соседству с Фаллой, где он всю свою жизнь занимался поденной работой. Ларс видел, как он со снисходительной улыбкой здоровался налево и направо, демонстрируя всем свою прекрасную трость и звезды. Длинная вереница детей и молодежи следовала за ним по пятам, куда бы он ни сворачивал, да и старики не гнушались перекинуться с ним словечком. Неудивительно, что аукцион не удавался, раз здесь присутствовал такой великий человек, привлекавший к себе всеобщее внимание.
Поначалу Ларс не стал прерывать аукциона. Он только следил глазами за Яном из Скрулюкки до тех пор, пока тот не добрался до самого первого ряда и не оказался совсем близко к аукционисту. Можно было не бояться, что Юханнес Португальский останется в тени. Он пожимал руки всем, кого знал, бросая им несколько любезных слов, и в то же время протискивался мимо них, в результате чего уже вскоре стоял в центре круга.
Как только он там оказался, Ларс Гуннарссон в тот же миг соскочил со стола, набросился на него, схватил кожаный картуз и императорскую трость и был уже снова на столе, прежде чем Ян успел хотя бы подумать о сопротивлении.
Ян громко закричал и хотел было вскочить на стол, чтобы отобрать похищенные сокровища, но Ларс замахнулся на него тростью, и ему пришлось отступить. Тут же в толпе возник ропот недовольства, но Ларс не дал себя запугать.
— Я понимаю, что вы удивлены моим поведением, — закричал он своим громким голосом аукциониста, так что было слышно во всей усадьбе. — Но эти шапка и трость принадлежат нам, жителям Фаллы. Ими владел мой тесть Эрик Эрса, а он унаследовал их от старого хозяина, который управлял усадьбой до него. Эти вещи всегда высоко почитались у нас в доме, и я не могу потерпеть, чтобы какой-то сумасшедший разгуливал с ними. Ян не может объяснить, как они попали к нему, но я ручаюсь, что теперь он уже больше не сможет украшать себя тем, что принадлежит нам.
Ян быстро успокоился, и пока Ларс держал свою речь, он стоял, скрестив руки на груди, с таким видом, словно то, что говорит Ларс, ему безразлично. Как только тот замолчал, Ян, сделав властный жест, обратился к присутствующим.
— Теперь, мои любезные придворные, — сказал он, — вам придется вернуть мне мое имущество.
Но ни один человек не пошевелился, чтобы помочь ему. Многие даже стали смеяться над ним. Теперь все перешли на сторону Ларса.
Только один-единственный человек пожалел его. Он услышал, как какая-то женщина крикнула из толпы аукционисту:
— Ах, Ларс, оставьте ему императорский наряд! Вы же сами не станете пользоваться ни тростью, ни шапкой.
— Как только я приду домой, я дам ему одну из моих собственных шапок, — сказал Ларс, — но он больше никогда не будет расхаживать с этими семейными реликвиями и выставлять их на посмешище.
На это его высказывание толпа громко захохотала, и Ян был так обескуражен этим, что не мог двинуться с места, а только озирался по сторонам. Он поворачивался то к одному, то к другому, не переставая удивляться. Господи! Неужели никто из тех, кто прославлял и почитал его, не захочет помочь ему в тяжелую минуту? Но все стояли неподвижно. Он видел, что ничего для них не значит и что они ничего не хотят для него сделать. Он так испугался, что все императорское величие покинуло его и он стал больше всего похож на ребенка, готового расплакаться, потому что лишился своих игрушек.
Ларс Гуннарссон повернулся к огромной куче сложенных возле него вещей и хотел уже снова начать торговлю. Тогда Ян предпринял попытку справиться сам. Со стонами и жалобами он подошел к самому столу, где стоял Ларс, а подойдя, быстро наклонился и попытался опрокинуть его.
Но Ларс не дал застать себя врасплох. Он взмахнул императорской тростью и так сильно ударил Яна по спине, что ему пришлось отступить.
