ГДР против фундаментальных исследований Запада. Он бьет еще сильнее, но сейф не открывается. (На следующий день «Протокол обследования места происшествия» Штази отмечает: «На верхнем краю левой двери присутствует вмятина длиной около 3 см.») Штиллер сдается.
Смирившись, он хочет скрыться. Но тут его взгляд замечает стальной шкаф в приемной. Решительный рывок, шкаф падает набок — и открывается. В портфель перекочевывают (согласно попавшего к нам внутреннего служебного списка МГБ), среди прочего:
— сопроводительные документы к материалам, переданным в аналитический отдел HVA с 1975 по 1978 годы,
— многочисленные папки и пленки о IM и контактных лицах и их «оперативные документы»,
— «секретные документы» — приказы, директивы и инструкции по их исполнению,
— учебный материал и текст секретной речи Мильке,
— полная картотека членов СЕПГ отдела,
— именной телефонный справочник SWT и фотографии сотрудников,
— 7180 немецких марок из кассы секретарши.
Самая важная находка Штиллера: чистые формуляры для прохода через «пункт передачи багажа» на берлинском вокзале Фридрихштрассе. Он на месте решает изменить весь план побега, взяв свою судьбу в свои собственные руки.
Заполнение документов в «Бурге» это почти обычное дело — в этой точке вращения агентов в сердце Берлина Штиллеры и их курьеры постоянно уходят и приходят. Из Пренцлауер Берга до Фридрихштрассе лишь несколько минут езды на «Вартбурге». Штиллер знает эту дорог у даже во сне. Его цель: незаметная дверь на южной стороне вокзала. Справа от нее табличка: «Служебный вход. Только для служащих Немецких государственных железных дорог» — маскировка «шлюза» для заброски агентов Штази.
За ней- пустая прихожая, затем еще одна дверь без ручки, одно (занавешенное) окно, звонок, на который кратко нажимает Штиллер. За занавеской: старший лейтенант Штази Мартин Брюкнер, дежурный в этот вечер. Брюкнер отодвигает в сторону занавеску, рассматривает удостоверение МГБ. Зуммер, и дверь открывается. У человека с собой два чемодана. Брюкнер знает: это «багаж» для курьера на Западе. Он контролирует бумаги этого человека: типичный для МГБ «загранпаспорт», разрешения на посещение пограничной зоны, затем «особое служебное поручение».
Брюкнер настораживается: в колонке «Цель» написано «собственная оперативная деятельность», но с 1 января должно — по новой инструкции — быть написано еще и «передача багажа».
Сотрудник HVA спокоен и добродушен: «Пока до нашей бестолковой секретарши это дойдет, пройдет еще один год.» Брюкнер раздумывает: должен ли он звонить дежурному офицеру HVA? Из-за такой мелочи мешать бойцу невидимого фронта при исполнении, несомненно, важного задания. Они будут сердиться, думает Брюкнер. «Для нас, пограничников, они были чуть-ли не наполовину богами,» — говорит один из коллег Брюкнера, «эти из HVA. То, что они делали, считалось, собственно, законом.»
Брюкнер с зуммером открывает стальную дверь, ведущую на западную часть вокзала. Штиллер входит в странную сумрачную и двойственную зону «холодной войны»: лабиринт ходов, лестниц и залов, в который — в центре Восточного Берлина — «западники» могут входить свободно и без контроля. Идеальное место для Штази, чтобы конспиративно прятать и получать здесь в ящиках камер хранения замаскированный под багаж материал для и от курьеров. Согласно инструкции, участники передачи должны в виде «незаметных» пешеходов на перронах смешаться с потоком пассажиров.
Штиллер в 20. 41 входит на перрон (западно-берлинской) линии метро U 6. Между (западно- берлинскими) районами Кройцберг и Веддинг она транзитом проносится под (восточно-берлинским) центральным районом Митте. Единственная остановка на Востоке во время этого путешествия под Стеной: Фридрихштрассе. Перрон в это время почти пуст. Только у «Интершопа», где западные берлинцы могут беспошлинно покупать сигареты и шнапс, крутятся несколько фигур. С потолка наблюдают за всей площадью перрона камеры наблюдения Штази.
Штиллеру нужно подождать, самые долгие минуты в его жизни. «Мне казалось, что я стою рядом с самим собой и наблюдаю,» — рассказывает Петер Фишер пятнадцать лет спустя. «Я каким-то образом эмоционально совершенно разделился с тем лицом, которое там действует. У меня абсолютно не было больше никакого страха. Я был очень, очень хладнокровен и энергичен и очень сконцентрирован. В этот последний день я вообще не совершил ни одной ошибки.»
