наполняющие собой царствование Отокара, и особенно те из них, которые повлекли за собой его падение, получают совершенно иной характер, чем обычные пограничные столкновения или разбойничьи набеги. В бассейне среднего Дуная образовалось уже три государства; вопрос шел о том, какая из трех соперничавших рас — славянская, немецкая или мадьярская — подчинит остальные две своей гегемонии. Эта борьба продолжается два века с переменным счастьем; но с первого же дня было ясно, кому достанется победа, и героическое сопротивление чехов лишь замедлит, но не предотвратит их поражения.
Германия в XIII в. была слаба вследствие своего дурного политического устройства, но она не была ни безоружна, ни безучастна. Победы Отокара пробудили национальное чувство немцев; на этот раз народ заставил князей забыть их споры и избрать настоящего императора, и он же помог за тем императору осуществить его требования. По странной иронии судьбы Отокар был побежден теми самыми немцами, которые постоянно находили в нем своего защитника.
Рудольф Габсбургский, избранный римским королем в 1273 г., тотчас начал борьбу. Отокар, оставленный в решительную минуту большинством его дворянства, должен был подписать гибельный договор, по которому он сохранил лишь Богемию и Моравию, признанную леном римского короля. Он рассчитывал на реванш, а Рудольф хотел довести свой успех до конца. Вскоре обстоятельства приняли благоприятный оборот для Отокара: немецкие князья были обеспокоены замыслами Рудольфа; Штирия и Австрия с сожалением вспоминали о своем прежнем господине. Не которых польских князей тревожило падение Богемии, ко торая, как писал им Отокар, «составляла ограду против не насытной алчности Германии». К несчастью, Отокар, вместо того, чтобы энергично действовать против своего врага, позволил ему дождаться прихода венгров, которых вел ему на помощь король Владислав. Как почти во все решитель ные моменты своей истории, Германия была обязана своей победой союзу с мадьярами, которые помогали ей более из ненависти к славянам, чем из страха за будущее.
Битва при Дюрренкруте; падение Богемии (1278). Сражение произошло на берегах Моравы 26 августа 1278 г. Тяжелая чешская конница уже прорвала центр армии Рудольфа; атака резерва решила бы победу: Милота Дедицкий, командовавший резервом, повернул и обратился в бегство. В отчаянии Отокар ринулся на ряды немцев и во время сечи, где он сражался «с мужеством гиганта и как неукротимый лев», был предательски убит австрийским рыцарем Бертольдом из Эмерберга.
Теперь Рудольф Габсбургский мог беспрепятственно осуществить свои планы. Чешское королевство было раздроблено; Альбрехт Австрийский, сын Рудольфа, получил Ав стрию, Штирию и Крайну (1283). Каринтия досталась графу Тирольскому Мейнгарту. Что касается Богемии, то она после нескольких лет регентства, омраченных внутренними раздорами, при Вацлаве IV на короткое время снова достигла могущества; но вскоре династия Пржемысловичей прекратилась (1306), и тогда начался долгий период граж данских войн и революций.
Начиная с XIV в. в Чехии почти беспрерывно царствовали иностранные династии; тем не менее народ сохранял какую-то инстинктивную привязанность к тем государям, под руководством которых сложилась чешская национальность. Эта терпимость, быть может, более разумна, чем строгость некоторых новейших писателей. Были сделаны крупные ошибки: границы были отданы врагу, города заняты чужеземной буржуазией, и королевство, подточенное в корне, не могло более служить для западных славян тем оплотом, о котором говорил Отокар. Но оно, по крайней мере, сохранило свою политическую независимость; верховенство империи, сведенное на степень неопределенного суверенитета, более не представляло серьезной опасности. Притом, близорукость Пржемысловичей можно оправдать естественным обаянием передовой немецкой культуры и безучастностью патриотизма, который, как и везде, пробуждался лишь ввиду опасности и при встрече с врагом.
