другие ереси.
Впрочем, катаров следует представлять себе не как единичную секту, а как более или менее бессвязный конгломерат сходных сект, представляющих, наряду с существенными различиями, некоторые общие черты, из которых главной была манихейская вера в два начала — добра и зла. Для некоторых катаров эти два принципа были совечны и являлись двумя различными богами: один— добрым, другой — злым; это было почти павликианское учение. Для других, прибли жавшихся к богомилам, доброе начало было истинным Богом, который сотворил невидимый мир духов и от которого исходил Новый Завет; дурное начало, или Иеговы, был лишь падший дух, сотворивший видимый мир и давший людям Ветхий Завет. Его сын Люцифер соблазнил часть небесных ангелов и заточил их в тела; чтобы освободить этих пленных ангелов, составлявших особый, избранный класс между людьми, сошел с неба другой ангел, Христос, не принявший, однако, ни человеческой природы, ни истинного тела.
Из этих догматов вытекала чисто манихейская мораль, которая сводилась— насколько можно судит об этом при отсутствии сочинений, написанных самими еретиками, — к следующим трем пунктам: 1) разделение людей на два класса, из которых лишь один принимает участие в искуплении и может достигнуть спасения, а другой, ввиду своего происхождения от злого начала, не способен к освящению, что освобождало его от всякой нравственной ответственности; 2) отрицание всякой власти, как церковной, так и светской, что подрывало основы общественного строя; 3) наконец, осуждение всего, что стоит в какой бы то ни было связи с материей, произведением злого начала; так, осуждаются употребление в пищу животных продуктов, брак, собственность, почитание креста и икон, сооружение церквей и таинства. Из таинств катары признавали лишь одно — нечто вроде духовного крещения, так называемое consolamentum которое без покаяния освобождало от грехов и которое они совершали, возлагая руки и Евангелие на избранного; в силу этого обряда последний переходил в категорию «совершенных». Дело в том, что катары, подобно вальденсам, допускали разделение посвященных на верующих и совершенных; только этих последних принятое имя consolamentum обязывало жить в полном отречений суровой и безгрешной жизнью. Но так как такая стойкойсть встречалась редко, то вожди секты стали давать consolamentum лишь на смертном одре; кроме того, для большей верности они часто склоняли больных, готовившихся выздороветь, к медленной голодной смерти; это добровольное мученичество называлось endura. Таково было учение катаров; отвергая всякий авторитет, осуждай брак и собственность, они естественно должны были казаться современникам опасными людьми, грозившими существованию не только Западной церкви, во и самого общества. Альбигойство было не только религиозной, но и социальной ересью; этим отчасти и объясняется та беспощадность, с которой оно было подавлено.
В течение XI и XII вв. альбигойская ересь получает ши рокое распространение. В 1010 г. манихеи, или катары, по являются в Ажане, в 1022-м — Орлеане, около 1030-го — в Ломбардии. Отсюда ересь переходит в Германию; в 1126 г. мы встречаем ее в Трирешлгокруге, в 1146-м — в Кельне. Но главным образом она распространяется в Лангедоке и наибольшее число последователей приобретает среди живого и впечатлительного населения Южной Франции, Здесь катары встречаются с вальденсами, которых иногда ошибочно смешивали с ними; напротив, вальденские проповедники нередко спорили со священнослужителями катаров: их учения далеко не во всем были сходны, и обе секты никогда не вступили в союз между собой. В конце XII в. главным оплотом катаров Южной Франции было Альби (откуда и произошло их наиболее употребительное название — альбигойцы), а их явными или тайными покровителями было большинство южных сеньоров, из которых одни увлеклись их учением, другие боялись возбудить неудовольствие своих подданных, третьи же находили в альбигойстве удобный повод грабить имущества монастырей и церквей. Между этими сеньорами следует отметить особенно тулузского графа Раймонда VI из могущественной семьи Сен-Жилль, которая владела в то время большинством крупных ленов Южной Франции, и Раймонда Рожера, виконта Безье. Альбигойский крестовый поход. Сильные этой поддержкой и организованные в тайные сообщества, альбигойцы начали пускать в ход насилие: несколько епископов было свергнуто с кафедры, несколько аббатов изгнано из их монастырей, несколько священников задушено. Успехи ереси начинали беспокоить курию. Папа Александр III и третий Латеранский собор (1179) приняли строгие меры против альбигойцев. Но первым актом решительной борьбы, приведшей к искоренению ереси, было издание того знаменитого декрета, который папа Луций III с согласия Германско го императора Фридриха I внес на Веронский собор 1184 г. Этот указ, направленный против всех ересей той эпохи, предписывал епископам посылать комиссаров в те местности, где они подозревали существование еретиков, для производства следствия (inquisitio) и для передачи виновных в руки светской власти. Так как этот декрет вначале не привел ни к какому результату, то Иннокентий III решился действовать против ереси с большей энергией, хотя все еще мирными средствами. Тотчас по восшествии на папский престол (1198) он поручил двум цистерцианским монахам, Гюи и Ренье, предпринять обращение еретиков в качестве апостольских легатов; немного спустя он присоединил к ним Петра де Кастельно, архидьякона Магеллонского, кардина ла Рауля и аббата Сито, Арно Амори, одного из красноречивейших людей того времени. В 1206 г. папские легаты встретили осмийского епископа Диего, который вместе со св. Домиником проезжал через Лангедок. Доминик, глубо ко огорченный успехами ереси, решил соединиться с лега тами для борьбы против нее и в течение 10 лет более настойчиво, чем успешно, проповедовал еретикам, не принимая, впрочем, никакого участия в начашемся между тем крестовом походе.
