чистые, как вода, и смотрели они очень грустно. «Нет, парня этого развеселить не под силу никому», — подумал Торарин.
А шкипер снова завел с ним разговор.
— Эти шотландцы, — спросил он, — люди хорошие?
— Может, это ты и повезешь их в Шотландию? — вопросом ответил на его вопрос Торарин.
— У меня груз до Эдинбурга, — добавил шкипер, — и один из шотландцев сейчас только был здесь и спрашивал, согласен ли я взять их с собой. Но мне не очень-то нравится идти в море, имея на борту таких буянов. И я сказал ему, что мне надо бы подумать. Ты что-нибудь слышал о них? Думаешь, можно их взять без опаски?
— Я только слышал о них, что это храбрый народ. Можешь смело брать их с собой.
Однако стоило Торарину сказать это, как собака его тотчас поднялась, встала в повозке, задрала нос к небу и завыла.
Торарин сразу же перестал расхваливать шотландцев.
— Что это вдруг с тобой, Грим, собачка моя? — спросил он. — Небось считаешь, что я больно долго стою здесь да время понапрасну трачу за разговорами?
Торарин приготовился ехать.
— Ладно, удачи тебе! — сказал он на прощание.
Торарин направился в Марстранд по узкой протоке между островками Клёверён и Куён. А когда впереди уже показался Марстранд, он увидел вдруг, что был на льду не один.
В ярком свете луны хорошо был виден высокий мужчина, осанистой походкой шагавший по снегу. На нем была шляпа, украшенная перьями, и богатая одежда с широкими буфами на рукавах.
«Гляди-ка, — сказал Торарин самому себе, — значит, это сэр Арчи, командир шотландцев, был на галеасе и договаривался со шкипером».
Торарин был со своей повозкой так близко от шотландца, что даже заехал на длинную тень его, скользившую за ним по снегу. Передними копытами лошадь уже ступила на перья шляпы в рисунке тени.
— Грим, — сказал Торарин, — может быть, предложим ему доехать до города в нашей повозке?
Собака тотчас же стала подниматься, и Торарин поспешил положить руку ей на спину.
— Успокойся, Грим, собачка моя! Вижу, что шотландцев ты недолюбливаешь.
Сэр Арчи между тем не замечал, что кто-то едет совсем рядом от него. Он шел, не оглядываясь. Торарин принял чуть в сторону, собираясь его объехать. И тут увидел он за спиной шотландского господина еще одну тень или что-то похожее на тень. Это было нечто серое, вытянутое и тонкое, плывущее по снегу бесшумно и не оставляя никаких следов. Шотландец шел широкими шагами. Он не смотрел ни вправо, ни влево. Но серая тень скользила столь близко от него, что казалось, будто она что-то хотела шепнуть ему на ухо.
Торарин проехал еще немного вперед, пока не поравнялся с ними обоими. Свет луны позволил ему разглядеть лицо шотландца. Брови его были сдвинуты, а выражение на лице такое, словно ему докучала какая-то неприятная мысль. И как раз в тот момент, когда Торарин обогнал его, он оглянулся и посмотрел назад, будто почувствовал за спиной чье-то присутствие.
Торарин отчетливо видел теперь, что за сэром Арчи, крадучись, скользит молодая девушка в серой просторной одежде, но сэр Арчи не замечал ее. Когда он обернулся, она тотчас застыла на месте; на нее легла тень самого сэра Арчи, широкая и темная, и скрыла ее.
Сэр Арчи пошел дальше, и тогда девушка вновь постаралась приблизиться к нему и опять пошла за ним, словно бы нашептывая ему все время что-то в ухо.
Когда же Торарин увидел все это, его охватил такой ужас, что совладать с ним он уже не смог. Он закричал что было сил и так хлестнул лошадь, что она рванулась и понесла, а когда остановилась у двери его лачуги, с нее лил пот.
