— Надобно, да только куда мы пойдем, ежели у него нога хворая? Обождать надо маленько, сейчас там все соком травяным напитается, кровоточить перестанет — и пойдем потихоньку. Заживет ближе к вечеру, а покуда поноет малость. Но это ты, брат, уж потерпи, иначе никак.
— Потерплю, куда деваться, — вздохнул Витомысл, — сколько уже терпел!
— А раньше-то чего молчал?
— Да покуда по этим буреломам ноги ломали, думал о том, как бы шею не свернуть, — махнул рукой Витомысл, с удовольствием ощущая, как резкая боль постепенно проходит и остается только легкий зуд.
— Ну как ты там? — спросил Андрей. — Полегчало?
— Ага, — довольно кивнул Витомысл и, надев сапог, шустро вскочил на ноги, — пойдем, мужики.
Чуть больше версты молодцы прошли бодро, пробовали даже запевать, но потом берег стал каменистым и крутым, так что было уже не до песен — надо было глядеть, как бы не сорваться в реку головой вниз.
— Вечер близко, — тревожно проговорил стрелок, глядя на небо, — а рыбаря этого и не видать.
— Все верно, — кивнул Вертодуб, — сказано же — идти до самого вечера. День пути, не меньше.
— А вдруг опоздаем? — со страхом спросил Витомысл. — Чего тогда делать будем?
— А чего делать, — грустно усмехнулся Андрей, — помирать, не иначе. От темного всадника еще никто живьем не уходил.
— Да уж, — вздохнул Витомысл, — и за что нам, братцы, такая напасть? Слыхал я от деда, что в старые времена, бывало, хоть целую ночь под луной шатайся — ничего тебе не будет. Ну скажу я вам, и гулянки тогда бывали — земля дрожала. А все потому, что трех братьев-всадникои еще и в помине не было.
— Брешут небось, — недоверчиво покачал головой Вертодуб, — быть того не может, чтобы ночь, день да рассвет никто не караулил. Эдак все мигом бы распустились, девки бы себя не помнили, мужики и того плоше — головы бы друг другу по расшибали. Ночное дело — не шутка!
— Не брешут, — обиделся Витомысл, — правду тебе говорю, дед мой врать не станет, ему зачем? Он от деда своего слыхал, а тот уж то ли сам видал, то ли рассказал кто.
— Быть того не может, — повторил Вертодуб.
Витомысл хотел было что-то возразить, но, подумав, махнул рукой. Не верите — и леший с вами.
— Я другого не понимаю, — сказал стрелок, — ведь живут же кочевники в шатрах да в юртах! В седмицу, бывало, шатер свой раз десять переставят с места на место! И ничего ведь им не делается. Почему же мы с собой эдакий тканый домик не носим? Всяко проще было бы!
— Болван, — беззлобно проговорил Вертодуб, — кабы все были такими умными, никого в живых бы уже не осталось! Где мы, по-твоему, ночью хорониться должны?
— Как где? — удивился Андрей. — В доме.
— Во-от, — довольно улыбнулся Вертодуб, — в доме!
— А чем палатка не дом?
— Дом, — посерьезнел Вертодуб, — это тебе не шуточки. Дом обжитым должен быть, чтобы, значит, в нем душа появилась, да и духи-обереги всякие — домовые те же, заоконные, подстольники…
— Это что же за подстольники такие? — встрял Витомысл. — Никогда не слыхал!
— Под столом живут, крошками питаются, — пояснил Вертодуб, — вроде тараканов, только побольше.
— А-а-а, — понимающе кивнул Витомысл, — знаю, видал.
— Ну так вот, — продолжал Вертодуб, — взять тот же шатер. Чем не дом? В нем, поди, делая семья живет, со стариками да с дитями малыми. Кочевники-то хоть тягают его туда-сюда, да только все с умом, обстоятельно, значит. Посему — жилье это и есть, береженое да обжитое!
— Ну и что? — недоверчиво хмыкнул стрелок. — Им можно, а нам нельзя, что ли?
