затянули песню о бегстве Аретузы.
* * * Теперь, когда эта история окончена, путешественник, должно быть, понял то древнее наскальное изображение, которое ему показывали на земле великой Кунгахэллы. Он, вероятно, смог различить и лося с ветвистыми рогами, и трирему с длинными веслами. Не стоит требовать, чтобы он увидел там Сильвия Антония Поппия и прекрасную лесную королеву, ибо для этого нужно смотреть глазами старых сказителей.
Он поймет и то, что изображение создано самим юным римлянином и что так же обстоит дело с этой старинной историей. Сильвий Антоний слово в слово поведал ее своим потомкам. Он знал: им будет приятно узнать, что они произошли от известных всему миру римлян.
Но, конечно, чужестранцу необязательно верить в то, что какая-нибудь из нимф Пана бродила по этому речному берегу. Он может думать, что в первобытном лесу обитало дикое человеческое племя и что наездницей огромного лося была дочь короля, властвовавшего над этими бедными людьми. И что когда девушка увезла Сильвия Антония, она всего лишь хотела похитить его драгоценности. И что она вовсе не думала о самом Сильвии Антонии, она даже вряд ли знала, был ли он таким же человеком, как и она.
И путешественник, конечно, поймет, что имя Сильвия Антония не сохранилось бы до сих пор на этих берегах, если бы он все время оставался таким же глупцом. Путешественник сможет услышать о том, как преобразили юного римлянина несчастье и нужда, и как он из презираемого дикарями раба сделался их королем. Он был тем, кто первым подступил к первобытному лесу с огнем и сталью. Он возвел первый крепко срубленный дом. Он строил корабли и выращивал хлеб. Он положил начало великолепию великой Кунгахэллы.
И когда путешественник услышит об этом, он будет обозревать окрестности еще более радостно, чем прежде. Потому что хотя город и превратился в поля и луга, а на реке не увидишь парусов, эта земля все же дала ему возможность заглянуть в прошлое и глотнуть воздуха мечтаний.
МАРГАРИТА МИРОТВОРИЦА
(Перевод Д.Закса)
Что всполошило птиц в глухом бору? Зачем, шурша корой, скользнула белка По толстому стволу и замерла, Поднявши хвост, на самой нижней ветке И смотрит вниз горящими глазами? И отчего так гулко впереди Грохочет, как крылатый гром, глухарь? Что зрят они? Ходившие по хворост Крестьянки возвращаются из леса, Крича наперебой, что там пред ними Предстал прекрасный всадник с пышной свитой. Волненье в их глазах. Густой туман Клубится средь высоких красных сосен. Им вслед бежит мальчишка-углежог, Он запыхался, торопясь в долину, Его глаза восторженно сияют На вымазанном сажею лице. Чуть отдышавшись, он кричит: «Ликуйте! Принцесса едет. Только что я видел Ее со свитой на лесной дороге. И тихие лесные птицы пели, Ее завидев, и скользнула белка Вниз по стволу, чтобы ее узреть, И грохотал глухарь средь темных сосен. Ликуйте, люди! Радуйся, народ!» Молчи, бесенок. Придержи язык. Не приставай с своею глупой сказкой. Молчи, пострел, коль жизнью дорожишь. С чего ты взял, что то была принцесса? То, верно, тролль. Принцесса не приедет. Господь с тобой, принцесса не приедет. Молчи, пострел. Тебе ль дразнить несчастных, Живущих в злые годы на границе Двух королевств, чьи в распре короли? Мы как овца, которую от стада Отбил медведь и подогнал к обрыву, Мы ежедневно видим, холодея, Жестокой смерти бледный страшный лик. Мы знаем, что мерещится мальчишке. О прошлом годе шведский конунг Инге[15] И наш сосед, норвежский конунг Магнус,[16] Сойдясь у Кунгахэллы, сговорились Кровавой распре положить конец. Король же Инге в упроченье мира Пообещал не позже, чем весною, За Магнуса Норвежца выдать дочь. Вот и твердит он, что принцесса едет В Норвегию. Но мы не в силах верить Его рассказу о златой короне, О скакуне под пурпурной попоной, В нас больше нет надежды, веры нет. Всю долгую мучительную зиму Мы просидели в низких темных избах. И в дыме, что всходил над очагом, Мы различали призраков зловещих, Вооруженных копьями, мечами, Несущих нам разор и смерть. Они же 
