будет сказать – извратил!) эту самую технологию для собственных ужасных целей – использовал ее для того, чтобы истребить даже своих собственных самых преданных последователей, как если бы имел дело с лабораторными мышами. Одной рукой он тянул за ниточки, заставляя высокопоставленных работников ЦРУ, ФБР и МИ6 начать тайную войну против Движения, которым он управлял. А другой обернул эту незаконную войну против них самих, сделав в критический момент своих врагов слепыми, глухими и бессильными.
– И где же находится этот человек, которого вы называете Лазарем? – спросил он.
Абрантес ничего не сказал. Он лишь сделал короткий вдох, а потом раскашлялся – неудержимо, почти до рвоты, – безуспешно пытаясь очистить легкие. Он буквально тонул в своей собственной крови; Смит, как врач, это хорошо знал.
Он поспешно повернул голову молодого человека набок, открыв на короткое время проход для воздуха, в котором нуждался умирающий. Из дергавшихся губ Абрантеса вытек алый ручеек крови. Кашель сразу ослабел.
– Витор! Где Лазарь? – настойчиво повторил Смит. Рэнди отошла от компьютера, который исследовала, подошла к ним поближе и слушала, стоя неподвижно.
– Os Asores, – прошептал Абрантес. Он снова закашлялся, сплюнул кровь на пол и попытался втянуть в себя еще немного воздуха. – O console do sol. Santa Maria. – На сей раз усилие оказалось для него чрезмерным. Он содрогнулся и вдруг забился, сотрясаемый еще одним непреодолимым приступом кашля. Когда же кашель прекратился, Абрантес был уже мертв.
– Что это было? Молитва? – спросила Рэнди.
Смит нахмурился.
– Если даже и так, я сомневаюсь, что она поможет его душе получить пропуск на небеса. – Он посмотрел сверху вниз на неестественно изогнувшееся тело на полу и покачал головой. – Вообще-то, я думаю, что он пытался ответить на тот вопрос, который я ему задал.
На расстоянии сорока футов от них Питер присел на корточки около трупа террориста, которого застрелила Рэнди. Он быстро обшарил карманы мертвеца, достав бумажник и паспорт. Пролистав паспорт, он мысленно отметил даты последних по времени штампов: Зимбабве, Соединенные Штаты и Франция, в таком именно порядке, и все это на протяжении последних четырех недель. Прищурив бледно-голубые глаза, он прикинул, что к чему. Чрезвычайно показательно, сказал он себе.
Сунув документы в карман, он направился дальше, чтобы осмотреть еще один предмет, который он заметил раньше. Чем-то наполненная простая зеленая брезентовая сумка стояла в ближайшем углу. И сейчас он сообразил, что она совершенно не отличается от двух других таких сумок, брошенных в других частях комнаты.
Питер откинул длинный клапан, застегнутый на пуговицу-клевант, и заглянул внутрь.
И у него сразу же перехватило дыхание, когда он увидел два связанных вместе двухфутовых бруска пластиковой взрывчатки. И еще к ним были привязаны детонатор и цифровые часы. Чешский «Семтекс» или американская «C4», решил он, с самодельным таймером. Как бы там ни было, он отлично знал, что, независимо от марки взрывчатки, ее здесь было вполне достаточно, чтобы устроить чертовски громкий грохот. А табло часов ритмично мигало, на нем сменялись неуклонно уменьшавшиеся числа, и до нуля оставалось все меньше и меньше времени.
Глава 44
Белый дом
– Посол Николс у телефона, сэр, – почтительно сообщил официант Белого дома. – Защищенная линия.
– Спасибо, Джон, – сказал президент Сэм Кастилья, отодвигая тарелку с нетронутой едой. Последнее время, когда его жена находилась в отъезде, а кризис Лазаря пугающе разрастался с каждым часом, он, как и сегодня вечером, ел, по большей части, в одиночестве. Пищу ему приносили на подносе в Овальный кабинет. Он поднял трубку. – Ну что, Оуэн, как дела?
