героизм Дезэ. Но в крестьянской и рабочей массе возвращение Бонапарта вызвало взрыв энтузиазма, и народ начал верить в звезду первого консула, в его провиденциальную миссию[13]. Именно в этот момент Бонапарт, по-видимому, ясно и полностью осознал и сформулировал для себя свою честолюбивую мечту. Вслед затем заключение конкордата дало ему в руки самое действительное средство для ее достижения, а Люневильский и Амьенский мирные договоры, приобщив к его военной славе еще и славу миротворца, стали последней ступенью, через которую он достиг всемогущества.
Изгнание республиканцев. 3 нивоза IX года (24 декабря 1800 г.), когда Бонапарт на пути в Оперу проезжал в карете по улице Saint-Nicaise, один из роялистов, по имени Сен-Режан, сделал попытку убить его посредством взрыва бочонка с порохом, спрятанного в тележке. При этом было убито четыре человека и около шестидесяти ранено. Первый консул остался невредим. Гнев, вызванный в нем покушением, немедленно ассоциировался с его политическими интересами, и он приписал это преступление «якобинцам», т. е. тем республиканцам, которые остались верны республике. Прошло то время, когда он распинался перед ними, добиваясь их расположения, чтобы обеспечить успех плебисцита. Он ненавидел и боялся их больше какой-либо другой партии. Крики «впе закона», которыми они его преследовали в день 19 брюмера, все еще звучали в его ушах. Он поспешил воспользоваться удобным случаем, чтобы избавиться от некоторых из них и запугать остальных. Притом он хотел эффектным образом опровергнуть Питта, назвавшего его детищем и поборником якобинцев, и предстать перед Европой в роли охранителя порядка. Обнаружился целый ряд обстоятельств, доказывавших, что покушение на улице Сеи-Никез было делом рук роялистов; но несмотря на это Бонапарт упорно стремился нанести удар республиканцам. Так как Трибунат и Законодательный корпус не пропустили бы закона о проскрипции, то прибег-нули к исключительной мере: 14 нивоза (4 января 1801 г.) Государственным советом был составлен «правительственный акт», который был немедленно представлен Сенату, одобрен последним как «мера, необходимая в интересах охраны конституции», и опубликован 18 нивоза (8 января 1801 г.). Этим актом подвергались проскрипции, изгнанию, 130 республиканцев, которые должны были «быть отданы под особый надзор вне европейской территории республики»; они были осуждены уже не как сообщники Сен-Режана, а как участники сентябрьских убийств и анархисты, т. е. как представители оппозиции. Хотя эти республиканцы, к которым уже без постановления Сената добавили потом еще некоторых, были все одинаково невиновны, их подвергли, однако, очень неравным карам. Наиболее выдающиеся из них — Тало, Феликс Лепелетье, принц Гессенский, Шудье — избегли ссылки без сомнения благодаря двуличному образу действий министра полиции Фуше. Но бывший член Совета пятисот Дестрем, 19 брюмера в Сен-Клу бросивший в лицо Бонапарту слова сурового осуждения, был сослан в Гвиану и более не увидал Франции. Кроме него в Гвиану было сослано еще около сорока человек. Остальных, в том числе бывшего генерала Россиньоля, сослали на Махе, один из Сейшельских островов. Изложение одиссеи этих несчастных лежит за пределами нашего рассказа; из них осталось в живых лишь человек двадцать, вернувшихся во Францию в эпоху Реставрации.
Этим не ограничились меры, принятые Бонапартом против республиканцев. Постановлением 17 нивоза IX года (7 января 1801 г) были отданы под надзор полипии в пределах Франции, с запрещением жить в департаменте Сены и смежных с ним, 52 гражданина, известные своим демократическим образом мыслей: Антонель, Моисей Бэйль, Леньело, Лекуантр, Сержад и др. Несколько жен и вдов республиканцев, как вдовы Шометта, Марата и Бабефа, были без суда заключены в тюрьму. Были также и казни, несколько человек были беззаконно приговорепы к смерти. Пять человек — Шевалье, Вейсер, Метж, Эмбер и Шанель — были преданы военному суду по обвинению в принадлежности к воображаемому заговору, организованному в действительности полицией, и расстреляны в Гренельской долине. Четверо более видных республиканцев — Арена, Серакки, Топино-Лебрён и Демер-виль — были приговорены к смертной казни уголовным судом СенскогО департамента, хотя вся их вина заключалась только в неприязненных отзывах о Бонапарте или, самое большое, в платонических мечтаниях о заговоре; они были обезглавлены 10 плювиоза IX года. Виновники покушения на улице Сен-Никез, роялист Сен-Режан и его сообщник Карбон, были вполне уличены, осуждены на смерть и казнены 16 жерминаля (6 апреля 1801 г.).
