– Что у нас сегодня с погодой? – наконец спросил он.
– Холодно, а от постоянного ветра становится еще холоднее. – Аббуд зябко поежился. – К нам снова приближается атмосферный фронт.
Линдрос знал, что его тюремщик привык к температурам за сто градусов по Фаренгейту, к постоянному хрусту песка на зубах, к паляще-белому сиянию солнца, к благословенной прохладе звездных ночей. Ему был невыносим постоянный холод, не говоря уже про разреженный воздух высокогорья. Кости и легкие Аббуда протестующе ныли, словно у старика, вынужденного заниматься непосильным физическим трудом. Аббуд ибн Азиз переложил полуавтоматический «рюгер» на согнутую в локте левую руку. Линдрос пристально следил за каждым его движением.
– Понимаю, как вам тяжело находиться здесь. – В словах Линдроса прозвучало искреннее сострадание.
Аббуд начал было пожимать плечами, но все кончилось новой дрожью.
– И вы скучаете не только по пустыне. – Линдрос отставил свою тарелку. Практически непрерывные побои на протяжении нескольких дней безнадежно отбили у него аппетит. – Гораздо больше вам не хватает мира ваших отцов, ведь так?
– Западная цивилизация является мерзостью, – решительно заявил Аббуд. – Ее влияние на наше общество подобно заразной болезни, которую необходимо полностью искоренить.
– Вы боитесь западной цивилизации, потому что не понимаете ее, – возразил Линдрос.
Аббуд выплюнул косточку финика, белую, словно попка младенца.
– То же самое я могу сказать про вас, американцев.
Линдрос кивнул:
– И вы не ошибетесь. Но что это нам дает?
– То, что мы вцепились друг другу в горло.
Борн обвел взглядом кабак. Внутри все было почти таким же, как снаружи: голые каменные стены, укрепленные плетнем. Пол из утрамбованного навоза. В воздухе стоял запах разложения, винных паров и человеческих выделений. В каменном очаге с ревом горели куски кизяка, добавляя тепло и соответствующий аромат. В кабаке сидела горстка амхарцев, все на разной стадии опьянения. Если бы не это обстоятельство, неожиданное появление Борна вызвало бы бурю. А так лишь пробежала мелкая рябь.
Борн прошел в кабак, оставляя за собой следы мокрого снега. Он заказал пиво, которое, к счастью, подали в бутылке. Потягивая разбавленный, солоноватый напиток, Борн не спеша огляделся вокруг. По правде сказать, смотреть было особенно не на что: прямоугольное помещение с грубыми деревянными столами и стульями без спинок, больше похожими на табуретки. Тем не менее Борн запечатлел все это в памяти, составляя в голове мысленный план на тот случай, если возникнет опасность и ему придется срочно уходить. Затем он быстро отыскал взглядом мужчину с искалеченной ногой. Заим сидел в полном одиночестве в углу, держа в одной руке бутылку дешевого виски, а в другой грязный стакан. У него были густые сросшиеся брови и обожженная, обветренная кожа горца. Он бросил на подошедшего к столику Борна мутный взгляд.
Подцепив ботинком ножку табурета, Борн пододвинул его к себе и уселся напротив отца Алема.
– Убирайся прочь, долбаный турист, – пробормотал Заим.
– Я не турист, – на том же самом наречии ответил Борн.
Широко раскрыв глаза, отец Алема тряхнул головой и смачно сплюнул на пол.
– Все равно тебе что-то нужно. Никто просто так не осмеливается подниматься на Рас-Дашан зимой.
Борн отпил большой глоток пива.
– Ты прав, разумеется. – Отметив, что бутылка Заима почти пустая, он спросил: – Что ты пьешь?
– Пыль, – ответил отец Алема. – Вот то, что пьют здесь. Пыль и пепел.
Сходив к стойке, Борн взял еще одну бутылку и поставил ее на стол. Он собирался наполнить стакан, но Заим остановил его, перехватив его руку.
– Времени не будет, – пробурчал он себе под нос. – Особенно если ты привел с собой своего врага.
– А я и не подозревал, что у меня есть враг. – Не было никакого смысла говорить Заиму правду.
– Ты ведь пришел с «места смерти», так? – Заим пристально уставился на Борна водянистыми глазами. – Ты забрался в железные скелеты этих военных пташек, обшарил кости сгоревших в них воинов. Не трудись это отрицать. Всякий, кто побывает там, заводит себе врагов, точно так же, как гниющий труп заводит вокруг себя мух. – Он махнул свободной рукой. Его мозолистые ладонь и пальцы были покрыты татуировкой настолько глубоко въевшейся грязи, что отмыть ее не представлялось возможным. – Я чую этот запах, исходящий от тебя.
– Этот враг, – заметил Борн, – пока что мне неизвестен.
Заим усмехнулся, продемонстрировав зияющие пустоты между немногими оставшимися во рту зубами. От его дыхания пахнуло зловонием могилы.
– В таком случае я стал для тебя ценным. Определенно более ценным, чем бутылка виски.
– Мои враги скрываются, следят за «местом смерти»?
– Сколько ты готов заплатить за то, – спросил Заим, – чтобы взглянуть в лицо своему врагу?
Борн положил на стол деньги.
Заим умело сгреб их одним движением руки, похожей на лапу хищной птицы.
– Твои враги продолжают наблюдать за «местом смерти» день и ночь. Понимаешь, это подобно сетям паука. Паук хочет узнать, каких насекомых они притягивают.
– Зачем это ему?
Заим пожал плечами:
– Особенно незачем.
– Значит, есть кто-то другой.
Заим наклонился вперед:
– Понимаешь, мы пешки. Мы рождены пешками. На что еще мы годны? Как нам наскрести на прожитье? – Он снова пожал плечами. – Даже так долго сдерживать зло не удастся. Рано или поздно горе придет в самом болезненном обличье.
Борн подумал про сына Заима, погребенного живьем под оползнем. Однако он ничего не сказал: он дал слово Алему.
– Я ищу своего друга, – тихо промолвил он. – Он прилетел на Рас-Дашан на первой «птичке». Его тела нет на «месте смерти». Поэтому я думаю, что он жив. Что ты мне можешь сказать на это?
– Я? Я ничего не знаю. Разве что слышал одно слово здесь, другое там. – Заим почесал бороду обгрызенными черными ногтями. – Но есть один человек, который сможет помочь.
– Ты отведешь меня к нему?
Заим усмехнулся.
– Все зависит исключительно от тебя.
Борн положил на грязный стол еще одну пачку банкнотов. Одобрительно крякнув, Заим забрал деньги и спрятал их в карман.
– С другой стороны, – продолжал он, – мы ничего не сможем сделать до тех пор, пока твой враг следит за тобой. – Он задумчиво поджал губы. – Глаз твоего врага сидит, расставив ноги, за твоим левым плечом, – простой боец, скажем так, не больше.
– Теперь ты тоже впутался в это дело, – заметил Борн, кивнув на карман, в котором Заим спрятал деньги.
Отец Алема пожал плечами:
– Я тут ни при чем. Я знаю этого человека, знаю его родственников. Мой разговор с тобой не будет иметь для меня никаких последствий, поверь мне.
– Я хочу стряхнуть его со своей спины, – сказал Борн. – Пусть глаз заснет.
– Разумеется. – Заим почесал подбородок. – Все можно устроить, даже осуществить такое трудное желание.
Борн снова протянул ему деньги, и Заим кивнул, удовлетворенный по крайней мере на какое-то время. Он напомнил Борну игральный автомат из Лас-Вегаса: он перестанет тянуть из него деньги только тогда,
