Таящийся у порога

Биллингтоновой рощи, а также примыкающего к ней поля или пастбища, принадлежащих в соответствии с буквой Закона семейству Биллингтонов, будут рассматриваться как браконьеры и подлежат аресту с целью дальнейшего судебного разбирательства. Сегодня Илия Биллингтон посетил судью и сообщил ему, что его угодья отчетливо размечены и установленные знаки запрещают пересечение границ, охоту, бесцельные прогулки и прочие нарушения без соответствующего разрешения”.

Это предупреждение вызвало немедленную реакцию со стороны преподобного Варда Филипса, который тут же ответил на этот выпад, что “судя по всему, наш сосед не желает расследовать причину странных шумов и намерен оставить покрытой мраком эту тайну”. Он заключил свое изящно составленное послание прямым вопросом – что заставляет Илию Биллингтона опасаться расследования причин шумов и их источников, и делает вывод, что либо должно быть проведено расследование, либо шумы должны прекратиться. Однако Илию нельзя было успокоить изящностью слога. Последовало новое предупреждение, где он заявлял, что не потерпит стороннего вмешательства в свои дела. К тому же он сильно сомневается, что преподобный Вард Филипс и Джон Друвен в достаточной степени подходят для проведения подобного расследования. В заключение он обрушивался на тех, кто якобы слышал какие-то звуки.

“Что касается этих лиц, то было бы нелишне осведомиться, что они делали в лесу в столь поздний час, когда все почтенные горожане находятся в кровати или по крайней мере в стенах собственного дома, а не болтаются по окрестностям под покровом темноты в поисках Бог знает каких удовольствий или приключений? Нет никаких показаний о том, что они cлышали шум. Свидетель Друвен решительно утверждает, что он слышал шум; но он не упоминает, что кто-либо его сопровождал. Были ведь и такие, кому всего сто лет назад или меньше казалось, что они “слышали голоса”, и за это обвиняли невинных мужчин и женщин, которых предавали мучительной смерти как колдунов и ведьм; а где теперь эти свидетельства? Достаточно ли свидетель знаком с ночными звуками, чтобы отличить то, что он называет “криками боли, издававшимися каким-то существом”, от рева быка, или мычания коровы, ищущей пропавшего теленка, или множества других звуков подобного рода? Пусть лучше он и ему подобные думают, прежде чем говорить, а не доверяются своим ушам и не смотрят на то, что Богу угодно сделать невидимым”.

Действительно, письмо было весьма двусмысленным. До этого Биллингтон не призывал Бога в свидетели, и его письмо, хотя и довольно язвительное, несло на себе следы спешки и непродуманных суждений. Короче, Биллингтон раскрылся для удара, и удар, как и следовало ожидать, был нанесен непосредственно преподобным Вардом Филипсом и Джоном Друвеном.

“Я,– священник писал почти так же лаконично, как до этого Биллингтон,– поистине счастлив и благодарен Богу, видя, что этот человек, Биллингтон, все же признает существование различных Тварей, которых Богу угодно сделать невидимыми для человека, и очень надеюсь, что названный Биллингтон не смотрел на них сам”.

Джон Друвен, однако, был более колок: “Поистине, я не знал, что сосед Биллингтон держит быков, коров и телят, с голосами которых свидетель знаком, так как он воспитывался среди них. Свидетель говорит далее, что он не слышал голосов быков, коров или телят поблизости от поместья Биллингтонов. А также козлов, овец, ослов или других животных, знакомых мне. Но звуки были, и отрицать это невозможно, потому что я слышал их и другие тоже”.

И так далее в том же духе.

Можно было ожидать, что Биллингтон как-то на это ответит. Но он не ответил. Не появилось больше ни одного документа с его подписью, но три месяца спустя “Газетт” опубликовала сообщение все того же колкого Друвена о том, что он получил приглашение на досуге посетить поместье Биллингтона, один или с друзьями. Единственным условием Биллингтона было, чтобы Друвен формально известил его о таком намерении, дабы Биллингтон мог приказать своей челяди не тревожить его как нарушителя своих владений. Друвен выказал намерение принять предложение Биллингтона.

Затем на какое-то время наступила пауза.

