недоедает, а потому грудного молока не хватает. Но, может, к этому времени мне удастся подыскать для бедняжки какой-нибудь хороший йогурт.
Доктор Махук присела на край смотрового стола. На ней было простое хлопчатобумажное платье в цветочек, теннисные туфли, белые носки. В Ираке люди отчаянно боролись за выживание. И для врача, чьи работы были известны на весь мир, которая некогда объездила чуть ли не весь земной шар, выступая на различных конференциях и симпозиумах, главной заботой стало раздобыть хотя бы немного лекарств и йогурт, который мог спасти умирающего от недоедания ребенка.
– Я высоко ценю вашу прямоту, – сказал Джон, расположившийся в шатком кресле у письменного стола. Он оглядел спартанскую обстановку этого кабинета-смотровой. Его охватило нетерпение. Пора наконец перейти к главному, к тому, за чем он сюда пришел. Однако он сделал над собой усилие и сдержался. Эта женщина и без того пошла на огромный риск, согласившись ему помочь. И он был страшно благодарен ей за это.
Доктор Махук пожала плечами:
– Это мой долг. Я просто не могу поступать иначе. – Она сняла шаль, встряхнула головой. Темные длинные волосы облаком рассыпались по плечам. И она сразу стала выглядеть моложе и еще немного сердитой. – Чем, как вы полагаете, все это может кончиться? – Темные глаза ее гневно сверкнули. – Я выросла в прекрасное время. Самый разгар, торжество демократии. Иракцы были полны надежд. Меня послали в Лондон, учиться в медицинском колледже, потом – в Нью-Йорк, где я проходила практику в пресвитерианской больнице. Потом вернулась в Багдад и основала эту детскую клинику и стала ее первым директором. И не хочу стать ее последним. С тех пор, как Саддам стал президентом, все изменилось.
Смит кивнул:
– Да. Тут же бросил Ирак в пучину войны с Ираном.
– Просто ужасно! Погибло так много наших сыновей. Но после восьми лет кровопролития и пустых лозунгов мы наконец подписали соглашение. И получили право передвинуть нашу границу на несколько сот метров от центра Шат-аль-Араб к восточному его побережью. Тысячи погубленных жизней ради какого-то незначительного пограничного конфликта! А затем еще один плевок в лицо народу. В 1990-м мы возвращаем эти земли Ирану в качестве подкупа, чтобы помог нам избежать войны в Персидском заливе. Просто безумие какое-то!.. – Губы ее скривились в насмешливой и скорбной гримасе. – Ну, а потом, разумеется, Кувейт, и эта ужасная война, и эмбарго. Мы называем это аль-хиссаром, что в переводе означает не только полную изоляцию, но и окружение враждебными нам странами. Весь мир против нас. А Саддама вполне устраивает эмбарго, потому что на него можно свалить все проблемы. Самый мощный и действенный инструмент сохранения власти.
– Но у вас не хватает даже самых простых лекарств, – заметил Джон.
Беспомощность и гнев – вот что сейчас отражалось на ее лице с полузакрытыми глазами.
Стоявшая у двери Рэнди Рассел слышала, как доносятся из-за нее голоса врачей и сестер. Слова утешения – это единственное, чем они могли помочь сейчас больным и умирающим детям. Всем сердцем она была с ними и с этой несчастной многострадальной страной.
И в то же время в душе у нее кипел гнев. Она застыла, точно страж, с «узи» наперевес и охраняла этих двоих, которые с головой погрузились в беседу. Лицо доктора Махук было искажено мукой. Она была ключевым игроком в довольно шаткой оппозиционной группе, которая финансировалась ЦРУ. Именно эта организация и послала сюда Рэнди и еще несколько человек оказать этим людям посильную поддержку. А Джонатан Смит, напротив, выглядел таким спокойным, сидел развалясь в низком кресле. Но она слишком хорошо знала его и понимала, что под этим напускным спокойствием кроется готовность к действию. И раздумывала над тем, что он успел сказать ей. Он здесь для того, чтобы исследовать какой-то вирус.
Взгляд ее темных глаз стал жестче. Этот Смит может ввести доктора Махук в заблуждение, отвлечь от основной цели. А вместе с Махук – и все сопротивление в целом. И она занервничала и вцепилась в «узи» еще крепче.
– Так вот почему вы согласились поговорить со мной? – спросил Смит доктора Махук.
– Да. Но за всеми нами следят. И будут искать с удвоенной силой после той перестрелки.
Джон мрачно улыбнулся:
– Чем больше мы наделаем шума, тем больше будут довольны в ЦРУ.
Тут Рэнди дала волю своему беспокойству и возмущению:
– Чем дольше вы будете вместе, тем больше опасность для каждого из нас. Спрашивайте, что хотели спросить, и уходите.
Но Джон проигнорировал эту ее ремарку. Он не сводил глаз с доктора Махук.
– Мне уже многое удалось узнать о трех иракцах, погибших в прошлом году от неизвестного вируса. Все они побывали в южном Ираке, на границе с Кувейтом. Примерно в одно время, в конце войны в Персидском заливе.
– Да, мне говорили. И этот вирус был в Ираке неизвестен, что показалось странным.
– Здесь вообще все очень странно, – сказал Смит. – Один из моих источников утверждает, что в прошлом году этим вирусом заразились еще трое, но они выжили. Вы что-нибудь знаете об этом?
На этот раз явно встревожилась уже доктор Махук.
Она соскочила со стола и, бесшумно ступая, подошла к двери, выходящей в главный коридор. Быстро распахнула ее. За дверью никого не было. Она оглядела коридор. Потом затворила дверь и обернулась к доктору Смиту, слегка склонив голову набок, точно прислушиваясь. А потом заговорила тихо, чуть ли не шепотом:
– Даже говорить о тех смертях и выживших строго запрещено. Да, это правда, троим удалось выжить. Все они находятся в Басре, это к югу отсюда. Рядом с Кувейтом. Похоже, на этот счет у вас существует собственная теория, и она недалека от моей.
– Какой-то эксперимент, да? – спросил Джон.
Врач кивнула.
Тогда он спросил:
– И все эти люди тоже участвовали в войне в Персидском заливе и находились тогда близ границы с Кувейтом?
– Да.
– Не кажется ли вам странным, что находившиеся в Багдаде умерли, а те, что в Басре, выжили?
– Очень странно. Именно на это обстоятельство я и обратила внимание в первую очередь.
Рэнди не сводила глаз с парочки. Они говорили о вещах, в которых сама она совсем не разбиралась, но сразу почувствовала, как это важно. Они смотрели в глаза друг другу – высокий американец и маленькая иракская женщина, и возникшее напряжение ощущалось почти физически. В этот момент, когда их обоих одновременно осенила догадка, весь остальной мир словно перестал существовать. Они сразу стали еще более уязвимы, а Рэнди еще больше насторожилась.
Джон спросил:
– Скажите, доктор Махук, вы хоть как-то можете объяснить тот факт, что все находившиеся в Басре выжили?
– Как ни странно, да. Знаете, я в ту пору работала в госпитале в Басре, помогала лечить раненых. И к нам прибыла целая команда врачей от ООН, они делали больным какие-то инъекции. Каждому. Так вот, больные не только выжили. Буквально через четыре дня исчезли все симптомы, вызванные вирусом. Они излечились. – Она сделала паузу, а затем добавила без обиняков: – Это было похоже на чудо.
– Всякому чуду есть свое объяснение.
– Верно. – Она обхватила себя руками за плечи, точно ее пробирал озноб. – Я бы сама не поверила, если б не видела этого собственными глазами.
