Да, уж вечерок был как раз для прогулок! Мороз встретил их, словно стена из колющих и царапающих осколков стекла. Всю кожу кололо, было такое ощущение, будто нос начинает отваливаться, кончики пальцев на руках жгло, а пальцы ног, казалось, отрубили сразу же, их просто вроде больше не было.
Но Ян не издал ни единой жалобы, Катрина тоже. Они продолжали идти и идти. Ян свернул на зимнюю дорогу через гору, ту самую дорогу, по которой они однажды шли рождественским утром с Кларой Гуллей, когда она была такой маленькой, что ее приходилось нести.
Небо было ясным, и в западной стороне светил узенький белый осколочек луны, так что было не так уж и темно. Но тем не менее держаться дороги было трудно, оттого что вокруг было белым-бело. Раз за разом они заходили слишком далеко на обочину и глубоко проваливались в сугробы.
Они все-таки добрались до того огромного камня, что был однажды брошен великаном в сторону церкви Свартшё. Ян уже успел его миновать, когда шедшая позади него Катрина вскрикнула.
— Ян! — кричала она, и Ян не слыхал в ее голосе такого испуга с того дня, когда Ларс приходил, чтобы отобрать у них избу. — Ты что, не видишь, здесь кто-то сидит?
Ян повернул обратно и подошел к ней. Они с Катриной уже готовы были пуститься наутек, ибо там и впрямь сидел, не касаясь камня, почти полностью покрытый инеем огромный старый тролль со щетинистой бородой и хоботом вместо носа.
Он сидел совершенно неподвижно, и единственное, что можно было предположить, это что он настолько оцепенел от холода, что не смог залезть обратно в свою земляную пещеру, или где там еще живут тролли.
— Подумать только, бывает же такое! — сказала Катрина. — А я-то все не хотела верить, сколько ни слыхала о них.
Первым, кто пришел в себя настолько, чтобы понять, что перед ними такое, был Ян, а не Катрина.
— Никакой это не тролль, Катрина, — сказал он. — Это Агриппа Престберг.
— Господи, что ты такое говоришь? — воскликнула Катрина. — Да, пожалуй, но у него такой вид, что и не узнать.
— Он присел тут и заснул. Хорошо, если он еще жив!
Они звали старика по имени и трясли его, но он оставался все таким же застывшим и неподвижным.
— Беги назад за санками, и мы перетащим его домой! — сказал Ян. — Я останусь тут и буду растирать его снегом, пока он не проснется.
— Только ты сам-то смотри не замерзни до смерти! — сказала Катрина.
— Дорогая моя Катрина, — сказал Ян, — давно мне не было так жарко, как сегодня вечером. Я так счастлив за нашу девочку. Разве не прекрасно с ее стороны было послать нас спасать жизнь тому, кто болтал о ней повсюду так много неправды?
Две недели спустя, когда Ян шел домой с работы, навстречу ему попался Агриппа Престберг.
— Я снова здоров и в полном порядке, — сказал Греппа, — но я же понимаю, что, если бы вы с Катриной не пришли мне тогда на помощь, не много бы осталось от Юхана Уттера Агриппы Престберга, и поэтому я все думал, чем бы мне вам отплатить.
— Об этом вам вовсе и не следовало беспокоиться, дорогой мой Агриппа Престберг, — сказал Ян, повелительно взмахнув рукой.
— Помолчи, сейчас ты все услышишь! — сказал Престберг. — Когда я говорю, что думал об ответной услуге, то это не пустая болтовня, а именно это я и имею в виду. И теперь дело уже сделано. На днях я встретил того торговца, что подарил вашей девчонке красное платье.
— Кого? — сказал Ян и так разволновался, что ему стало трудно дышать.
— Того мужика, что подарил девчонке платье, а потом устроил так, что с ней приключилась беда в Стокгольме. Сперва я всыпал ему за вас, сколько он смог вытерпеть, а потом сказал, что, когда он в следующий раз появится в этой округе, я всыплю ему еще столько же.
Ян просто не мог поверить, что не ослышался.
— Ну а он что сказал? Вы не спросили о Кларе Гулле? Он не привез от нее привета?
