Вскоре на юге обнаружилось существование третьего общества— Соединенных славян, которое, впрочем, имело гораздо меньшее значение; основанное подпоручиком артиллерии Борисовым, оно предлагало федерацию всех славянских национальностей. Это общество не замедлило слиться с Южным обществом.
В 1824 году, когда стало известно о предполагаемом царском смотре в Белой Церкви, заговорщики юга стали обсуждать проект цареубийства. Смотр не состоялся. Когда в 1825 году в Саратовском полку уволили со службы полковника Швей-ковского, чуть было не вспыхнуло восстание. Говорили о том, чтобы послать в Таганрог людей для убийства императора. Полковник Артамон Муравьев предложил взять на себя выполнение этого акта.
Незадолго до своей смерти Александр I получил в Таганроге через унтер-офицера Шервуда сведения, достаточно точные, но далеко неполные, об организации Южного общества. Это и вызвало увольнение Швейковского. Донос капитана Майбороды окончательно открыл ему глаза. В момент смерти Александр имел, по видимому, очень ясное представление об опасностях, угрожавших его империи. Опасности эти еще усиливались последствиями свойственной Александру нерешительности: он оставлял Россию в неизвестности относительно того, какой из его братьев должен стать его преемником. Создавшимся междуцарствием он давал повод готовой разразиться революции.
Вопрос о наследовании. Междуцарствие. Кто будет наследником императора Александра? Он оставил трех братьев: Константина, сорока шести лет от роду, воспитанного, подобно ему самому, Екатериной II и бывшего в то время генералиссимусом в Польше, Николая и Михаила, бывших почти на двадцать лет моложе и составлявших как бы другое поколение, совершенно не знавшее великой бабки. По европейскому наследственному праву, принятому законом Павла I, наследником престола должен был быть Константин. Но мы знаем чувства, выраженные Константином на следующий же день после катастрофы 12 марта 1801 года[53]. Эти чувства, которые Константин неизменно сохранял спустя столько лет, были так хорошо известны Александру, что в 1819 году он говорил Николаю и его жене, прусской принцессе: «Вы должны знать заранее, что вы призваны вступить на престол».
В марте 1820 года Константин развелся со своей женой, саксенкобургской принцессой; в мае того же года он вступил в морганатический брак с полькой Иоанной Грудзинской, для которой добился титула княгини Лович. Когда в следующем году Михаил навестил Константина в Варшаве, тот подтвердил брату свое определенное намерение отречься от русского престола в пользу Николая. Когда Николай в свою очередь приехал навестить Константина, последний окружил его в Варшаве многозначительными почестями. Наконец, в январе 1822 года Константин написал императору, прося формально объявить о своем отречении, говоря, что не находит в себе «ни склонности, ни дарований, ни силы, необходимых для того, чтобы быть когда-либо возведенным в сан государя». Девятнадцать дней спустя Александр сообщил ему, что он сам и императрица-мать приняли его отречение. Эти два письма остались неизвестными даже великому князю Николаю. Затем Александр составил акт для утверждения нового порядка наследования. Знали об этом акте только императрица-мать, Аракчеев, министр Голицын и московский архиепископ Филарет. Акт этот был составлен в четырех экземплярах, которые в величайшем секрете были положены на хранение в Успенский собор в Москве, а также в архивы Государственного совета, святейшего Синода и Сената в Петербурге. Николай и его жена еще ничего не знали об этих распоряжениях[54]. Мы увидим, какие бедственные последствия были вызваны этим избытком предосторожностей.
7 декабря 1825 года Константин сообщил в Варшаве своему брату Михаилу о смерти Александра. Константин проявил[55] некоторое раздражение, когда высокие сановники приветствовали его титулом императора. 8 декабря он написал Николаю, заверяя его в своем повиновении и верности, и поручил своему брату Михаилу доставить письмо в Петербург. В Петербурге Николай только 9-го узнал о смерти императора. Тотчас же он велел всем полкам и придворным чинам присягнуть на верность императору Константину. Сам Николай тоже принес присягу и подписал ее. Когда он отправился к императрице-матери и объявил ей, что «выполнил свою первую обязанность по отношению к государю», она с ужасом воскликнула: «Николай, что вы сделали!» Она сообщила ему о существовании акта, призывавшего его к власти. Николай упорствовал в своем решении и продолжал требовать принесения присяги Константину. Тем временем собрался Государственный совет, и был прочитан акт о престолонаследии. Итак, императором был Николай. Но тут же объявили, что Николай только что сам присягнул Константину. Один уже отказался от престола, а теперь отказывался и другой. Императора больше не существовало. Николай сам повел членов Государственного совета в дворцовую церковь для принесения присяги Константину. Сенат и святейший Синод должны были последовать этому примеру.
