политику Испании политике первого консула. Судьба Германии властно решалась в Париже постановлениями французских министров. Голландия, Швейцария и Италия стали в полную, лишь слегка замаскированную, зависимость от Франции. Немецкий публицист Гентц так формулировал это положение дел: «Франция больше не имеет границ, потому что все прилегающие к ней государства фактически, если еще и не юридически, составляют уже ее достояние или должны стать ее собственностью при первом удобном случае». Английский посланник лорд Витворт протестовал против действий Бонапарта, ссылаясь на договоры. «Очевидно, — отвечал ему Бонапарт, — вы хотите говорить о Пьемонте и Швейцарии. Это пустяки! Это надо было предвидеть во время переговоров». Возможность новой войны радовала Бонапарта. Война была для него личной потребностью, и он считал себя «призванным воевать почти беспрерывно».
Нарушение Англией Амьенского мирного договора. Англичане не меньше Наполеона жаждали сокрушить соперника, ставшего более опасным, чем когда-либо. Они также не постеснялись нарушить Амьенский мирный договор: Аддингтон очень ловко поставил вопрос об эвакуации Мальты в зависимость от принятия на себя европейскими державами той гарантии, которая требовалась от них по договору; он знал, что некоторые державы, и в том числе Россия, собирались отказать в этой гарантии. Под этим предлогом эвакуация бесконечно откладывалась, между тем как Бонапарт однажды в обычном припадке раздражения воскликнул, что «предпочел бы видеть англичан в Сент-Антуанском предместье, чем на Мальте». Англичане продолжали занимать Александрию, и Себастиани в одном из своих донесений обвинял генерала Стюарта в попытке организовать покушение на его жизнь. Вместо того чтобы вернуть Декану французские города в Индии, английские комиссары взяли в плен генерал-адъютанта Бино, которому было поручено восстановить в Пондишери французское владычество, вместе с его отрядом в 1600 человек (сентябрь 1803 г.). Кроме того, Англия дала приют у себя французским эмигрантам и их вождю графу д'Артуа, всем уцелевшим деятелям вандейского восстания и шуанской войны, а также заведомым заговорщикам, вроде Жоржа Кадудаля. Их заговоры устраивались на английские деньги, и английские суда перевозили их во Францию. Англия поддерживала контрреволюцию всеми своими средствами. Питт неизменно ставил реставрацию Бурбонов условием мира. Восстановить во Франции традиционную монархию, наделенную лишь более либеральными учреждениями, и сократить французскую территорию до прежних ее пределов, лишив ее всех завоеваний, сделанных республикой, — таково было желание всякого английского патриота. Однако экономическая политика первого консула сделала войну неизбежной. Он старался развить французскую промышленность и потому отказывался заключить какой-либо торговый договор с Англией. Он принял суровые меры, почти совершенно закрывшие продуктам британской промышленности доступ в порты Франции и ее союзников. Он явно начинал континентальную блокаду, насколько это было возможно при существовании того неискреннего мира, каким формально регулировались отношения обоих государств. Такое нарушение интересов британской торговли было непростительным преступлением в глазах этого купеческого народа. Война становилась неизбежной в ближайшем будущем.
Агитация печати. Она началась кампанией английской печати, возбудившей сильнейший гнев в первом консуле. Этот человек, перед которым, по выражению Фонтана, замолкла вселенная, с возрастающим раздражение смотрел на свободную английскую печать, изо дня в день изобличавшую его захваты и комментировавшую вызовы, которые он бросал Европе. Ему прислали из Англии брошюру, кончавшуюся следующими словами: «умерщвлять не значит убивать». Бонапарт отвечал резкой бранью и прямыми угрозами против английского народа и его правительства. В ноте, составленной Талейраном для французского посла в Лондоне Отто, Бонапарт велел написать, что если Англии удастся привлечь новых союзников, то это приведет лишь к тому, что «заставит французов покорить Европу… Ему только тридцать три года… До сих пор ему приходилось разрушать только второстепенные государства. Как знать, много ли времени потребуется ему, чтобы совершенно изменить физиономию Европы и восстановить Западную империю?» (23 октября 1802 г.).