— А что ему было говорить? Я его лупил, а он молчал. Вот я и оказал вам ответную услугу, так что теперь мы в расчете. Юхан Уттер Агриппа Престберг не желает быть ни перед кем в долгу.
Он проследовал дальше, а Ян остался стоять на дороге и громко застонал. Моя девочка, моя девочка! Она хотела послать ему весточку. Наверняка у этого торговца были какие-то вести от нее. А теперь Ян ничего не узнает. Этого человека прогнали.
Ян заломил руки. Он не плакал, но боль, которую он чувствовал во всем своем теле, была сильнее, чем при болезни.
Теперь он понял, что Клара Гулля хотела, чтобы Престберг, который вечно бродит по дорогам, получил у торговца весть и передал ее Яну. Но Престберг был не лучше тролля: захочет он причинить зло или помочь, из этого все равно выходят одни только несчастья.
ВОСКРЕСЕНЬЕ ПОСЛЕ ЛЕТНЕГО РАВНОДЕНСТВИЯ
В первое воскресенье после летнего равноденствия жители Аскедаларна были приглашены в дом сеточника на большой праздник, который сеточник с невесткой ежегодно устраивали об эту пору.
Могло показаться удивительным, что два до крайности бедных человека каждый год приглашают гостей, но тем, кто знал причину, это казалось совершенно естественным.
А дело, собственно, обстояло так. Когда сеточник еще был богатым человеком, он подарил каждому из своих двух сыновей по усадьбе. Старший сын распорядился своей собственностью примерно так же, как и сам Уль Бенгтса, и умер в нищете. Второй сын был более положительным и серьезным. Он сберег подаренное ему и даже приумножил, став достаточно состоятельным человеком.
Но то, чем он теперь владел, было всего лишь мелочью по сравнению с тем, что он мог бы иметь, не предайся его отец жизни шикарной и беспечной и не спусти все деньги и имущество безо всякой пользы. Если бы такое богатство попало в руки сына, когда он был еще совсем молод, трудно даже представить себе, чего бы он достиг. Он мог бы владеть всеми лесами в окрестностях Лёвшё, иметь лавки в Брубю и пароход на озере Лёвен. Да, возможно, он стал бы даже заводчиком в Экебю.
Конечно, сыну трудно было простить отцу его мотовство, но он всегда сдерживался, чтобы дело не дошло до разрыва. Когда отец разорился, естественно, многие, и в том числе Уль Бенгтса, ждали, что сын поможет ему тем, что имеет, но что бы это дало? Все бы только пошло кредиторам. Именно с мыслью о том, чтобы отцу было куда деваться, коль скоро он всего лишился, сын и сохранил то, что когда-то им было получено.
Сын не был виноват в том, что теперь Уль Бенгтса поселился у вдовы его старшего брата, пытаясь прокормить себя и ее плетением сетей. Не единожды, а чуть ли не сотню раз предлагал он отцу идти жить к нему. То, как отец поступил с ним, было чуть ли не новой несправедливостью по отношению к нему, потому что теперь он пользовался плохой репутацией среди тех, кто знал, как трудно старику живется.
Но и это не внесло между ним и отцом никакого раздора. Чтобы доказать ему свою дружбу, сын каждое лето один раз вместе с женой и детьми добирался по смертельно опасной дороге в Аскедаларна и проводил там целый день.
Если бы люди только знали, какими подавленными чувствовали себя и жена, и он всякий раз, когда видели эту маленькую избушку и эти несчастные развалины на месте дворовых построек, это каменистое картофельное поле и всех этих оборванных детишек невестки, они бы тогда поняли, как он любит отца, если может ежегодно проходить через все это, чтобы иметь возможность повидать его.
Самым ужасным они с женой считали то, что ради них устраивался праздник. Каждый раз, уезжая, они просили и умоляли старика, чтобы он больше не созывал соседей в их честь, когда они приедут на следующий год, но тот был непреклонен. Он не хотел отказываться от праздника, хотя, конечно же, ему это было не по средствам. Глядя на то, как он постарел и угас, невозможно было подумать, что в нем осталось