Чрезвычайные суды. Вопреки утверждению некоторых историков, во Франции при Консульстве не был обеспечен материальный общественный порядок. Разбойничьи шайки роялистов задерживали дилижансы, как в эпоху Директории, убивали патриотов, грабили в деревнях дома лиц, приобретших национальные имущества. В начале IX года шайка шуа-нов захватила в плен сенатора Клемана де Ри, проживавшего в своем туренском замке; другая шайка убила «конституционного» епископа Одрена, объезжавшего свою епархию в департаменте Финистер. Жандармерия, летучие отряды и военные комиссии могли бы отлично положить конец этим бесчинствам; но Бонапарт воспользовался общественным негодованием, чтобы добиться учреждения чрезвычайных судов, при посредстве которых он мог избавиться, в случае надобности, не только от роялистских разбойников, но и от республиканской оппозиции. Закон 18 плювиоза IX года (7 февраля 1801 г.), прошедший в Трибунате и Законодательном корпусе лишь слабым большинством голосов, уполномочивал правительство учреждать в каждом департаменте, где оно найдет нужным, чрезвычайный трибунал, состоящий из председателя и двух членов уголовного суда и из назначаемых первым консулом трех военных и двух штатских лиц. Этот суд ведал почти всеми преступлениями, которые могли тревожить правительство, и приговоры его не подлежали ни апелляции, ни кассации, исключая вопрос о компетентности. Таким образом, Бонапарт мог по своему усмотрению устроить себе в каждом департаменте своего рода революционный трибунал для осуществления своей мести; и он действительно учредил такие суды в тридцати двух департаментах.
Чистка Трибуната и Законодательного корпуса. Либеральные группы Трибуната и Законодательного корпуса не были устрашены этими успехами Бонапарта на поприще деспотизма. Первые три раздела Гражданского уложения, составленные в Государственном совете при личном и руководящем участии первого консула, подверглись в Трибунате резкой критике как мало согласованные с принципами 1789 года и представляющие собою реакцию против старого проекта, частью уже принятого Конвентом. Первый раздел был отвергнут Трибунатом и Законодательным корпусом, второй, также отвергнутый Трибунатом, еще не успел дойти до Законодательного корпуса, как правительство с грубо оскорбительным заявлением взяло назад свой проект (нивоз X — январь 1802 г.). В это же время Законодательный корпус и Трибунат еще сильнее подчеркнули оппозиционный характер своей деятельности, избрав кандидатами на должность сенаторов нескольких идеологов вроде Дону. Когда Бонапарт вернулся из своей триумфальной поездки в Лион с титулом президента Итальянской республики и ореолом популярности, возбуждавшим в департаментах больше восторга, чем в Париже, он чувствовал себя уже достаточно сильным, чтобы покарать вождей оппозиции в обоих мнимо представительных собраниях и нанести им резкий удар. Приближался срок предписанного конституцией обновления одной пятой состава Трибуната и Законодательного корпуса. Вместо того чтобы жребием определить выходящих членов, первый консул, — говорят, по внушению Камбасереса, — приказал Сенату представить список тех членов того и другого собрания, которые должны были сохранить свои полномочия. И действительно, сенатским постановлением 27 вантоза X года (18 марта 1802 г.) было указано 240 членов Законодательного корпуса и 80 членов Трибуната, не подлежавших переизбранию, и таким путем устранены все вожди оппозиции, в том числе трибуны Дону, Байльёль, Иснар, Тибо и особенно Бенжамен Констан, уже начавший проявлять себя как оратор и парламентский тактик. Их заменили более сговорчивыми людьми; однако именно в это время вошел в Трибунат Карно. После такой чистки оба собрания сделались вполне покорными, но и теперь, как увидим дальше, они сохраняли еще некоторую независимость.
Сопротивление Трибуната и Сената установлению пожизненного консульства. Заключение конкордата и Амьенского мирного договора и исключительные военные и дипломатические успехи Бонапарта подготовили общественное мнение к антилиберальным переменам в конституции, уже и без того мало либеральной, но по крайней мере ограничивавшей власть первого консула десятилетним сроком. Люди, близко стоявшие к Бонапарту, видели, что если они не согласятся добровольно, он сумеет добиться и силой этих перемен. Второй консул, Камбасерес, дал понять Трибунату, что следовало бы по случаю заключения Амьенского мирного договора чем-нибудь наградить Бонапарта от лица всей нации. Трибунат сделал соответственное постановление (16 флореаля X — 6 мая 1802 г.), но депутация, посланная им по этому поводу к Бонапарту, заявила, что речь идет о чисто почетной награде. Между тем титул