Потомство, не забывая пагубных последствий неразумной политики Отокара, видит в нем скорее жертву, чем виновного, и вспоминает о его несчастьях и героизме, которыми он искупил свои ошибки.
Польша с XI по XIII в. В Польше, как и в Богемии, шаткость законов о престолонаследии и вызываемые ею беспрестанные смуты влекут за собой внутри государства ослабление королевской власти и упадок национальных учреждений, извне — утрату древних границ и чужеземное нашествие. Однако результаты этого долгого периода раз доров и неурядиц здесь еще более пагубны, чем в Богемии, так как географические условия менее благоприятствуют обороне и политическое единство менее прочно. Древние племена, которых молодая королевская власть еще не успела вполне слить в одно целое, наполовину возвращают себе независимость; появляется несколько политических центров; даже позднее, вернувшись к совместному существованию, они не вполне откажутся от своих сепаратистских стремлений. Врожденные недостатки славян — чрезмерная склонность к индивидуальной независимости, партикулярные и анархические стремления, страсть к конфедерациям и лигам, одним словом, неумение понять и усвоить условия социальной жизни, — недостатки, которые история до известной степени подавляет и сдерживает в России, в Польше, наоборот, под влиянием событий развиваются до чудовищных размеров. Бессильные защитить против немцев Силезию, Померанию и Пруссию, отрезанные от гор и моря, от брошенные от Одера к Висле, поляки не могут даже упрочить за собой области Днепра и Днестра, которые на короткое время попадают в их руки благодаря распрям между русскими князьями, и своими бесплодными завоеваниями успевают лишь посеять между латинскими и византийскими славянами вражду, которой воспользуются их соседи.
С того момента будущность Польши ясна. Лишенная границ, буржуазии, конституции и политических традиций, она будет иметь великих государей, героическое рыцарство и века славы; но она долго не возвысится до понимания своего истинного назначения; она истощит свои силы в борьбе за пышные титулы; она истратит свою жизнь и свои удивительные дарования без пользы для себя и часто ко вреду других славянских народов.
Болеслав Смелый (1058–1079). Достаточно было одной четверти века и одного дурного государя, что бы уничтожить плоды трудов Болеслава Храброго. Болеслав Смелый на минуту вернул Польше мнимое благосостояние. Далеко уступая своему образцу, он не обладал ни его прозорливостью, ни его настойчивостью; его победоносные походы были лишь удачными приключениями, и, направив честолюбие своего народа на завоевание Червонной Руси, он отвлек его от его истинных интересов. Но он, по крайней мере, сумел сохранить свою независимость от Германии. В споре между папством и империей он высказался за церковь, и когда он в 1076 г. возложил на себя королевский венец, то это совершилось, несомненно, с согласия Григория VII.
Однако конец его царствования был омрачен раздорами с духовенством. Легенда рассказывает, что краковский епископ Станислав, причисленный позднее к лику святых, навлек на себя ненависть короля и был убит им (1079), и что это убийство явилось сигналом к восстанию, из-за которого Болеслав вынужден был покинуть страну. На основании этого смутного предания нетрудно восстановить истинный ход событий. До сих пор духовенство было послушным орудием в руках государя, но затем, проникшись духом независимости и властолюбия, охватившем в тот период всю церковь, оно начинает требовать более обширных привилегий, встречает сопротивление со стороны королевской власти и с помощью светской олигархии одерживает верх над нею. Таким образом, в царствование Болеслава будущность Польши ясно намечается: героическая и неблагоразумная, анархическая и преданная католицизму, она всегда будет лишена тех способностей, которые наиболее необходимы для нации: политического чутья и организаторского таланта.
Болеслав Кривоустый (1102–1138). Однако кипучую энергию этой своевольной знати, церковной и светской, легко было привлечь на службу отечеству; для этого были нужны только твердая рука и ясная воля. Это доказал Болеслав Кривоустый, может быть величайший из польских
