что им все дозволено, что наступило, наконец, время переделать Францию по своему желанию и в своих интересах. В феврале 1824 года либеральные газеты Конституционалист (Constitutionnel) и Французский Вестник (Courrier Frangais) следующим образом резюмировали программу реакционеров: «Предоставить духовенству ведение актов гражданского состояния, обеспечить ему независимые доходы и поручить ему дело воспитания юношества; восстановить цехи и права мастеров в цеховых корпорациях; лишить лиц, имеющих патенты, политического влияния; создать с помощью соответствующего законодательства землевладельческую аристократию; дать вознаграждение эмигрантам; поставить законодательные преграды дроблению поземельной собственности». По поводу этого резюме редакторы роялистской газеты Еженедельник (La Quotidienne) заявили, что «если либералы участвуют в выборах для того, чтобы не допустить осуществления этих требований, то они (редакторы) советуют роялистам пойти на выборы именно для того, чтобы этого осуществления добиться». И действительно, избирательному корпусу предстояло избрать новых депутатов, так как 24 декабря 1823 года Виллель распустил палату. Он решился на эту меру потому, что вместе с Шатобрианом стремился к отмене системы частичных выборов и не считал возможным добиться изменения этой системы от палаты, выбранной как раз на ее основе. Он надеялся также избавиться одновременно от оппозиции и левых и крайней правой. Он думал, что избранная под его влиянием на 5 или на 7 лет палата обеспечит ему продолжительное и спокойное пребывание у власти. С другой стороны, назначение 27 новых пэров усиливало правительственное большинство в верхней палате.
«Вновь обретенная палата» (La Chambre Retrouvee). Все средства были пущены в ход для того, чтобы обеспечить успех правительственным кандидатам. Чиновникам, превращенным в агентов по выборам, приказано было вести подведомственных им граждан к избирательным урнам. В своем знаменитом циркуляре Пейронне выдвигал принцип, что в области избирательной политики чиновники обязаны беспрекословно исполнять волю начальства: «Тот, кто вступает в какую-нибудь должность, берет в то же время на себя обязательство отдавать все свои силы, таланты и влияние на службу правительству, это — договор, обеспеченный обоюдностью. Если чиновник отказывается от исполнения услуг, которых ждет от него правительство, то он тем самым изменяет данному им слову. А это есть не что иное, как определенное и не могущее быть взятым обратно сложение с себя обязанностей. Правительство считает себя свободным от всяких обязательств по отношению к тому, кто не оказывает правительству услуг, которые должен оказывать». Избирательные списки подверглись радикальной переделке; масса либералов была освобождена от налогов, для того чтобы их можно было вычеркнуть из этих списков. Чтобы лишить генерала Фуа права быть избранным, его (без его ведома) освободили от всех личных и поимущественных налогов. Префекты, епископы и генералы действовали вполне солидарно. 25 февраля 1824 года было днем торжества роялистов. На 430 избранных депутатов было только 15 либералов, все остальные принадлежали к правой, причем 120 депутатов были членами Конгрегации. По выражению, которое приписывалось Людовику XVIII, «бесподобная палата» была вновь обретена («La Chambre Introu-vable etait retrouvee»).
Септеннат. Конверсия. При открытии парламентской сессии король объявил палатам, что к ним поступают на обсуждение два законопроекта: по первому из них должна была быть восстановлена семилетняя продолжительность полномочий палаты депутатов, а второй преследовал разрешение единовременной выплаты ссуженного под государственную ренту капитала или конверсию с заменой государственной ренты «такими бумагами, которые приносили бы процент, более соответствующий проценту облигаций по другим займам». Эта операция должна была сделать возможным «снижение налогов и излечение последних ран, нанесенных Революцией». Этими словами возвещалась предстоящая выдача вознаграждения эмигрантам. Речь короля давала членам Конгрегации только частичное удовлетворение, так как он совершенно умалчивал о религиозном вопросе. Адрес палаты подчеркнул это упущение в следующих двух фразах: «Религия требует охранительных законов для культа и более достойного существования для своих служителей. Делу народного образования совершенно необходима поддержка».