Расторжение Амьенского мирного договора (май 1803 г.). Разрыв становился неизбежным. Георг III в своем послании к палате общин (8 марта 1803 г.) заявлял, что Франция угрожает безопасности Англии и что он «рассчитывает на содействие своей верной палаты, дабы приняты были все возможные меры к защите чести и интересов английского народа». Как только это послание стало известно в Париже, первый консул в присутствии всех послов обратился к лорду Витворту с крайне резким запросом: «Итак, вы, очевидно, решили объявить нам войну?» — «Нет, мы очень дорожим благами мира». — «Вы уже раз заставили нас вести войну в продолжение десяти лет. Теперь вы хотите вести ее еще пятнадцать лет; вы меня принуждаете к этому!» Затем, обернувшись к прочим послам, он сказал: «Англичане желают войны; но если они первые обнажат меч, я последним вложу его в ножны. Англия не уважает договоров; ну, что же! завесим их черным покрывалом!..» Английский посол покинул Париж 12 мая 1803 года. Апглия тотчас открыла враждебные действия морским разбоем, по образцу всех больших войн, какие она вела в XVIII веке. 1200 французских и голландских торговых кораблей, мирно продолжавших свои рейсы под эгидой договоров, без объявления войны были взяты в плен и обращены в призы, доставившие Англии свыше 200 миллионов франков. В ответ на это Бонапарт велел арестовать всех английских подданных, находившихся на территории Французской республики> и запретил покупать или продавать какие-либо английские товары (май 1803 г.). Мортье с войском занял Ганновер; громадная армия для действий против Англии, насчитывавшая около 120 000 человек, была расположена шестью большими укрепленными лагерями на протяжении от Голландии до Бреста. В соседних с Булонью портах шли приготовления к новому вторжению в Англию. Снова начиналась ожесточенная борьба. Но первый консул ловко воспользовался ненавистью к Англии, чтобы объявить себя императором. Действительно, новая война началась уже при Империи.
ГЛАВА III. ИМПЕРИЯ. ТРЕТЬЯ И ЧЕТВЕРТАЯ КОАЛИЦИИ 1804—1807
Наполеоновсвая армия. В эпоху Империи армия еще гораздо более, чем в эпоху Консульства, утрачивает свой национальный характер и становится императорской, цезарианской (cesarienne). Во время нашествий 1792 и 1793 годов армия, еще не запятнанная политическими компромиссами, являлась в глазах народа как бы славным и непорочным «символом Франции. В период Империи она принадлежит одному человеку; она ревностно исполняет все его предначертания и помимо согласия народа способствует поддержанию долгой смуты в Европе. Наполеон живет лишь войной и для войны. Армия — его орудие, его вещь. Не раз высказывалась мысль, что это изменение в характере армии было роковым последствием той преобладающей роли, которую приобрел военный элемент во Франции, благодаря победам революционной эпохи, и что оно произошло бы и при всяком другом полководце. Но никоим образом нельзя утвер-ждать, что Гош, Моро или Жубер стали бы диктаторами. Если история знает Бонапартов, то она знает и таких людей, как Вашингтон. Между тем неоспоримо, что именно Бонапарт побудил Директорию образовать в Италии и Швейцарии первые братские республики; и он же, став самодержцем, задумал подчинить Французской империи всю Германию, всю Италию и всю Испанию. Франция была бы непобедима, если бы после Базельского мира решила, несмотря ни на какие новые нападения, удовольствоваться своими естественными границами.
Преобразования в рекрутской системе. Императорская армия уже не составляет органической части народа. В эпоху Конвента, благодаря господствовавшей тогда системе поголовного ополчения, все французы были равны в отношении военной службы. Еще закон Журдана, установивший в 1798 году рекрутчину, определял, что в случае войны один или несколько наборов могут быть целиком призываемы к оружию и удержаны под знаменами до заключения мира. В глазах Наполеона цену имеет лишь тот солдат, который провел много лет на службе, т. е. для которого военная дисциплина стала как бы второй натурой. В 1800 году он установил в качестве поправки к закону о рекрутском наборе заместительство, а в 1804 году — жеребьевку. Отныне ни один призыв не мог быть взят на службу в полном составе, а стало быть, и целиком истреблен в неудачной войне. Призывается на службу лишь тот, на кого падет жребий; если он предпочитает гражданскую жизнь военной и располагает некоторыми средствами, он
