Глава семнадцатая
ЖЕЛЕЗО ИЗ ЭКЕБЮ
Пришла весна, и все вермландские заводы начали отправлять железо в Гётеборг.
Но в Экебю железа не было. Осенью там часто не хватало воды, а весной хозяйничали кавалеры.
В пору их владычества по тяжелым гранитным уступам водопада Бьёркшёфаллет струилось горькое пенистое пиво, а длинное озеро Лёвен было наполнено не водой, а вином.
Во времена кавалеров в горне не выплавлялось железо; кузнецы, стоя в одних рубашках и деревянных башмаках перед печами, поворачивали на длинных вертелах огромные куски мяса, а их подмастерья держали длинными клещами над горячими углями нашпигованных каплунов. В ту пору на заводской усадьбе знай себе танцевали и веселились. На верстаках укладывались спать, а наковальни приспособили вместо карточных столов. В ту пору не ковали железо в Экебю.
Но вот пришла весна, и в гётеборгской оптовой конторе начали ждать, когда же придет железо из Экебю. Прочитали снова контракт, заключенный с майором и майоршей, в котором говорилось о поставках многих сотен шеппундов[45] железа.
Но что за дело кавалерам до контрактов майорши? У них одна забота: лишь бы за веселыми пирами не переставала звучать музыка! Лишь бы на заводской усадьбе не прекращались танцы!
Отовсюду прибывало железо в Гётеборг: из Стёмне, из Сёлье. Железо из Чюмсберга везли из глухомани к Венерну. Оно прибывало из Уддехольма, из Мункфорса, со всех горных заводов. Но где же сотни шеппундов из Экебю?
Неужто Экебю перестал быть лучшим заводом в Вермланде? Разве некому больше поддержать честь старого поместья? В руках беспечных кавалеров Экебю все равно что зола на ветру. У них на уме лишь танцы да веселье. Ни на что другое они не годятся, эти недоумки.
А водопады и реки, грузовые суда и баржи спрашивают, недоумевая, друг у друга:
— Почему не везут железо из Экебю?
Леса и озера, горы и долины шепчутся, вопрошая друг друга:
— Почему не везут железо из Экебю? Неужто в Экебю нет больше железа?
А в лесной чащобе хохочут ямы углежогов, смеются язвительно и тяжелые молоты в закопченных кузницах, хохочут вовсю, разевая широкие пасти, рудники, корчатся от смеха ящики столов в оптовой конторе, где хранятся контракты майорши.
— Слыхали вы что-нибудь подобное?
В Экебю нет больше железа. Это на лучшем-то вермландском заводе вовсе нет железа.
Проснитесь же вы, беспечные, опомнитесь, бездомные! Неужто вы позволите столь постыдно позорить Экебю? О, кавалеры, если вы в самом деле любите этот прекраснейший уголок на всем белом свете, если вы тоскуете вдали от него, если не можете говорить о нем с людьми незнакомыми, не смахнув слезы с глаз, опомнитесь и спасите честь Экебю.
Но если в Экебю молоты отдыхали, то в остальных шести дочерних заводах они стучали неустанно. Там-то, поди, железа предостаточно. И Йёста Берлинг без промедления едет туда, чтобы поговорить с управляющими.
На ближний завод, что стоит в Хёгфорсе на берегу Бьёркшёэльвена неподалеку от Экебю, он, надо сказать, решил не заезжать. Здесь, ясное дело, тоже царил кавалерский дух.
Вместо того он проехал несколько миль к северу и добрался до Лётафорса. Красиво это место, что и говорить. Впереди простирается верхний Лёвен, позади возвышаются отвесные склоны древней Гурлиты. Край дикий, романтический. Но вот с кузницей беда. Водяное колесо сломалось и не работало целый год.
— Так отчего же вы его не починили?
— А оттого, друг мой любезный, что один-единственный во всей округе столяр, который мог бы его починить, был занят в другом месте. Мы не смогли выковать ни одного шеппунда.
— Почему же вы не послали за плотником?
— Не послали! Да мы посылали за ним каждый день, но он никак не мог прийти. Говорил, что занят, сооружает кегельбаны да беседки в Экебю.
