Напротив, на трех планках, прибитых к деревянным сваям, стояли несколько бутылок с водой и банки с консервами.
– Осталось с прошлого раза, – объяснила Сорайя, помогая Борну забраться на дощатый настил.
– Я не могу здесь оставаться, – запротестовал Борн.
– Придется. У нас нет антибиотиков, а тебе нужна ударная доза, и чем скорее, тем лучше. Я достану все необходимое у одного врача, она работает на ЦРУ. Я ее знаю и доверяю ей.
– Не жди, что я буду просто лежать здесь.
– С тобой останется Александр. – Сорайя потерла собаке блестящий нос. – Он будет защищать тебя до последнего вздоха, ведь так, мой малыш?
Казалось, бульдог все понял. Он подошел к Борну и уселся рядом, высунув между резцами кончик розового языка.
– Это же безумие. – Борн сбросил ноги с импровизированной кровати. – Мы пойдем вместе.
Молодая женщина смерила его взглядом.
– Ну хорошо. Пошли.
Оттолкнувшись от досок, Борн поднялся на ноги. Точнее, попытался подняться, поскольку, как только он перестал опираться о настил, колени подогнулись под ним. Подхватив, Сорайя усадила его обратно на кровать.
– Забудем об этом, хорошо? – Она рассеянно потрепала Александра за ушами. – Я вернусь к развилке. Для того чтобы выйти из катакомб и попасть к врачу, мне надо будет пойти вправо. Я буду шуметь, и наши преследователи пойдут за мной, решив, что это мы оба. Я уведу их от тебя.
– Это слишком опасно.
Сорайя выждала мгновение.
– Другие предложения есть?
Борн покачал головой.
– Отлично. Обещаю вернуться как можно скорее. Я тебя не брошу.
– Сорайя!
Она обернулась лишь наполовину, готовая идти.
– Почему ты мне ничего не сказала?
Сорайя колебалась долю секунды.
– Я рассудила, что всем будет лучше, если ты не вспомнишь, в какую лужу я тогда села.
Борн проводил ее взглядом. У него в голове продолжали звучать ее слова.
Пятнадцать минут быстрым шагом привели маленький отряд к развилке.
– Это разветвление основного тоннеля, – сказал лейтенант Ковальчук, поводив лучом фонарика по стенам.
Фади не любил сомнения. Для него нерешительность являлась признаком слабости.
– В таком случае, лейтенант, нам нужна научно обоснованная догадка относительно того, куда направился преступник. – Он пристально всмотрелся милиционеру в лицо. – Ты у нас здесь специалист, ты и говори.
В присутствии Фади было практически невозможно возражать или оставаться бездеятельным.
– Направо, – уверенно произнес Ковальчук. – На его месте я бы пошел направо.
– Вот и хорошо, – сказал Фади.
Они вошли в правое ответвление и почти сразу же снова услышали тот звук, шорох кожи по камню, на этот раз более отчетливый, повторяющийся через равные промежутки времени. Теперь не оставалось никаких сомнений в том, что это отголоски шагов, отражающиеся от стен. Преследователи настигали жертву.
Преисполненный мрачной решимости, Ковальчук подбодрил своих людей.
– Живо вперед! Мы его скоро настигнем.
– Минуточку.
Милиционеры застыли на месте, услышав этот голос, проникнутый холодной властностью.
– В чем дело, товарищ генерал?
Фади задумался на мгновение.
– Мне нужен фонарь. Вы пойдете направо. А я посмотрю, нет ли чего-нибудь в левом ответвлении.
– Товарищ генерал, в этом нет необходимости. Как я уже говорил…
– Я ничего не привык повторять дважды, – резко оборвал его Фади. – Преступник, с которым мы имеем дело, дьявольски хитер. Возможно, что звук шагов – это уловка, направленная на то, чтобы сбить нас со следа. Скорее всего, учитывая, что этот человек потерял много крови, вы настигнете его в правом ответвлении. Но я не могу оставить неисследованной вторую возможность.
Не говоря больше ни слова, он взял фонарь, протянутый одним из милиционеров Ковальчука, и, вернувшись до разветвления, свернул в левый проход. Через мгновение у него в руке появился кривой нож.
Глава 17
Карим аль-Джамиль, надев толстый резиновый фартук и плотные рукавицы, потянул за шнурок, запуская цепную пилу. Под прикрытием ее жуткого лязга он сказал:
– Наш план заключался в том, чтобы взорвать ядерное устройство в одном из крупнейших городов Америки. Потребовалось десять лет тщательных расчетов и напряженной работы, чтобы сделать его осуществимым.
Карим аль-Джамиль не опасался, что где-нибудь поблизости может быть спрятан микрофон; просто он не позволял себе расслабиться ни на мгновение.
Он приблизился к трупу следователя Овертона, лежащему на верстаке из нержавеющей стали посреди гулкого пустынного зала авторемонтной мастерской. Над головой нудно гудели три красноватые трубки ламп дневного света.
– Но для того, чтобы обеспечить максимальную вероятность успеха, – подхватила Анна Хельд, – нам было нужно, чтобы Джейсон Борн поручился за тебя, как за Мартина Линдроса. Разумеется, по своей воле он бы этого ни за что не сделал, поэтому нам пришлось найти способ его обмануть. Поскольку у меня был доступ к личному делу Борна, мы смогли воспользоваться его единственной слабостью – его памятью, а также его многочисленными сильными сторонами, такими как преданность, настойчивость и острый, проницательный ум, правда, чуть тронутый паранойей.
Анна тоже облачилась в фартук. Натянув рукавицы, она взяла в одну руку тяжелый молоток, а в другую – зубило с широким наконечником. Пока Карим аль-Джамиль трудился над ногами Овертона, она вставила зубило в ложбинку на внутренней стороне левого локтевого сустава и быстро и аккуратно опустила молоток. Автомастерская снова наполнилась кипучей деятельностью, как было в дни ее процветания, причем характер работ теперь больше соответствовал названию.[8]
– Но какой пусковой механизм позволил тебе воспользоваться слабостью Борна? – спросила Анна.
Усмехнувшись, Карим аль-Джамиль сосредоточился на своей жуткой работе.
– Ответ дали мои исследования, посвященные проблеме амнезии. Люди, страдающие потерей памяти, очень бурно реагируют на эмоционально заряженные ситуации. Нам нужно было обеспечить Борну сильное потрясение, которое подтолкнуло бы его память.
– Именно это ты сделал, когда я сообщила о внезапной, неожиданной смерти жены Борна?
Карим аль-Джамиль вытер с лица брызнувшую кровь.
– Как говорим мы, бедуины: «Человеческая жизнь в руках Аллаха». – Он кивнул. – Объятый горем, Борн отчаянно страдал от шуток, которые играла с ним его больная память. Поэтому я приказал тебе предложить ему исцеление.
– Теперь я все понимаю. – Анна на мгновение отвернулась от трупа, из которого вырвались газы. – Естественно, совет должен был исходить от друга Борна – Мартина Линдроса. И я дала Линдросу имя и адрес доктора Аллена Сандерленда.
– Однако на самом деле на звонок Борна ответили мы, – продолжал Карим. – Мы назначили ему прием на вторник, единственный день в неделе, когда доктора Сандерленда и его персонала нет на месте. Вместо этого мы подставили нашего доктора Костина Вейнторпа, сыгравшего роль Сандерленда.
– Великолепно, дорогой! – Глаза Анны зажглись восхищением.
