Рима по ночам. Консальви, назначенный по возвращении с Венского конгресса государственным секретарем, с успехом вступил на путь более терпимой политики; оставляя безнаказанными административные злоупотребления и признавая себя бессильным искоренить все усиливающиеся разбои, он выступил с заманчивыми обещаниями и занялся главным образом выработкой гражданского уголовного и торгового уложений.
Королевство Обеих Сицилии. В королевстве Обеих Сицилии реакция, казалось, должна была носить особенно резкий характер ввиду личных свойств государя. К счастью, в 1815 году Фердинанд IV уже ослабел от старости, освободился от влияния жены, свирепой Марии-Каролины, умершей в 1814 году, был стеснен контролем держав и надзором со стороны Австрии, под опеку которой он отдался, и поглощен заботой об уничтожении политической автономии и либеральных учреждений, которые он принужден был даровать Сицилии. Именно в 1812 году, когда все его владения ограничивались одним этим островом, он — по настоянию своих подданных и по ходатайству английского комиссара Бентинка — заменил старые феодальные учреждения либеральной конституцией по образцу английской — с двумя палатами и ответственным министерством. Но едва он занял неаполитанский престол, как решил при помощи австрийского союза восстановить на острове свою абсолютную власть и заодно уничтожить административную независимость Сицилии. Объявив, что налоги, вотированные последней сессией, имеют отныне постоянный характер, он перестал созывать парламент и принял титул Фердинанда I, короля Соединенного королевства Обеих Сицилии. Избавившись раз навсегда от финансовой заботы, он перестал следовать советам послов, по обыкновению предался лени, старался даже умерить пыл своих приверженцев и обнаруживал свою ненависть к наполеоновскому режиму лишь тем, что упорно отказывался посещать аллею для прогулок в Позилиппо, обсаженную деревьями при Мюрате. В общем Фердинанд сохранил французские законы, касавшиеся личных и имущественных прав, издав их в новой редакции и с некоторыми поправками; дворянству он не вернул ни феодальных прав, ни фидеикомиссов, духовенству возвратил только те земли, которые оставались не проданными, и под тем условием, чтобы епископы служили интересам его короны, донося о заговорах, возникающих в пределах их епархий. Итак, от северного до южного края полуострова одна и та же политика, разнообразная в своих внешних формах, но, в сущности, одна и та же по направлению, была предложена державами, навязана Австрией и принята итальянскими государями. Эта политика стремилась превратить Италию в «географический термин», а каждое из итальянских государств — в дореволюционную монархию. Окажутся ли народы настолько смирными, чтобы покориться этой политике и настолько равнодушными, чтобы приспособиться к ней? От решения этого вопроса зависела судьба Италии.
Первые симптомы недовольства. Этот вопрос решился очень скоро. Для того чтобы народ мог освоиться со столь резким поворотом вспять, нужно было не только навязать ему снова старые учреждения, но и переделать его понятия.
Люди с благородными и истинно патриотическими убеждениями, смотревшие на диктатуру Наполеона как на переходную ступень к независимости и свободе Италии, гражданские и военные служащие французского режима, привыкшие к системе чинопроизводства, основанной единственно на оценке заслуг, наконец молодые люди, выросшие под сенью наполеоновской власти, блеск которой увлекал их воображение, — с непреодолимым отвращением сносили гнет этого притеснительного режима, признававшего их усердие ненужным, их стремления — опасными, их жажду деятельности — предосудительной. Эти три категории недовольных, составлявшие большинство образованного общества, поддерживали в стране опасное брожение.
Тайные общества. Раздражение, вызванное ретроградной политикой итальянских государей, обнаружилось сначала в той форме, в какой обычно обнаруживается противодействие правительству в самодержавных монархиях: в организации тайных обществ, из которых наиболее прославилось общество карбонариев. Происхождение этой политической секты, зачатки которой одни искали в далекой древности и которую другие считали простым ответвлением франкмасонства, остается, в сущности, до сих пор невыясненным. Она появляется лишь около 1807 года, уже с точно определенной целью и многочисленными адептами. Организация имела тогда наибольшее число членов в среднем классе, особенно в Абруццах, и ставила себе целью изгнать Мюрата, если он по прежнему будет отказывать своим подданным в конституции. Когда события 1815 года устранили эту цель, общество карбонариев, казалось, должно было бы постепенно исчезнуть, но бестактные преследования правительства вдохнули в него новую жизнь; оно объединило в своих рядах весь средний класс, перешло границы Неаполитанского королевства и простерло свои разветвления в Романью, в герцогства, в Пьемонт и в Ломбардо-Венецианскую область. В разных городах оно принимало разные формы и разные наименования, но всюду сохраняло ту же организацию в виде вент — ячеек из 20 членов, окружало свои собрания той же таинственностью и приучало своих приверженцев к тем же приемам деятельности; всюду оно объединяло всех недовольных, какова бы ни была их окраска, и тем лишало себя того единства политических убеждений и цели, которое сделало бы его усилия более плодотворными.
