Элисабет, жизнь в Экебю снова закипела. Молодая женщина, казалось, вовсе забыла, что теперь она жена Йёсты Берлинга. И он, и она делали вид, будто в их жизни ничего не изменилось, кроме того, что она стала хозяйкой в Экебю. Как и полагается домовитой хозяйке, она старалась изо всех сил навести порядок в имении и положить конец расточительству. И ее приказаний слушались. Людям было приятно, что в доме снова появилась хозяйка.
Но что толку с того, что они весь сентябрь, с того самого дня, как она приехала сюда, пекли хлеб, готовили сыр, сбивали масло и варили пиво? Какой в этом прок?
Несите теперь этим людям все, что есть, лишь бы они не спалили Экебю и не убили кавалеров! Подавайте им хлеб, масло, сыр! Выкатывай из погребов бочки с вином и пивом, тащите из кладовых окорока, катите сюда бочонки с водкой, несите яблоки!
Удастся ли смягчить гнев толпы всем, чем богато Экебю? Лишь бы только они не наделали бед и убрались подобру-поздорову!
И все это делается ради нее, новой хозяйки Экебю. Кавалеры храбры и стреляют метко, была бы их воля, они стали бы защищаться. Они бы прогнали озверевшую толпу несколькими выстрелами, кабы не она. Ведь она добра, милосердна и заступается за этих людей. Наступает ночь, и незваные гости постепенно смягчаются. Тепло и отдых, еда и питье убаюкали их дикую злобу. Они начинают шутить и смеяться. Ясное дело, они справляют поминки по девушке из Нюгорда. «Стыд и срам тому, кто не пьет и не веселится на поминках!»
Дети набрасываются на фрукты. Бедные ребятишки торпарей, для которых и клюква с брусникой — лакомство, жадно поедают наливную антоновку, тающую во рту, продолговатые сладкие райские яблочки, светло-желтые лимонки, румяные груши, сливы всех сортов — желтые, красные и синие. Когда люди желают показать свою силу, им трудно угодить.
Близится полночь, и похоже, что народ собирается отправиться восвояси. Кавалеры перестают подносить еду и вино, вытаскивать пробки и разливать пиво. Они облегченно вздыхают при мысли о том, что опасность миновала.
Но тут в одном из больших окон господского дома загорается свеча. Все, кто увидел это, невольно издают возглас. Свечу держит молодая женщина.
Это длится всего лишь мгновение. Видение исчезает, но люди уверяют, что узнали эту женщину.
— У нее густые черные волосы и румяные щеки! — кричат они. — Она здесь. Они прячут ее.
— Так вот, кавалеры, где вы держите ее. Стало быть, вы прячете у себя в Экебю наше дитя, которое Господь лишил разума? Ах вы безбожники, что вы делаете с ней? Вы заставили нас беспокоиться о ней целую неделю, искать ее целых три дня! Не надо вам вашего вина и вашего угощения! Горе нам, зачем мы принимали все это из ваших рук! А ну, сперва приведите ее сюда, а после мы решим, что делать с вами.
Прирученный было зверь рычит и ревет. Несколько прыжков, и он уже у двери дома. Эти люди проворны, но кавалеры опережают их. Они бросаются к дому и запирают двери изнутри на засовы. Но разве могут они устоять перед натиском разъяренной толпы? Двери высаживаются одна за другой. Безоружных кавалеров отшвыривают, зажатые в толпе, они не в силах даже пошевелиться. Люди идут искать девушку из Нюгорда.
Они находят ее в самой дальней комнате. Сейчас им недосуг разглядывать, светлые или темные у нее волосы. Они берут ее на руки и выносят. Они говорят, что ей нечего бояться, они пришли, чтобы расправиться с кавалерами и спасти ее.
Но, выбежав из дома, они сталкиваются с другой толпой.
Труп женщины, бросившейся с крутого обрыва, не лежит больше в глухой чащобе. Ее нашел один ребенок. Люди, которые еще продолжали поиски в лесу, подняли ее на плечи и понесли. И вот они принесли ее сюда.
Мертвая, она стала еще красивее. До чего же хороша эта девушка с тяжелыми темными косами. Прекрасен ее облик с печатью вечного покоя. Люди склоняют головы пред величием смерти.
— Она умерла совсем недавно, — говорят несущие ее люди. — Еще сегодня она бродила по лесу. Видно, она убегала от нас, искавших ее, и сорвалась с обрыва.
Но если это девушка из Нюгорда, кого же тогда они вынесли из господского дома?