Пара шагов в желтый вагон метро. «Отойдите от края платформы!» — объявляет вагоновожатый, двери закрываются. Вернер Штиллер стал перебежчиком.
О том, что произошло затем этой ночью, не рассказал пока никто из участников событий — кроме одного. Этот человек был одним из руководящих сотрудников (западно-берлинского) Ведомства по защите конституции. В 1982 году он перебежал на Восток. До мельчайших деталей описывает он Штази прием Штиллера на Западе. Более хаотичного события быть не могло.
Никто в Берлине ничего не знает, когда Вернер Штиллер сразу после девяти вечера обращается в полицию аэропорта Тегель. Десять разведчиков (среди них французы и сотрудники ЦРУ) пытаются связаться с Пуллахом, Штиллер без остановок пытается набрать (постоянно занятый) номер в Кобурге. В помещениях полицейской службы госбезопасности в аэропорту Темпельхоф «западники» (Штиллер с ними уже вскрыл ящик пива «Падерборнер Пильс» и две бутылки водки) восхищаются содержимым набитых до краев чемоданов.
Только стопка микрофильмов была, как вспоминает свидетель, «высотой почти 10 см». Штиллер попросил «ни в коем случае не рассматривать привезенные им материалы, потому что они предназначены исключительно для БНД.» В этом направлении уже начаты необходимые мероприятия. Штиллер «волнуется за какую-то женщину с ребенком». О захваченных им с собой наличных деньгах Штиллер сказал: «Если вы мне не дадите здесь достаточно денег, то мне ведь нужно иметь небольшой капитал.» Наконец, Штиллер дозванивается. Он слышит, что у Хельги и ее сына возникли проблемы.
На следующее утро перебежчик летит в Мюнхен, в тот же день — в Кельн, на допрос к Гериберту Хелленбройху, шефу Федерального ведомства охраны конституции, ответственному за удар по шпионам Вольфа.
«И вот он стоял предо мной,» — вспоминает Хелленбройх, «еще в классической одежде производства текстильной промышленности ГДР. Потому одним из первых моих решений, я об этом тоже должен упомянуть, было послать его в подходящий магазин одежды, чтобы он как-то разумно приоделся.»
Хелленбройх расплывается от удовольствия, вспоминая «совершенно фантастическую атмосферу» в своем служебном кабинете в Кельне. Федеральная прокуратура, БКА, БНД и БФФ: «импровизированное сообщество». «Никаких споров о разграничении компетенции, ключевое слово: Бад Кляйнен» (городок на севере ГДР у озера Шверинер Зее — прим. пер.) — все хотят быстрых и эффективных действий, и прежде всего, сам Штиллер.
«Что мне запомнилось: он пережил гигантское напряжение, но, несмотря на это, он был очень, очень раскован. Я беседовал с ним напрямую. Нам ведь нужно было увидеть, что он с самого начала передал очень много сведений, о действующих здесь агентах. Он сделал это четко. У него удивительная память. Очень светлая голова, сотрудничал с удовольствием, никаких проблем, чтобы перестроиться на другую деятельность. Умный паренек.»
В конце семнадцать восточных агентов предстают перед западногерманскими судами и получают наказание за шпионаж. Более тридцати шпионов еще в день побега Штиллера получили из восточно- берлинского центра предупреждение и приказ возвращаться. Многие из них — неоправданно поспешно, считает коллега Штиллера. Но наихудшим был «моральный ущерб». «Некоторые коллеги стали задумываться о том, что в нашем аппарате есть и такие люди.»
С того момента в Главное управление разведки проникли недоверие и подозрительность. Следователи Штази много лет верят, что Штиллера поддерживал сообщник в его отделе. Даже частные телефонные звонки сотрудников SWT подслушиваются, многим приходится сменить место службы («мероприятие А»). Распространяется парализующая система бюрократического контроля.
«Разочарование было велико,» — вспоминает шеф контрразведки Гюнтер Кратч свою наибольшую неудачу. Удар был тем более велик, что случился как раз перед съездом СЕПГ, к которому и МГБ хотело блеснуть «высокими достижениями». Мильке вне себя и собирает руководящих работников министерства для обсуждения кризиса. Лишь тогда, в субботу утром, осрамленный Кратч узнает, кем же был таинственный