Тут Йёста понял, что ничего хорошего ему эта поездка не сулит.
Поехал он дальше, в Бьёрнидет. Тоже место красоты неописуемой, впору замок здесь было строить. Большое главное здание в центре полукруглой долины окружено с трех сторон высокими горами, а с четвертой открывается вид на оконечность Лёвена. И Йёста знает, что нет лучше места для романтических прогулок под луной, чем дорожка вдоль берега реки, ведущая мимо водопада к кузнице, вырубленной прямо в огромной скале. Но железо… есть ли там хоть сколько-нибудь железа?
Нет, конечно, нет. У них не было угля, а денег из Экебю, чтобы нанять угольщиков и грузчиков, они так и не получили. Завод не работал всю зиму.
И вот Йёста снова едет на юг. Он отправляется в Хон, на восточный берег Лёвена, оттуда в Лёвстафорс, в Дремучий лес, но и там дела обстоят не лучше. Железа нет нигде, и оказывается, что в этом виноваты одни лишь кавалеры.
Йёста возвращается в Экебю, и кавалеры с мрачным видом осматривают остатки железа, хранившиеся на складе в Экебю, — какие-то пятьдесят с лишним шеппундов. Не до веселья теперь, им кажется, будто вся природа насмехается над Экебю, земля содрогается от рыданий, что деревья гневно машут ветвями, а травы и цветы оплакивают его былую славу.
Но к чему столько слов, стоит ли недоумевать и восклицать без конца? Вот оно, железо из Экебю.
Вот оно, железо, погруженное на баржи у берега Кларэльвен, готовые отплыть вниз по реке в Карлстад, где его взвесят и отправят на грузовом судне по Венерну в Гётеборг. Честь Экебю спасена.
Неужто это возможно? Ведь в Экебю не более пятидесяти шеппундов железа, а на остальных заводах его вовсе нет.
Неужто в самом деле доверху нагруженные баржи повезут целые груды железа в Карлстад? Да, спросите об этом самих кавалеров.
Кавалеры стоят на борту тяжелых, неуклюжих баржей, они сами повезут железо из Экебю в Гётеборг. Ни простому барочнику, никому другому на свете не доверят они его. Кавалеры прихватили с собой бутылки и корзины с провизией, валторны и скрипки, ружья, рыболовные снасти и игральные карты. Они сделают все ради драгоценного груза, не оставят его без присмотра ни на минуту, покуда оно не будет разгружено на гётеборгской набережной. Они сами будут грузить и разгружать, сами управлять парусом и рулем. Им одним такое дело по плечу. Разве есть хоть одна песчаная отмель в Кларэльвен или риф в Венерне, который бы они не знали? Разве руль и тали не так же послушны их рукам, как смычок и вожжи?
Это железо на баржах дороже им сейчас всего на свете. Они обходятся с ним как с самым хрупким стеклом, бережно прикрывают его брезентом. Ни одна поковка не должна оставаться под открытым небом. Эти тяжелые серые железные прутья должны вернуть Экебю его былую славу. Нужно уберечь их от чужого глаза. О Экебю, милый сердцу край, да будет вечно сиять слава твоя!
Ни один из кавалеров не остался дома. Дядюшка Эберхард оторвался от письменного стола, а кузен Кристофер покинул свое постоянное место в углу подле камина. Даже кроткий Лёвенборг не отстал от остальных. Никто не должен оставаться в стороне, когда на карту поставлена честь Экебю.
Однако Лёвенборгу вредно смотреть на Кларэльвен. Он не видел ее тридцать семь лет и столько же времени не плавал ни на одном судне. Ему ненавистны блестящая гладь озер и серые воды рек. Слишком мрачные воспоминания будят они в нем, и потому он старается держаться от них подальше. Но сегодня он не может остаться дома. Он должен вместе со всеми спасать часть Экебю.
Дело в том, что тридцать семь лет назад невеста Лёвенборга утонула в Кларэльвен у него на глазах, и с тех пор рассудок у бедняги помутился.
Он стоит и смотрит на воду, а в его дряхлом мозгу мысли путаются все сильнее и сильнее. Серая струящаяся река, подернутая серебристой рябью, — не что иное, как огромная змея с серебряной чешуей,