Толпа, идущая из леса, столкнулась с толпой, выбежавшей из дома. На дворе повсюду горят костры. Люди разглядывают обеих женщин и узнают их. Та, другая — это молодая графиня из Борга.
— А это еще что такое? Неужто еще одно злодеяние кавалеров? Почему молодая графиня оказалась здесь, в Экебю? Ведь прошла молва, что она не то уехала далеко, не то умерла. Сейчас мы справедливости ради бросимся на кавалеров и затопчем их насмерть подбитыми железом сапогами!
Но тут раздается громовой голос. Это Йёста Берлинг вскочил на перила лестницы и обращается к толпе.
— Слушайте вы, нелюди, дьяволы! Неужто вы думаете, что в Экебю нет ружей и пороха, безумцы окаянные? Думаете, мне не хотелось перестрелять вас, как бешеных собак? Но она просила за вас. Если бы я только знал, что вы посмеете дотронуться до нее, ни один из вас не остался бы в живых.
Как вы смеете врываться сюда, словно разбойники, орать, грозить нам смертью и пожаром? Какое мне дело до ваших полоумных девок? Откуда мне знать, где они бегают? Правда, я был слишком добр к одной из них. И зачем только я в самом деле не спустил на нее собак? Лучше было бы и ей, и мне. Жениться на ней я никогда не обещал, никогда, запомните это!
А сейчас я велю вам отпустить женщину, которую вы схватили в доме. Отпустите ее немедленно, говорю я вам. И пусть руки, осмелившиеся прикоснуться к ней, горят в вечном адском огне! Неужто вам не понять, что она настолько же выше вас, насколько небо выше земли? Что она столь же благородна, сколь вы грубы, столь же добра, сколь вы злы?
Так вот, я скажу вам, кто она такая. Прежде всего это ангел, сошедший с небес. Она была женой графа из Борга. Но свекровь мучила ее днем и ночью. Заставляла ее стирать в озере белье, как простую служанку, била, измывалась над нею хуже, чем вы над своими женами. Она чуть было не утопилась в Кларэльвене, до того довели ее. Хотел бы я знать, кто тогда из вас, канальи, пришел ей на помощь? Никто из вас не пришел спасать ее. Это мы, кавалеры, спасли ее, да, мы.
Потом она родила ребенка на дальнем хуторе, в крестьянской избе, а граф велел ей кланяться и сказать, мол, мы поженились в чужой стране не по нашему закону. И потому ты мне вовсе не жена, а я тебе не муж. До твоего младенца мне нет никакого дела. А она не хотела, чтобы в церковной книге было написано, будто у ребенка нет отца. Попроси она кого-нибудь из вас, мол, женись на мне, будь отцом моему ребенку, вы бы, верно, задрали нос. Но она не выбрала никого из вас. Она выбрала Йёсту Берлинга, нищего священника, которому не велено более возвещать слово Божие. Да, скажу я вам, нелегко мне, недостойному, было решиться на это, я едва осмеливался взглянуть ей в глаза, но и отказать ей я не мог, ведь она была в полном отчаянье.
Думайте что хотите о нас, кавалерах, но для нее мы сделали все, что в наших силах. И это ее заслуга, что мы не перестреляли вас всех сегодня ночью. А теперь я говорю вам: отпустите ее и подите прочь, не то земля разверзнется у вас под ногами! А когда вы пойдете отсюда, молите Господа о прощении за то, что напугали и обидели человека доброго и невинного. А сейчас убирайтесь отсюда! Довольно мы вас терпели!
Еще до того, как он умолк, те, кто нес графиню, опустили ее на каменную ступеньку крыльца. Один рослый крестьянин подошел к ней и смущенно протянул ей свою большую руку.
— Спасибо и доброй вам ночи, — сказал он, — злого умысла у нас не было, графиня.
За ним подошел другой и осторожно пожал ей руку:
— Спасибо, спите спокойно. И не сердитесь на нас!
Йёста спрыгнул вниз и встал рядом с графиней. Тогда они стали и ему пожимать руку.
Так все они, один за другим, медленно и неуклюже подходили к ним и желали им спокойной ночи. Они снова стали смирными, такими же, как в то утро, когда уходили из дома, до того, как голод и жажда мести превратили их в диких зверей.
Они смотрели графине прямо в лицо, излучавшее столько невинности и доброты, что у многих на глазах выступали слезы. Это было безмолвным преклонением перед благородством ее души. Казалось, люди радовались, что хоть один человек сохранил в себе столько доброты.
