из янычар (нуба); кроме того, у них были особые отряды (махалла) для сбора дани с племен, редко обходившегося без кровопролитий. Турки умели искусно использовать туземцев как орудие своей власти, жалуя красные плащи выдающимся берберским и арабским вождям, которые принимали титулы халифов (наместников), баш-ага, ага, каидов. Турки содержали туземную конницу, так называемую сипахи, делившуюся на смалы. Они делили племена на племена райя, платившие дань, и племена махзен, свободные от дани, но обязанные помогать при сборе дани с первых. В случае войны с неверными все племена поставляли как конные (гумы), так и пехотные (сага) контингента. Горные берберы обеих Кабилий путем побед, одержанных ими над турецкими махалла» добились того, что их не причисляли ни к райя, ни к махзен. Как и в течение почти всей римской эпохи, они сохранили свою суровую независимость.
Христианским странам алжирское регентство давало себя чувствовать преимущественно разбойническими подвигами своих корсаров. Единственное средство, при помощи которого большинство приморских государств Европы сумело гарантировать от грабежей свои торговые суда и даже самые берега, состояло в уплате регентству настоящей дани (лезма). Франция всегда отказывалась платить эту дань: капитуляции, заключенные ею с сюзереном всех трех «варварийских» (или «берберийских») регентств — Портою, казалось, достаточно ограждали ее флаг. Наконец в 1815 году Венский конгресс взволновался и заявил, что Европа более не намерена терпеть разбоя варварийских пиратов. В 1816 году Англия, которой поручено было исполнить это решение, послала сюда внушительную эскадру под начальством лорда Эксмаута. Тунисский и триполийский беи подчинились его требованиям, выдали пленных христиан и обещали более не разрешать экспедиций корсаров. Дей Омар ответил отказом, и часть экипажей английских судов, высадившихся в Калле, была перебита. 26 августа лорд Эксмаут подверг город Алжир бомбардировке. Дей принужден был заключить договор (30 августа), в силу которого воспрещались экспедиции корсаров, уничтожалось рабство христиан и подлежали освобождению все пленные (числом до 3000).
Разрыв между Францией и алжирским деем. Хусейн, ставший в 1818 году деем, был турком из Смирны, служил офицером в войсках султана и бросил службу, чтобы искать счастья в Алжире. Он был грамотен и потому скоро стал ходжей (писарь), а потом и ходжей-кавалло («секретарь» кавалерии). Он сумел приобрести популярность как среди мавров-горожан, так и среди турецких янычар, несмотря на то, что они в это время яростно враждовали друг с другом. Приход к власти Хусейна был результатом их временного примирения. Его предшественник Али-ходжа путем небольшого государственного переворота перенес свою резиденцию из Дженины, дворца в нижней части города, которым в случае мятежа легко овладевали солдаты, в Касбу, представлявшую собой настоящую крепость; отсюда дей держал в подчинении и терроризировал Алжир своими пушками и своей дикой негритянской армией.
У Хусейна возник конфликт с Францией по поводу денежных претензий Бакри и Бюзнаха. Это были два еврея из Ливорно, принявшие на себя задаток в пять миллионов и подряд на поставку хлеба во Францию, взятые деем во время Директории. Так как у них у самих были кредиторы, заявившие протест, то им уплатили только 4 500 000 франков, а остальное удержали в сохранной кассе (Caisse des depots et consignations) до тех пор, пока французский суд выяснит законность этих протестов. Хусейн требовал уплаты семи миллионов полноствю. Он писал французскому правительству письма в повелительном, иногда наглом тоне и наконец оскорбил французского консула Деваля, ударив его 30 апреля 1827 года в Касбе ручкой своего опахала.
Французское правительство потребовало соответствующего удовлетворения и в то же время отозвало Деваля. 15 июня 1827 года небольшая эскадра начала блокаду Алжира[127] .
Военный министр Клермон-Тоннер предлагал высадить здесь целую армию, но Виллель, председатель совета министров, не согласился на это. Министерство Мартиньяка пыталось возобновить переговоры с деем, но они ни к чему не привели. Между тем блокада оказывалась безуспешной; французский адмирал снова сделал попытку добиться соглашения: он попросил аудиенции и отправился в Касбу (31 июля 1829 г.). Адмирал не добился ничего, а при выходе из гавани его судно целых полчаса служило мишенью для огня батарей (3 августа).
Известие об оскорблении, нанесенном французскому флагу, было получено в Париже как раз в ту минуту, когда власть перешла к кабинету Полиньяка. Последний принял близко к сердцу нанесенное оскорбление, и на заседании совета министров 31 января 1830 года было решено отправить экспедицию в Алжир.