Одновременно с внесением в палату депутатов законопроекта о конверсии и в палату пэров закона о септеннате Виллель, в угоду правой, предложил закон о наказаниях за проступки, совершаемые в церквах. Кража со взломом совершенная в предназначенном для богослужения здании, наказывалась смертью; похищение священных сосудов без взлома влекло за собой вечную каторгу; беспорядки, произведенные даже вне отведенных для богослужения помещений, повреждение крестов, статуй или других религиозных памятников наказывались тюремным заключением и денежным штрафом. Этот законопроект был принят пэрами. Это был как бы первый набросок закона о святотатстве. Но как раз святотатство и не предусматривалось этим законом, который депутаты признали недостаточным и который был взят министерством обратно для переработки.
Закон о септеннате легко прошел и в палате пэров и в палате депутатов, несмотря на речи Ройе- Коллара и Ла Вурдоннэ, который по личным мотивам находился в систематической оппозиции к Виллелю. С проектом конверсии министру повезло меньше. Эта операция была многими понята превратно, так как в ней увидели нечто вроде замаскированного банкротства. Другие, в особенности либералы, нападали на этот проект потому, что прибыль, которую казна предполагала получить от конверсии, должна была пойти на вознаграждение эмигрантов. Кроме того, некоторые депутаты правой опасались, что конверсия может оттолкнуть от Реставрации большую группу владельцев государственной ренты. Тем не менее Виллелю удалось добиться принятия этого закона в палате депутатов. Но в палате пэров он наткнулся на непреодолимое сопротивление. Поражение министра в этом пункте стало несомненным с того момента, как парижский архиепископ, высокопреосвященный де Келен, выступил против проекта «во имя несчастных и обездоленных».
Смерть Людовика XVIII. Отклонение проекта конверсии имело своим последствием перемену в составе министерства. Шатобриан в палате депутатов, равно как и в палате пэров, воздержался от защиты законопроекта и от того, чтобы склонять своих друзей вотировать за него. Виллель без особого труда добился от Людовика XVIII, который вообще недолюбливал Шатобриана, отставки министра иностранных дел. Тогда Шатобриан ударился в крайнюю оппозицию и увлек за собой Журпаль де Деба (Journal des Debate). Портфель министра иностранных дел был передан графу Дама, который с момента окончания испанской экспедиции заменял герцога Беллюнского в военном министерстве. В совет были приглашены два влиятельных члена Конгрегации: герцог Дудовиль в качестве министра двора и сын его Состэн де Ларошфуко, друг королевской фаворитки дю Кайла, в качестве директора департамента изящных искусств. Последний был таким образом вознагражден за свое деятельное участие в деле подкупа органов печати. Так как преследования газет часто кончались оправданием или легкими приговорами, то министерству пришла мысль купить известное число газет как правой, так и левой оппозиции для того, чтобы или вовсе прекратить их издание, или же переменить состав их редакций. Деньги для этой цели брались из секретных фондов и с цивильного листа. Таким образом были приобретены Молния (La Foudre), Орифламма (L'Oriflamme), Парижская газета (Journal de Paris), Французская газета (Gazette de France) я Европейские картинки (Les Tablettes Europeennes), из редакций которых немедленно ушли такие сотрудники, как Тьер, Ремюза и Минье. Попытка купить Ежедневник (La Quotidienne) закончилась скандалом, который был разоблачен Ла Вурдоннэ с парламентской трибуны. Более простым средством принудить оппозицию к молчанию было восстановление цензуры; к этому средству и прибегнул Виллель за несколько недель до смерти Людовика XVIII, который скончался 16 сентября 1824 года[32]. Торжественные похороны его состоялись в базилике Сен-Дени через месяц со всей помпой и церемониалом дореволюционной эпохи. Граф д'Артуа сделался королем под именем Карла X.
Карл X. Мы уже видели, чем был Карл X: он обещал быть королем эмигрантов и действительно стал им. Людовик XVIII, по видимому, предвидел опасность, угрожавшую Бурбонам со стороны подобного государя, если только верно, что на своем смертном одре, протягивая руку для благословения маленького герцога Бордосского, он произнес знаменитые слова: «Пусть Карл X побережет корону этого ребенка!» Следует заметить, что вступление Карла X на престол не вызвало никакого беспокойства в стране, не знавшей настоящих намерений короля, и что даже в Париже при своем торжественном въезде в город он был встречен горячими приветствиями национальной гвардии и народа. Его приветливое обращение, доступность, удачные словечки доставили ему даже известную популярность, которая на время еще возросла благодаря некоторым ловким мероприятиям, вроде многочисленных помилований лиц, пострадавших за политические преступления, и отмены цензуры. Но это первое хорошее впечатление быстро изгладилось. Принятые им с первых же дней царствования меры другого характера с