А затем появилась череда зловещих газетных заметок, которые становились все тревожнее по мере того, как проходила неделя за неделей. Первая была совершенно невинной. В ней лишь говорилось, что “Джон Друвен, время от времени пишущий материалы для нашей газеты, не сдал вовремя свою заметку для нынешнего выпуска и, наверное, подготовит ее для публикации на следующей неделе”. Однако на следующей неделе в “Газетт” появилось довольно пространное сообщение о том, что “Джон Друвен пропал. Его не было в комнатах на Ривер-Стрит, и сейчас ведется поиск с целью обнаружения его местонахождения”. Еще через неделю “Газетт” сообщила, что пропавшая заметка, которую Друвен обещал прислать, должна была быть репортажем о посещении им дома и рощи Биллингтона в сопровождении преподобного Варда Филипса и Деливеранса Вестриппа. Его спутники показали, что они вместе вернулись из поместья Биллингтонов. Однако той же ночью Друвен, по словам владелицы дома, ушел. Он не ответил на ее вопрос, куда он идет. На вопрос о том, как прошло их расследование относительно непонятных звуков в окрестностях поместья, преподобный Филипс и Деливеранс Вестрипп ничего не могли вспомнить, разве что обходительность хозяина, который самолично подал завтрак, приготовленный его слугой, индейцем Квамисом. Теперь шериф велрасследование по поводу исчезновения Джона Друвена.

Пошла четвертая неделя. Ничего нового о Джоне Друвене.

Пятая неделя также прошла без новостей.

А потом – молчание, прерванное только однажды по истечении трехмесячного срока сообщением, что шериф прекратил расследование странного исчезновения Джона Друвена.

И ни слова о Биллингтоне. Весь разговор о странных звуках в биллингтоновской роще, казалось, был решительно оборван. Ни в колонке новостей, ни в колонке сообщений не появлялось даже имени Биллингтона. Однако шесть месяцев спустя дела пошли с пугающей быстротой, и Дюарт остро чувствовал сдержанность, проявлявшуюся газетами по поводу тех событий, которые в его время обязательно попали бы на первые полосы. В течение трех недель в “Газетт” и “Адвертайзере” видное место заняли четыре отдельные истории.

В первой рассказывалось об обнаружении на океанском берегу, в непосредственной близости от морского порта Иннсмут и устья реки Мануксет некоего разорванного и искалеченного тела, в котором опознали Джона Друвена.

“Считают, что мистер Друвен, возможно, вышел в море и был тяжело ранен в результате крушения лодки, в которой он находился. Когда его обнаружили, он уже несколько дней был мертв. В последний раз его видели в Архаме полгода назад, и с тех пор о нем никто ничего не слыхал. По-видимому, он прошел сквозь тяжкие телесные муки, так как лицо его необычно вытянуто, а многие кости сломаны”.

Второй материал касался предка Дюарта, вездесущего Илии Биллингтона. Сообщалось, что Биллингтон и его сын Лаан отправились в Англию повидать родственников.

Неделю спустя индеец Квамис, служивший у Илии, “был вызван к шерифу на допрос, однако судебные приставы, отправившиеся в дом Илии Биллингтона, никого не нашли. Дом был заперт и запечатан, и они не могли туда войти, так как не имели ордера на обыск”. Расследование среди индейцев, находившихся в округе Данвич к северу от Архама, не добавило новых данных. Более того, индейцы ничего не знали о Квамисе и не хотели знать, а двое из них отрицали, что человек по имени Квамис когда-либо выходил из их среды или вообще существовал.

В конце концов шериф опубликовал фрагмент письма, начатого покойным Друвеном в вечер перед своим странным и необъяснимым исчезновением, случившимся примерно семь месяцев назад. Оно было адресовано преподобному Варду Филипсу и “несло следы спешки”, по версии “Газетт”. Письмо было обнаружено хозяйкой дома и передано шерифу, который только теперь признал его существование. “Газетт” напечатала его:

“Преподобному Варду Филипсу

Баптистская церковь

Френч-Хилл, Архам

Мой почтенный друг!

Меня охватывает настолько сильное странное чувство, что может показаться, что события, свидетелями которых мы были сегодня, стерлись из моей памяти. Я не могу объяснить этот феномен, и вдобавок меня не