Так как дело обращения не продвигалось вперед, то Иннокентий III, убедившись в недействительности мирных средств, решил прибегнуть к силе; к этому побудило его еще и следующее обстоятельство. В 1207 г. Петр де Кас тельно потребовал от тулузского графа, чтобы он вернул церквам то, что отнял у них; Раймонд VI отказался и был за это отлучен от церкви. В раздражении он — как некогда Генрих II по отношению к Фоме Бекету — неосторожно выразил желание быть отомщенным. Один из его рыцарей тот час погнался за легатом, настиг его в Сен-Жилле (близ Арля) и убил его ударом кинжала (январь 1208 г.). Это убийство было сигналом к крестовому походу. Иннокентий III в свою очередь отлучил Раймонда VI, разрешил его подданных от клятвы верности, наложил интердикт на его владения и предложил их первому, кто их займет. В то же время он умолял Филиппа Августа и других христианских государей идти против еретиков, которые, по его мнению, были «хуже caрацин». Итак, начался настоящий крестовый поход. Он продолжался 20 лет, но недолго сохранял свой первоначальный характер. В нем можно различить три фазы: вначале преобладает религиозный интерес; война ведется исключительно против еретиков. Затем к религиозному интересу примешивается политический интерес, что подвергает риску полученные результаты. После Латеранского собора (1215) этот политический интерес становится преобладаю щим, и крестовый поход превращается в династическую войну, которая в конце концов оказалась выгодной для Франции, ноне принесла никакой пользы церкви. Рассмотрим вкратце эти три фазы войны.
Воззвание Иннокентия III было услышано: крест приняли многие рыцари Северной Франции — герцог Бургундский, графы Невера, Оксерра, Сен-Поля, Фореца и Женевы, граф Монфорский Симон, немецкие сеньоры и, что особенно замечательно, несколько сеньоров Южной Франции. Их сопровождало множество епископов и аббатов; главное управление крестовым походом папа вручил своему легату, аббату Сито. Филипп Август, которого Иннокентий III пригласил стать во главе крестоносного войска, отказался; до конца своей жизни, несмотря на многократные увещания с разных сторон, он строго соблюдал нейтралитет. Впрочем, он позволял свободно проповедовать крестовый поход, высшее командование которым было вручено Симону Монфору, одному из самых искусных полководцев своего времени. Испуганный этими приготовлениями, Раймонд VI последовательно обращался к папскому легату, который потребовал поручительств, к своему двоюродному брату Филиппу Августу, который отказался вмешаться в дело, и, наконец, к Иннокентию III. Последний благосклонно принял его оправдания, но настаивал на предоставлении поручительств, которых потребовал его легат. Раймонд вынужден был покориться: как кающийся, нагой, он подвергся бичеванию перед церковью Сен-Жилля в присутствии 20 архиепископов и епископов; он отдал ключи от своих замков, обязался поправить зло, которое он причинил церквам, и обещал наказать еретиков. На этих условиях он был прощен, и сам принял крест (18 июня 1209 г.). Но его вассал Раймонд Рожер, виконт Безьерский и Каркасонский, не выказал подобной покорности. Он отвечал на угрозы угрозами и приготовился сопротивляться. Против него Симон Монфор и направил свои усилия. В течение нескольких месяцев он отнял у него Безье, где произошла страшная резня, Каркасон и множество замков. После этого разгрома легаты подложили его разоренные владения герцогу Бургундскому и графу Неверскому, они, однако, не приняли их, а затем Симону Монфору, который оказался менее совестливым и принял их. Это была крупная ошибка со стороны легатов, потому что с этой минуты религиозный интерес перестает быть