Оуэн Николс, посол США в ООН, был не просто одним из самых близких политических союзников Кастильи. Они дружили еще с колледжа. Ни один ни другой не считали нужным соблюдать какие-нибудь формальности в общении между собой. И ни один из них не считал, что плохие новости нужно как-то подслащивать.
– Совет Безопасности вот-вот приступит к заключительному голосованию резолюции по нанотехнологии, Сэм, – сказал он. – Я ожидаю этого в течение ближайшего часа.
– Так быстро? – удивленно спросил Кастилья. ООН почти никогда не действовала быстро. Организация всегда предпочитала долгий, почти бесконечный путь согласований и обсуждений. Он был уверен в том, что Совету потребуется еще день, а то и два, прежде чем резолюцию по вопросу запрета нанотехнологий поставят на голосование.
– Так быстро, – подтвердил Николс. – Дебаты были устроены лишь для приличия. Больше того, все считают, что голосование должно быть единогласным – если только мы не наложим вето.
– А как насчет Великобритании? – спросил Кастилья, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног.
– Мартин Рис, их посол, говорит, что они не могут позволить себе выступить против единого мнения международного сообщества. Особенно сейчас, после того, как выяснилось, что МИ6 была причастна к тайной войне против Лазаря. Они не хотят, но вынуждены выступить против нас. Он говорит, что именно это является той самой ниточкой, на которой висит судьба премьер-министра.
– Проклятье, – пробормотал Кастилья.
– Мне бы очень хотелось, чтобы это была самая худшая из новостей, которые я для тебя приготовил, – ровным голосом произнес Николс.
Президент изо всей силы стиснул трубку.
– Продолжай.
– Рис хотел, чтобы я передал тебе то, что ему сообщили из британского Министерства иностранных дел. Франция, Германия и еще несколько европейских стран втайне готовят для нас еще один чрезвычайно неприятный сюрприз. После того, как мы наложим вето на решение Совета Безопасности, они собираются потребовать немедленного отстранения наших представителей, занимающих военные и политические посты в НАТО, под предлогом того, что мы можем попытаться использовать ресурсы НАТО для продолжения нашей незаконной войны с Лазарем.
Кастилья задержал дыхание, пытаясь совладать с охватывавшим его гневом.
– Как я понимаю, стервятники уже слетаются?
– Да, Сэм, вовсю, – устало ответил Николс. – После массовых убийств в Зимбабве, Санта-Фе и Париже, а теперь и этой истории об убийствах, спонсировавшихся ЦРУ, наше доброе имя за границей полностью дискредитировано. Вот наши так называемые друзья и решили, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы поставить нас на колени.
Закончив говорить с Николсом и повесив трубку, Кастилья еще некоторое время сидел неподвижно, ссутулившись под гнетущим бременем событий, на развитие которых он никак не мог повлиять. Потом он перевел усталый взгляд на принадлежавшие еще его деду изящные часы, одиноко висевшие на одной из закругленных стен комнаты. Фред Клейн сказал ему, что, по его мнению, полковник Смит напал в Париже на какой-то существенный след. Кастилья печально поджал губы. Чьи бы следы там Смит ни учуял, будет лучше, если он отыщет того, кто их оставил, и сделает это побыстрее.
Париж
Почти секунду Питер разглядывал включенную адскую машину, против воли восхищаясь продуманностью действий своих противников. Да уж, о них никак нельзя было сказать, что они ограничиваются полумерами, когда дело доходит до того, чтобы замести следы. В конце концов, зачем останавливаться на убийстве нескольких потенциальных свидетелей, если можно разом похоронить все улики под развалинами дома? Таймер отмерил еще одну секунду в своем непреклонном обратном счете к предопределенному финальному моменту своего существования.
Опомнившись, Питер вскочил на ноги и бегом кинулся к Джону и Рэнди. Ему пришлось обогнуть архипелаг столов, заставленных электронными приборами, искалеченными пулями.
– Уходим! – кричал он на бегу, указывая на ок– на. – Быстро!
Соратники уставились на него, явно ошарашенные его внезапным испугом.
Питер остановился рядом с озадаченными американцами.