Алжирская экспедиция. Приготовления делались быстро. Собрано было 3 пехотных дивизии, 3 стрелковых эскадрона, саперы и артиллерия, в общем 36 000 человек, и сформирована эскадра почти в 100 военных судов, в том числе 11 линейных и 24 фрегата, и около 500 транспортных судов. Военный министр Вурмон временно передал свою власть Полиньяку и сам принял на себя командование армией, надеясь изгладить из памяти свое поведение в 1815 году[128], но одного его имени было достаточно, чтобы сделать экспедицию непопулярной среди либеральной части французского общества.
25 мая 1830 года эскадра покинула тулонский рейд. Вследствие бурной погоды ей пришлось пережидать у Балеарских островов до 10 июня; 13-го она прошла в виду Алжира, продолжая путь к полуострову Сиди-Феррук. Этот полуостров имеет в длину около 1000 метров при средней ширине в 500; на его оконечности возвышается старинная испанская башня (Торре-Шика) и гробница св. марабу Феррука. Полуостров, ничем не был защищен, и первые французские батальоны заняли его без единого выстрела. Все свои силы неприятель сосредоточил в защищенном батареями лагере на высотах плоскогорья Стауэли. Здесь было около 25 000—30 000 человек, собравшихся из всех четырех алжирских провинций: янычар, пехотинцев куллуклу и кабилов, турецких и арабских всадников. 19 июня, на рассвете, построившись двумя колоннами, алжирцы яростно атаковали фронт французских войск. После ожесточенной битвы нападавшие были отброшены; оттоманские батареи, а затем и самый лагерь на Стауэли были взяты; в лагере оказались громадные запасы провианта и оружия.
С 19 по 28 июня 1830 года главнокомандующий ждал эскадру, которая должна была доставить ему осадные материалы, а 29-го на рассвете французское войско двинулось на батареи, прикрывавшие неприятельский центр, и днем заняло позицию на расстоянии пушечного выстрела от Касбы.
Капитуляция Алжира. Участь Алжира зависела от возвышающегося над ним форта Император[129]. 4 июля 1830 года, на рассвете, из всех осадных батарей был открыт огонь по форту. К десяти часам огонь со стороны осажденных почти совсем прекратился. Вдруг раздался страшный взрыв: это взлетел на воздух форт; хазнаджи (казначей), которому поручена была оборона, велел поджечь пороховой погреб. Дымящиеся развалины были тотчас заняты осаждающими, которые, установив орудия, немедленно открыли огонь по форту Баб-Азуну и по Касбе. Дей понял, что дальнейшее сопротивление невозможно. Вурмон определил условия его подчинения: 1) Касба, прочие форты и все ворота должны быть переданы французам на следующий день, 5 июля, в десять часов утра; 2) дей сохраняет свою личную казну, составлявшую 8 миллионов; 3) он в праве удалиться со своей семьей и своим имуществом, куда пожелает; 4) те же права предоставляются солдатам турецкого ополчения; 5) жителям гарантируются свободное отправление их культа и неприкосновенность их жен, собственности, торговли и промышленности. 5 июля, в полдень, ворота были открыты французам. Кабилы и арабы-сельчане уже раньше очистили город, а янычары, уйдя в свои казармы, ждали приказаний победителя; Хусейн-дей, кончив приготовления к отъезду, перешел в один из домов нижнего города. Хазнаджи стоял у ворот Касбы с ключами от казны регентства в руках. Эта казна была сначала исчислена в 100 миллионов; на деле в ней оказалось лишь 48 684 528 франков.
10 июля дей отплыл на французском фрегате со своим гаремом, министрами и слугами — всего 110 человек, в том числе 55 женщин, — а 2500 янычар на четырех французских кораблях были отправлены в Малую Азию.
Управление Бурмона. Потребовалось лишь несколько дней, чтобы уничтожить державу, три века державшую в страхе европейские берега Средиземного моря. Но взятие главного города вовсе еще не означало покорения всего Алжира. У самых ворот столицы начиналась территория воинственных и непокорных племен; рекогносцировка в окрестности Блиды стоила французам 15 убитых и 43 раненых. В этой стране все было ново победителям, и они не умели разбираться ни в пестром разнообразии рас, ни в причинах их взаимной вражды — в их предрассудках, страстях и антипатиях. Так, Бурмон назначил алжирским агою мавританского негоцианта Сиди-Хамдана, не подозревая, какое тяжкое оскорбление он