных. Фалько записал:
Стало спокойнее. Паша заботится о том, чтобы мы могли как следует отдыхать. Теперь я верю, что можно подолгу жить под водой и на больших глубинах. А вдруг люди будут совсем забывать о земле? Если разобраться, мне сейчас безразлично, что происходит там, наверху. Такое же чувство у Клода. Мы живем по тому же времени, что они; я знаю об этом, так как нам сообщают, который час. Но меня это ничуть не трогает. Здесь время идет как-то особенно быстро, часы просто ни к чему. Если бы они сказали мне, что мы спустились только вчера и останемся под водой еще шесть дней, я отнесся бы к этому совершенно спокойно.
Звонил Паша. Ему рассказали об оказии, которая случилась вчера. Кто-то прислал Клоду четырехбаллонный акваланг с половинным запасом воздуха. Мы были в нескольких стах футах от камеры, на глубине 60 футов, среди стаи креветок, которых загоняли прямо в щупальца цериантов (Cerianthus). Вдруг Клод сигналит, что ему нужен воздух. Подаю ему свой мундштук. Он делает вдох и идет к дому. Я за ним, делюсь с ним воздухом. Последние 60 футов он проплыл на одном вдохе, так быстро, что я не мог поспеть за ним. Обошлось без паники, но Паша задумал на всякий случай устроить аварийную систему. Он пришлет пустые бочки с якорями. Мы расставим их вверх дном по всему нашему участку, потом нам подадут сверху шланг, и мы зарядим их сжатым воздухом. Если у кого-нибудь кончится воздух, можно сунуть голову в бочку, подышать — и дальше, к следующей бочке. Так до самого дома. На будущих станциях континентального шельфа, когда связи с поверхностью будут сильно сокращены, такие бочки окажутся очень кстати.
Мы совсем на 'ты' с водой. Я счастлив, когда остаюсь наедине с Клодом. Эти ребята сверху с их съемочной аппаратурой только мутят воду, после них мы принимаем грязевые ванны. Я не люблю оставлять видимый след, а они мне весь ландшафт портят. Впервые за двадцать лет подводного плавания у меня есть время по-настоящему наблюдать. Взять хоть посидонии — они кишат жизнью! Особенно ночью, тут тебе и морские коньки, и раскрывшиеся актинии, креветки, нерестящаяся рыба. Мы наблюдали рождение сотен рыб. Некоторые рыбы — всегда одни и те лее — постоянно сопровождают нас'.
На следующее утро Фалько и Весли сооружали из углового железа и проволочной сетки рыбий загон. Врачи убедились, что оба здоровы, только Весли жаловался на сильную зубную боль. До чего распространено в Марселе подводное плавание: но прошло и двух часов, как к ним явился зубной врач- аквалангист.
Разница между 'внутри' и 'снаружи' стиралась. Фалько и Весли переходили из воздуха в воду, из воды в воздух спокойно, точно пришел конец антагонизму стихий. Они были живым знамением удивительного факта: будет новый вид человека, гомоакватикус, обитатель гидрокосмоса; он, а не приборы, осуществит древние мечты — покорит царство Нептуна, воплотит в жизнь миф о Главке.
Принимая душ, Альбер и Клод уже не прятались, словно стыдливые школьницы, от глаза телекамеры. Сидя в затемненной комнате и глядя на то, как Фалько намыливается, Лабан сказал:
— Знают ведь, что мы за ними наблюдаем, а им хоть бы что.
— Они ускользают от нас, — отозвался я. — Живут в другом мире.
Пятый день в 'Коншельфе-Один' начался проверкой физического состояния участников опыта. Оба показали превосходную четкость реакций и выносливость. Выйдя в воду, они принялись складывать из цементных блоков дома для рыб — прототип тех поселков, которые в будущем превратят станции континентального шельфа в подлинные ихтиологические ранчо.
Как только ограничился поток гостей, настроение под-родников поднялось; в этом убедился вечером Антонио Лопес, который захватил ножницы в непромокаемой сумке и спустился в 'Диоген', чтобы постричь друзей.
На шестой день им пришлось уделить еще немного крови для анализов — процедура, одинаково неприятная под водой и на суше. Затем Фалько и Весли поработали на своем ранчо, навестили затонувший корабль поблизости, который случайно обнаружили уже после того, как был установлен 'Диоген'. Подыскивая место для 'Коншельфа-Один', Фалько в первую очередь исходил из удобств снабжения и связи с Марселем; он выбрал эту бухту, не подозревая, что на дне лежит древний корабль. Однако плотный график работ не оставлял времени для раскопок.
Ребята пригласили меня на ленч. Я принес им икры, но, когда попытался откупорить вино, давление заперло пробку в горлышке. И я заметил, что все звучит в доме как-то глухо.
— Насвисти нам песенку, капитан, — попросил Фалько. Я попробовал — свист не получился. Друзья дуэтом исполнили лихую мелодию.
— А сколько мы упражнялись, — признался Весли.
Я увидел небольшую модель корабля, которой у них из было в прошлый раз.
— Это мы для тебя сделали в свободное время, — объяснил Фалько.
— Если бы мне приказали по телефону идти на работу без акваланга, — сказал Весли, — я бы не сразу заметил подвох. В воде забываю, что у меня на спине запас сжатого воздуха.
— Да-да, — подтвердил Фалько, — на этот раз все как-то по-другому. У нас появились новые рефлексы. Это своего рода космос. Видим все в более широкой перспективе. И время изменилось.
Дневник Фалько рассказывает об этом ленче: 'Паша мечтает о более глубоких станциях, о ряде домов. Точно в горах — лагерь 1, лагерь 2 и так далее, но только вглубь. Мы сможем работать под водой