Подобные же сцены происходили в Москве с той только разницей, что архиепископ Филарет не осмелился вскрыть акт, хранившийся в Успенском соборе. Ожидали приказаний из Петербурга. Пришел приказ присягать Константину.
То было совершенно необычайное для России зрелище. Предыдущий век был периодом самой жестокой борьбы за трон, периодом революций, государственных переворотов, цареубийств. А теперь между двумя братьями происходило соревнование в отказе от трона. Но это состязание в великодушии имело почти те же последствия, что и самое горячее соперничество.
Между тем великий князь Михаил прибыл 14 декабря с письмом Константина в Петербург, обеспокоенный тем, что он слышал дорогой. Николай был принужден примириться с очевидностью: поскольку Константин настаивал на своем отречении, императорская власть переходила к нему, Николаю. Теперь нужно было добиться новой присяги от войск, сановников и высших государственных учреждений. Но заставить отречься от первой присяги такой религиозный народ, как русский, и особенно заставить отречься солдат было делом очень нелегким. Присяга — это то, что связывало юридически права императора и армию; присяга создавала и солдата и государя. Верность присяге, однажды принесенной, являлась делом чести, совести, религии. И это глубокое смятение совести происходило как раз в такой момент, когда тайные общества, уже давно готовые действовать, выжидали случая для выступления.
День 26 декабря (14 декабря старого стиля) в Петербурге. В петербургских полках внешне царило полнейшее спокойствие. Полиция, однако, указывала на многочисленные собрания офицеров. Доблестный Милорадович, военный губернатор города, отвечал на эти предостережения: «Оставьте этих шалунов в покое и не мешайте им читать друг другу их плохие стихи». Николай потерял еще десять дней на отправку писем Константину для объяснения ему нового положения, создавшегося из-за первой присяги; он упрашивал Константина приехать и ожидал ответа. 24 декабря Николай получил от командующего южной армией Дибича очень подробные на этот раз сведения об организации тайных обществ, о проектах революции и цареубийства. В тот же день он получил письмо Константина с новым отречением. Константин к тому же отказывался покинуть Варшаву. Тем самым Николай сразу и бесповоротно оказался императором перед лицом готовой разразиться революции. Он тут же поручил Сперанскому составить манифест о восшествии на престол; манифест содержал в себе требование принесения новой присяги, назначенной на послезавтра, т. е. на понедельник 26 декабря. Николай писал Волконскому: «Послезавтра я буду императором всероссийским, или же я буду мертв». 25-го на заседании Государственного совета Николай зачитал манифест, а 26-го, в 8 часов утра, направился в приемный зал Зимнего дворца, где был собран генералитет и высшие гражданские чины. Николай изложил факты, прочел манифест и сказал: «Если мне суждено быть императором хотя бы только на один час, я сумею доказать, что достоин им быть».
Принесение присяги началось как в собрании высших государственных учреждений, так и в церквах. Император ожидал в Зимнем дворце донесений о том, что происходит в казармах. В большинстве гвардейских полков присяга была принесена без значительных инцидентов. Но в Московском полку офицеры-заговорщики удержали солдат от присяги, уверяя их, что настоящий император Константин заключен в тюрьму, также как и великий князь Михаил. Они увлекли за собой половину полка с заряженными ружьями, с развернутым знаменем, зарубили бригадного генерала[56] и заняли позицию на Сенатской площади, около памятника Петра Великого, недалеко от Зимнего дворца. К ним присоединились отдельные военные и кое-кто из народа. Толпа кричала «Да здравствует Константин!» В этот момент у Николая под рукой была лишь рота Финляндского полка, пришедшая на смену караула во дворце, и знамя этого полка первое склонилось перед новым императором.