— Нет уж, — сказал Ларс, — я пока попридержу эти вещи. Я думаю, ты и так потратил слишком много времени на все это императорство. Теперь тебе бы лучше пойти домой и взяться за канавы. Таким, как ты, нечего делать на аукционе.
Казалось, у Яна не было большого желания подчиниться, но тогда Ларс снова замахнулся тростью. Большего и не требовалось, чтобы император Португальский развернулся и побежал.
Никто не шевельнулся, чтобы пойти за ним и сказать ему слово утешения, никто не позвал его обратно. Да, большинство из них просто не могло перестать хохотать, видя, как жалко и безо всяких церемоний он лишился всего своего величия.
Но Ларса Гуннарссона это тоже не устраивало. Ему хотелось, чтобы его аукционы проходили столь же торжественно, как богослужение.
— Я считаю, что лучше поговорить с Яном серьезно, чем смеяться над ним, — сказал он. — Многие подыгрывают его безумию и даже называют императором, но в этом ничего хорошего по отношению к нему нет. Тогда уж, пожалуй, лучше попытаться заставить его понять, кто он такой, даже если ему это будет неприятно. Я так долго был его хозяином, что считаю своим долгом проследить за тем, чтобы он снова начал работать. Иначе он скоро станет обузой приходу.
После этого Ларс провел по-настоящему прекрасный аукцион, с массой предложений и высокими ценами. И удовлетворение, которое он испытывал, не стало меньше, когда, вернувшись на следующий день домой, он услыхал, что Ян из Скрулюкки надел рабочую одежду и начал рыть в поле канавы.
— Теперь нам никогда больше не следует напоминать ему о его безумии, — сказал Ларс Гуннарссон, — и может быть, рассудок останется при нем. Он никогда особым умом не отличался, так что ему необходимо сохранить его в целости.
ДОМАШНЕЕ ИСПЫТАНИЕ ПО ЗАКОНУ БОЖЬЕМУ[6]
Ничему так не радовался Ларс Гуннарссон, как тому, что ему пришло в голову отобрать трость и кожаный картуз у Яна из Скрулюкки. Было полное впечатление, что он одновременно избавил его и от безумия.
Через пару недель после аукциона в Бергвике в Фалле должно было состояться домашнее испытание по Закону Божьему. Туда собрались люди со всей округи озера Дувшён. Вместе с остальными пришли и жители Скрулюкки. И представьте себе, по Яну было совершенно не заметно, что рассудок у него не в порядке!
Все имевшиеся в Фалле лавки и стулья были снесены в большую комнату на первом этаже. Здесь и уселись тесными рядами люди, пришедшие на испытание. Вместе с ними сел и Ян, вовсе не пытаясь протиснуться к лучшему, чем ему подобало, месту. Ларс все время следил за ним глазами и должен был признать, что безумие и вправду покинуло его. Ян вел себя как совершенно другой человек.
Он сидел довольно тихо, и тот, кто здоровался с ним, не получал в ответ ничего, кроме быстрого кивка, но это могло быть связано и с тем, что он не хотел нарушать благоговейной обстановки церковного испытания.
Перед началом самого испытания всех присутствующих должны были записать, и когда пастор выкрикнул имя Яна Андерссона из Скрулюкки, Ян, ни минуты не размышляя, ответил «да», словно императора Юханнеса Португальского никогда и не существовало.
Пастор сидел за столом на почетном месте, и перед ним лежала огромная книга для испытаний по Закону Божьему и церковной грамотности. Рядом с ним сидел Ларс Гуннарссон и помогал ему разобраться, сообщая, кто за этот год переехал и должен был проходить испытания в другом месте и кто повыходил замуж.
Когда же Ян так правильно ответил, все присутствующие заметили, что пастор повернулся к Ларсу Гуннарссону и тихо спросил его о чем-то.
— Все не так страшно, как казалось, — ответил Ларс. — Я выбил из него это. Он приходит сюда в Фаллу на работу каждый день, как и всегда.
У Ларса не хватило сообразительности понизить голос, как это сделал пастор. Все поняли, о ком он говорит, и многие стали искать Яна глазами, но тот сидел так спокойно, будто ничего и не слыхал.
