Здесь смысл бытия трактуется как обретение Бога. Несогласие с самим собой, жажда духовной целостности, слушание тайны – это «рубаха не по росту» Жанны д'Арк из другого стихотворения поэта, названного «Дерево Жанны». Деревья – постоянные персонажи поэзии Арсения Тарковского; он говорит с ними как с одушевленными существами, равными человеку.
У Андрея тоже было дерево – в фильме «Жертвоприношение», посаженное, впрочем, еще в «Ностальгии». В обители Доменико, безумца из «Ностальгии», написано: 1 + 1 = 1, ибо, как он сам объясняет, «одна капля плюс одна капля – будет капля побольше, а не две капли». Арифметическими терминами здесь выражена идея причастности человека к миру, соборности человечества – как единого гармонического тела.
История Доменико основа на реальном случае. Некий человек, решивший, что скоро начнется атомная война и наступит конец света, семь лет продержал свою семью в затворничестве, не выпуская из дома. Тарковский и Гуэрра преобразили эту историю, придав ей иное звучание. Доменико из «Ностальгии» одержим идеей спасти весь мир. Он обращается к человечеству со знаменитого Капитолийского холма.
Место для проповеди выбрано не случайно. Древняя легенда гласит, что именно здесь, на Монте- Капиталино, будет объявлен конец света: «Когда уже невозможно будет видеть позолоту на статуе императора Марка Аврелия на площади Капитолия, тогда маленькая сова запоет между ушами лошади» – и придет последний день человечества.
Дабы сохранить позолоту на статуе и тем самым «отсрочить конец света», 16 лет назад скульптуру, установленную Микеланджело еще в 1538 году, перенесли под стекло в палаццо Нуово, а на место оригинала водрузили копию. Когда снималась «Ностальгия», на холме еще стояла оригинальная скульптура.
Статуя Марка Аврелия, у подножия которой происходит самосожжение героя в фильме «Ностальгия» Фото И. Лавриной
Готовясь к съемкам «Ностальгии», Андрей побывал в соборе Лечче (область Пугья на юге Италии), где слушал разъяснения настоятеля о мозаичном поле XII века, изображающем большое дерево, каждая ветвь которого символизирует одну культуру. Это дерево он воспринимал как наглядный пример того, что каждый из нас свободно впитывает что-то от разных культур – индийской, персидской, египетской, месопотамской, скандинавской, эллинистической, платонико-августинской, библейской, бретонской…
Образом дерева начинается и кончается «Жертвоприношение»: высочайшее дерево цивилизации может ожить только благодаря живой воде – вере. Деревья существуют рядом с нами, их присутствие кажется нам банальным, но оно не менее таинственно, чем иные мистические проявления бытия – голоса, святые, ангелы или их перья, трепетно опускающиеся с неба.
Писатель, один из героев «Сталкера», говорит: «Средневековье, вот это интересно. В каждом доме был дух, в каждой церкви был Бог. Сегодня каждый четвертый человек – старый. Каково обычное состояние старого человека? Скука, досада, энтропийный сон, в который мы погружены, не обращая внимания на то, что нас окружает…»
Андрей хотел вывести людей из состояния сна. Он хотел научить нас вниманию ко всему окружающему. Вещи, говорил он, это атомы, организованные для того, чтобы служить человеку; им (вещам) придана форма, они содержат энергию. Но человек не умеет экономно и разумно пользоваться этой энергией, он рассеян, он совершает ошибки, чреватые роковыми последствиями.
Андрей хотел, чтобы зацвело сухое дерево нашей души. Ветвь самого Андрея обломилась. Но и обломленная, она цветет, благодаря оставленной им вере в наше духовное освобождение.
Между добром и злом
1 октября 1986 года, за три месяца до смерти Андрей сделал в дневнике запись:
Способен ли человек особым усилием изменять состояние (равновесие) добра и зла? В каких случаях?
Способна ли в человеке победить его духовная сущность в тех случаях, когда речь идет не о грехе, а о верности Духовному? Если неверность духовная еще не грех.
Неужели проблемы, донимающие русскую душу, выйдя за пределы русскости, можно назвать суетными? Бессмысленными? Пустопорожними?
Или есть закон, который в определенных условиях из обыкновенного среднего человека <делает> величественную в духовном смысле фигуру? Мораль тут ни при чем. Хотя выразиться все это может и на моральном и на каком угодно уровне.
Может ли великий грешник, на какой-то момент хотя бы, стать святым? Что такое грех? Действие в пользу унижения человеческого достоинства, духовной высоты. Насилие души.
Сольвейг. Возможна или нет в наше время? Время, слишком материальное для того, чтобы опираться о Веру, как о камень.
Человек, который своей жизнью, своим творчеством обращал людей к духовности, к поискам истины, к поискам добродетели, сам всю жизнь мучился вопросами добра и зла, духовности и греха. Он мечтал ответить на эти вопросы фильмом «Искушение святого Антония».
Андрею очень важно было снять этот фильм. Он даже просил Серджо Мерканцина поговорить о проекте фильма с папой Иоанном Павлом II.
Рассказывает дон Серджо:
– В жизни святого Антония Андрей видел символ борьбы между добром и злом, между гармонией и хаосом. В фильме он хотел показать одну ночь из жизни святого Антония – ночь, которая проходит в бесконечных искушениях, в невероятном напряжении душевных и духовных сил героя. Фильм должен был кончаться тем, что утром, на рассвете, святой Антоний, преодолев невероятные искусы, заплачет по-детски, и этот плач знаменует собой смысл творения, победу над космическим беспокойством.
– Да.
– Он не заострял внимания на разладе между католической и православной церквами. Для него было естественным чувствовать себя в той форме христианства, которая была свойственна месту его пребывания. Он не был дисциплинированным христианином, но чувствовал себя христианином традиционным. Он не отказывался от обрядов, установленных церковью, однако не придавал им особого значения. Самым важным обрядом для Андрея было искусство, потому что оно являлось для него подвижническим делом. Художник, который смотрел в глубину человека и мира, конечно, не придавал значения разнице в нюансах вероисповедания…
И все-таки некоторые стороны христианских обрядов были для Тарковского чрезвычайно важны. Так, он с глубочайшим пиететом относился к иконам.
– Видишь, у тебя здесь есть сын, своя семья, своя Мадонна, – сказал Андрей однажды Франко Терилли, когда они были в святилище Богоматери Лорето.
В тот же день они попали в местечко Porto-Novo, близ Анконы. Здесь на скалах у моря приютилась маленькая церковь. Войдя в нее, Франко Терилли заметил, что Андрей остался на пороге. Терилли забеспокоился, но Андрей сказал:
– Не волнуйся. У меня теперь тоже есть своя маленькая Мадонна, – и он указал на икону Умиления Богоматери у входа.
Потом Андрей попросил оставить его одного… Через несколько лет, в телефонном разговоре (незадолго до смерти) Андрей попросил Терилли:
– Франко, как только вернусь в Италию, прошу тебя отвезти меня в ту церковь…
Пио де Берти, вспоминая о последнем дне Тарковского в России, рассказывает:
Вечером накануне отъезда Андрей долго возил меня на такси по Москве. Когда мы вернулись домой, было уже поздно. На лестнице его дома стояли десятки людей. Дверь в его квартиру была открыта, чтобы могли зайти те, кто хотел попрощаться с Андреем. В одной из комнат его квартиры, довольно скромной, стоял большой стол, висели иконы и горели свечи. За столом были приготовлены места для семьи Андрея и для меня. Сидели до поздней ночи – это было прощание с друзьями, близкими, с домом при немом, но живом присутствии икон…