Военный бунт в Неаполе. Итак, кадры революции были налицо; для того, чтобы она вспыхнула, нужно было одно из двух: или чтобы абсолютная власть выказала некоторую слабость или чтобы пример какой-нибудь соседней страны показал, как можно сломить сопротивление абсолютизма. Этот пример подала Испания, и ему последовал Бурбонский конный полк, расквартированный в Ноле, под начальством генерала Гульельмо Пепе, бывшего мюратовского офицера и убежденного карбонария. 2 июля на рассвете младшие лейтенанты Морелли и Сильвати, подстрекаемые патером Мини-, кини, подали сигнал к мятежу; собрав сотню солдат и пройдя по улицам города с криком «Да здравствует король и конституция!», они двинулись к Ноле, комендант которой, подполковник Кончили, такой же карбонарий, как они, открыл им ворота; затем они направились в лагерь Монтефорте, где остановились на некоторое время, чтобы дать своим приверженцам присоединиться к ним и чтобы выждать такой же попытки восстания со стороны неаполитанских карбонариев. Успех восстания оказался более быстрым, и оно охватило большее число сторонников, чем на это можно было надеяться. Двор, обескураженный тем, что генералам Караскоза и Нунцианте никак не удавалось двинуть против мятежников своих солдат, испуганных изменою Пепе, который тайком уехал в лагерь восставших, в конце концов усту-цил настоянию делегации из пяти карбонариев, прибывшей во дворец и требовавшей издания конституционного статута не позднее как через два часа. 6-го утром по приказанию короля в Неаполе была расклеена прокламация, содержавшая следующие строки: «Идя навстречу общему желанию народонаселения Обеих Сицилии иметь конституционное правительство, мы выражаем на это полное наше согласие и обещаем обнародовать основания нового строя отныне в недельный срок». 9 июля восставшие торжественно вступили в Неаполь. Во главе шел Пепе, за ним — солдаты из лагеря Монтефорте и несколько тысяч карбонариев с кокардами трех карбонарских цветов: красного, черного и синего. Под несмолкающие рукоплескания толпы депутация представилась королю; он обнял Пепе и возблагодарил бога за то, что ему «суждена на старости лет радость оказать своему королевству столь великое благодеяние». Спустя четыре дня (13 июля) Фердинанд присягнул на верность конституции и, прочитав писанную формулу, добавил по собственному побуждению: «Всемогущий боже, читающий в сердцах и в будущем, если я клянусь неискренно или если мне суждено нарушить сию клятву, обрушь на мою голову громы твоего мщения», конституционное правительство и восстановление абсолютной власти. «Произвести революцию в Италии так же легко, как трудно организовать в ней новый строй». События, разыгравшиеся в Неаполе в 1820 году, блестяще подтвердили это наблюдение итальянского историка. Карбонариям понадобилась всего одна неделя, чтобы заменить самодержавное правительство конституционным, а еще десять месяцев спустя они безуспешно силились справиться с затруднениями, которых не умели ни предотвратить, ни предвидеть и под бременем которых в конце концов должны были сломиться.
Первой из ошибок, которые погубили карбонариев, было-то, что вместо национальной конституции, действовавшей в Сицилии с 1812 по 1815 год, они вздумали навязать ей конституцию по испанскому образцу, которую ввел у себя Неаполь, вынужденный к этому необходимостью торопиться. Это их стремление пробудило в сицилийцах, как в монархистах, так и в либералах, искони дремавший в народе инстинкт независимости. Палермо восстал (17–18 июля 1820 г.), избрал верховную джунтуу немедленно отправившуюся в Неаполь требовать автономии и особого короля, и с необыкновенной стойкостью отразил
