Оля отодвинула ящик комода, отсчитала на ладонь десять мелкокалиберных патронов и раскутала замасленную тряпку, в которую была завёрнута шикарная многозарядная винтовка 'ТОЗ'.
Такой роскошной винтовки Володя никогда и не видел.
— Можно, я понесу? — нерешительно спросил он.
Оля великодушно кивнула, и он, сжимая в руках, с благоговейной осторожностью понёс винтовку во двор следом за ней.
Настоящая винтовка, с магазином! В его руках! Что это значило для него? Целый мир «Перекопа», 'Чапаева', 'Человека с ружьём', и он соприкасался с этим миром — точно вступал хоть на минуту в это братство людей с винтовками в руках.
Оля деловито постукала по дровам, сложенным во дворе у забора, палкой выпугивая кошку, которая могла оказаться в зоне обстрела. Кошки не оказалось, тогда она установила несколько твердо высушенных глиняных шариков на длинном полене.
— Вот тут двадцать пять шагов. Отсюда будем. Ладно? Заряжать умеешь?
Начали стрелять по очереди, передавая друг другу винтовку.
— Я плохо стреляю, — говорила Оля, перезаряжая, и выбила три шарика из своих пяти заготовленных. Они рассыпались в прах с облачком пыли. Володя затаив дыхание старался изо всех сил, но хотя он считал себя приличным стрелком из духового ружья, проклятые шарики сидели на полке как заколдованные — попал всего два раза, и то один шарик просто скатился, наверное, его задело отскочившей щепкой.
— Вот мазила! — сказал он сам себе с усмешкой, но покраснел от досады.
Олина мама вышла во двор на чёрное крыльцо, голова у неё была повязана косыночкой; рукава засучены, видно было, она прямо от плиты. Она сразу увидела пять целёхоньких шариков на берёзовом полене, но ничего не сказала.
— Ну пожалуйста, не тащить же шарики обратно! — просительно сказала Оля.
— Я уж руки перепачкала! — Мама присела на корточки и принялась тереть закопчённый бок кастрюльки тряпочкой с песком.
— А я тебе вытру!
Мама молча пожала нехотя плечами, и Оля вихрем умчалась наверх по лестнице, вернулась и подала матери чистую тряпочку. Потом она разжала кулак. На ладони лежало пять патрончиков в таких же медных гильзах, только немножко подлиннее, чем те, которыми стреляли дети.
— Я, знаете, сам три раза промазал. Мы вон оттуда, где бочка стоит, стреляли… Вы туда пойдите, — дружелюбно посоветовал Володя. Ему хотелось немножко подбодрить эту женщину, когда она, поставив кастрюльку на ступеньку, как-то неуверенно взялась за винтовку, по-хозяйски тщательно вытерев руки о тряпочку, принесённую Олей.
Она стояла спиной к дровам, одна нога на земле, другая на ступеньке крыльца, куда она отложила кастрюлю, потом оглянулась вполоборота, прикладываясь на ходу. Винтовка с совершенно ровными промежутками сухо щёлкнула пять выстрелов, и все пять шариков разлетелись в пыль, будто кто-то, стоя рядом, сбивал их щелчками почти по очереди.
— О!.. — ахнул Володя. — А-а?
От крыльца до дров было, наверное, втрое дальше, чем от того места у бочки, откуда они палили.
— Отнеси на место, — сказала мама и протянула винтовку Оле.
Они уже вернулись наверх, а у Володи рот так и остался в форме буквы «О». Он даже не решался ничего спросить. Оля, делая вид, что ничего этого не замечает, беззаботно расхаживала по комнате, что-то перекладывала с места на место и чуть слышно посвистывала по-мальчишески, у неё это здорово получалось.
Потом она остановилась прямо против Володи и торжествующе весело, с усмешкой посмотрела прямо в глаза:
— Хочешь спросить, да?
Володя кивнул и закрыл наконец рот.
— Тайна!.. — сказала Оля. — Я бы тебе сказала, но тайна не моя… Ты не обижайся! Хочешь, моё что-нибудь покажу? У меня тоже много есть разных тайн…
Она нагнулась над кроватью, достала что-то спрятанное между стеной и подушками и быстро повернулась:
— Ну-ка, посмотри и скажи, что это?
На руках у неё, непринуждённо привалившись к её плечу лохматой головой, покачивался Тюфякин.
У Володи на лице медленно разливалась удивлённая усмешка.
— Ну, так кто же это по-твоему?
— Ух ты какой!.. — Смеясь, Володя протянул руку и дотронулся до тугой толстой лапки. — По-моему, всё-таки это, скорей всего, собачка такая, а?
— Конечно. — Оля взяла двумя пальцами короткий, тоже туго набитый хвостик и показала, как можно им вилять.
— До чего интересный! Можно мне его подержать? Вот бы такие на самом деле были!
— Возьми, только осторожно, он ведь ещё маленький… Что значит 'на самом деле'? А разве он не на самом деле?
Володя бережно потискал, поворачивая на все стороны, чудное чучелко со смышлёными глазками и, весело принимая игру, сказал:
— Маленький, значит, он будет расти?
— И не подумает, ты что, не видишь, он же всё-таки старичок. Ты погляди-ка как следует. Похож на старичка?
Пожалуй, что-то такое было и на старичка похожее в лохматых бровках, за которыми умудрённо, многознающе притаились за шерстяными завитками зелёные глазки.
— Вот он такой и есть: он старичок, он и собачка, и мой деточка! Когда какой!
— Первоклассный, оригинальный старичок! — сказал Володя. — Выдающийся старичина. Откуда такой у тебя?
— Он не мой… Наш с мамой… Папа привёз из одной поездки. Ты не забудешь, что это тайна?
Володя возмущённо передёрнул плечами: как можно такое позабыть!
— А как его зовут?
— Тюфякин. Почему? Это в честь его бедного папы. Не иначе как это был тюфячок, набитый прекрасным волосом, а потом этот материал пошёл на нашего старичка — собачку, тюфячкового деточку. Кажется, ясно?
Глава восьмая
Над городом дул тёплый ветер, и за зубчатыми серыми заборами в гуще зелени распускались кисти белой и розово-сиреневой сирени. На солнечном припёке могло показаться, что уже совсем наступила летняя жара, но в реке вода была ещё вроде как в проруби — холоднющая.
В одиночку никому и в голову не пришло бы лезть в такую воду. Другое дело — в компании!
Подбадривая друг друга, подсмеиваясь и начиная понемногу всё больше петушиться, кое-кто из мальчишек нерешительно начал раздеваться, кое-кто обмакнул кончик босой ноги в воду, после чего было уже поздно идти на попятный и приходилось, небрежно сбросив рубашку, попрыгать, поприседать, побегать для разминки и с замиранием сердца, будь что будет, бухнуться в воду, поднимая фонтаны брызг и отчаянно барахтаясь, чтоб не замёрзнуть.