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
Город со всеми своими домами и строениями находился в той части острова Марстранд, что была обращена в сторону шхер и прикрывалась целым венком из островков — малых и совсем крошечных. Здесь были городские улочки и переулки, всегда заполненные людьми, здесь была гавань, забитая кораблями и лодками, здесь солили сельдь, чистили рыбу, здесь же неподалеку были церковь и кладбище, ратуша и рынок. И здесь росло много высоких деревьев, зеленые кроны которых летом всегда раскачивались на ветру.
А на другой половине острова Марстранд, обращенной к западу, в сторону моря и не защищенной ни островками, ни шхерами, не было ничего, кроме голых скал да изрезанных, уходящих в море каменных гряд. Были еще бугры бурого цвета, поросшие вереском, заросли терновника, норы выдр и лисиц, гнезда чаек и гаг, но не было там ни тропинок, ни домов, ни людей.
Лачуга Торарина стояла высоко, на самом гребне острова, так что по одну сторону от нее лежал город, а по другую была пустошь. И когда Эльсалилль открывала дверь, перед собой видела она лишь большие голые камни, с которых в сторону запада открывалась безбрежная даль, где у горизонта просматривалась темная полоска открытого моря.
Когда море вокруг Марстранда вдруг покрывалось льдом, моряки и рыбаки, оказавшиеся запертыми в городе, ходили часто мимо дома Торарина, чтобы, забравшись на скалы, всматриваться в море, не начали ли проливы сбрасывать с себя ледяное покрывало.
Эльсалилль часто стояла в дверях и смотрела, как люди шли к скалам. После свалившегося на нее большого горя сердце ее постоянно тосковало, и она думала: «По-моему, люди, которым есть чего ждать в жизни, должны быть счастливы. А у меня вот в целом мире не осталось никого, и ждать мне от жизни нечего».
Как-то под вечер Эльсалилль увидела на скале мужчину в широкополой шляпе с большим пером, глядевшего, как и остальные, на запад, в море. Эльсалилль сразу узнала в нем сэра Арчи, старшего среди шотландцев, того самого, что заговорил с ней тогда на причале.
Когда он, возвращаясь в город, проходил мимо дома Торарина, Эльсалилль еще стояла в дверях. И плакала.
— Почему ты плачешь? — спросил он и остановился.
— Плачу я оттого, что нет у меня никаких желаний и мне не к чему в жизни стремиться, — ответила Эльсалилль. — Когда я увидела, как вы стоите на скале и всматриваетесь в море, я подумала: «Вот у него там, по другую сторону моря, есть, конечно же, дом, и он желает поскорее туда отправиться».
От этих слов сердце сэра Арчи смягчилось, и он сказал:
— Много лет никто уже не говорил со мной о моем доме. Одному Богу известно, что там делается теперь в усадьбе моего отца. Когда я оставил дом, чтобы служить в чужих странах, мне было семнадцать лет.
Сказав это, сэр Арчи вошел внутрь бедной лачуги и стал рассказывать Эльсалилль о своем доме.
И Эльсалилль сидела молча и слушала сэра Арчи, а говорил он долго и интересно. И каждое слово, слетавшее с уст его, доставляло Эльсалилль счастье.
Когда же подошло время уходить, сэр Арчи спросил у Эльсалилль разрешения поцеловать ее. Эльсалилль сказала «нет» и подалась к двери. Но сэр Арчи преградил ей дорогу и попытался вырвать поцелуй силой. И в этот момент дверь вдруг открылась, и в дом стремительно вошла хозяйка.
Сэр Арчи тотчас отпрянул от Эльсалилль и, протянув ей на прощание руку, поспешил прочь.
Мать Торарина сказала Эльсалилль:
— Правильно ты сделала, что послала за мной. Не пристало молодой девушке одной оставаться дома с таким мужчиной, как сэр Арчи. Ты ведь знаешь, что у наемников этих нет ни совести, ни чести.
— Разве я за вами посылала? — удивилась Эльсалилль.
— Ну да, — ответила старуха, — я стояла на причале и работала, и тут вдруг подходит ко мне