— Погоди ты, — поморщился Вертодуб, — не перебивай. Я тебе о чем толкую? Коли ты живешь в шатре, это, считай, твой дом и есть — он и от непогоды спасение, и от черного всадника оборона. А коли у тебя шатер вроде забавы, в лесу заночевать да потом домой на печь, то это не жилье, а так, баловство одно. Днем оно, конечно, удобно, и солнце не печет, и от дождя схоронишься, а только как ночь на порог — ты для Темнополка ровно бы под небом лежишь. Так-то, друг.
— Да уж, — разочарованно покачал головой Андрей, — а я уж подумал…
— Ты лучше думай, где нам рыбаря этого сыскать, — посоветовал Вертодуб.
На другом берегу реки росли стройные березы, листва которых была уже тронута осенним золотом. Старая ива склонила ветви к самой воде, будто бы любуясь своим отражением, тонкая рябина робко жалась на берегу, выставив из земли перекрученные корни. Две вороны кружили над рекой, громко каркая и будто бы ссорясь, несколько черных перьев упали в воду и были тотчас проглочены толстой блестящей рыбой.
— Братцы, закусим, что ли? — спросил Витомысл, доставая из заплечного мешка ломоть ржаного хлеба. — Привал делать не стоит, а так, перехватить на ходу — святое дело.
— Закусим, — согласился Вертодуб, роясь в мешке, — дело к вечеру уже, а завтракали-то вон когда!
— У меня сыр есть… — сказал Андрей и вдруг вспомнил: — Мужики! Нам же Яга мешок заговоренный дала! Глянем, что ли?
— Я бы не стал, — покачал головой Витомысл, — мало ли что это за штука. Мы люди простые, на что нам такие чуда?
— Еще жахнет, — добавил Вертодуб, — не надо, Андрейка, не доставай ты его! Как бы не было беды!
— Да ну вас, — махнул рукой стрелок, — больно уж вы, братцы, пугливые. А в нашем деле нельзя так. Ишь чего удумали — подарка Яги убояться. Она же от всей души!
— Ну тебе виднее, — неодобрительно проговорил Витомысл и на всякий случай отошел подальше, — только не говори опосля, что мы тебя не упреждали.
— Ладно, не буду, — улыбнулся Андрей и снял мешок с плеча. Спервоначалу стрелок не рассмотрел его как следует, а сейчас, оглядев и ощупав, понял, что мешок самый что ни на есть обыкновенный. Развязал не торопясь, посмотрел внутрь, но ничего не увидел. тогда Андрей перевернул мешок вверх дном и как следует потряс, но оттуда ничего не выпало.
— Тьфу ты, — разочарованно протянул он, — а я-то думал, тут невесть какие сокровища. А тут ничего нету.
— Рукой пошарь, — посоветовал Вертодуб, — может, закатилось что куда?
— Да чему там закатиться, — пожал плечами стрелок, — коли там пусто. Ну да ладно, попробую.
С этими словами он сунул руку в мешок, пощупал и чуть не заорал от удивления.
— Чего там? — испуганно спросил Витомысл, перейдя вдруг на шепот. — Укусило что-нибудь?
— Нет, не укусило, — с изумлением ответил Андрей, вытаскивая из мешка большую сдобную булку.
— Эге! — восхитился Вертодуб. — А еще там чего имеется?
— Сейчас, — пробормотал стрелок, снова запустил руку в мешок и подцепил там что-то твердое и маслянистое. Это оказалась большая гусиная нога, прокопченная и аппетитно пахнувшая дымком.
— Вот те на! — обрадовался Витомысл. — Давай-ка еще чего добудь!
— Хорошо, — кивнул стрелок, облизывая пересохшие губы, и вытащил из мешка кусок пахучего сала.
— Ну-ка теперь я! — разохотился Вертодуб и сунул руку в мешок по локоть. Долго там что-то выискивал, покряхтывая и сглатывая слюну, а потом вытащил разом огромный свиной окорок и целую связку баранок.
— Я тоже хочу, — смущенно сказал Витомысл, — Андрейка, дай и мне…
— Ты же боишься, — улыбнулся стрелок, но мешок дал. Витомысл долго примеривался, потом с опаской сунул внутрь один палец, убедился, что кусать его никто не собирается, и залез всей рукой. Ухватил что-то и, блаженно улыбаясь, выудил толстый пряник, разукрашенный занятными узорами из разноцветного сахара.
