доказывает обратное.
Однако они ничего не поняли. Они не могли объяснить себе причины овладевшего ими волнения.
Это было минутное чувство. Внутренний голос не кричал Жаку: «Это твоя мать! Это Мария де Мовилье!». Он не кричал маркизе: «Это твой сын! Это сын Жака де Котбеля!»
— Нет, надежды нет, — отвечал в смущении Жак.
— Но у этой несчастной есть, может быть, муж, дети? — продолжала маркиза.
— Я не знаю! — сказал Жак, не смея произнести имя Дьюлуфе.
— Смотри, мама! — сказала Люси. — Она, кажется, приходит в себя!
Действительно, лицо «Поджигательницы» нервно подергивалось. Не было ли это последним усилием жизни?
— Вы слышите меня? — спросила Мария де Фаверей… — Хотите вы чего-нибудь?… Взгляните на меня!… Говорите!…
Странную и трогательную картину представляли эти три женщины, наклонившиеся над постелью, на которой мучилась в агонии преступница.
При виде Люси, при звуке ее голоса Жак почувствовал к ней такое же непонятное влечение, какое он чувствовал к маркизе де Фаверей. Кто же были эти женщины, вид которых так смущал и волновал его?
А Полина! Какой очаровательный ребенок! Она была бледна, пытаясь преодолеть тяжкое впечатление, произведенное на нее этим потрясающим зрелищем. Услышав стон несчастной, она устремила полные слез глаза на Жака, как бы взывая к его познаниям.
Стыдясь своего бессилия, Жак опустил голову. Кровь бросилась ему в лицо.
Вдруг хриплый крик вырвался из груди умирающей.
— Сжальтесь! — крикнула она, — Пощадите!
— Что вы хотите сказать? — спросила маркиза, наклонясь над несчастной.
— Биско! — продолжала умирающая. — Нет! Нет! Я не изменила! Нет!… Не жги меня… Сжалься! На помощь!… Ко мне, Дьюлу!…
Это громко произнесенное имя вырвало Жака из задумчивости, в которую он был погружен. Он приблизился к постели умирающей, так что свет упал ему прямо на лицо.
При виде его «Поджигательница» вздрогнула, как бы пытаясь подняться.
— А? Это ты! Племянник убийцы! — бешено вскрикнула она. — Это ты, подлый разбойник!… Ты пришел узнать, умерла ли я?
— Боже мой, — воскликнул Жак. — Что означают эти ужасные слова?
— Страдание помрачает ее ум, — сказала маркиза де Фаверей, обращаясь к молодому человеку, — без сомнения, она принимает вас за кого-нибудь из знакомых ей лиц.
Но в эту минуту старуха разразилась таким пронзительным и резким смехом, что все невольно вздрогнули.
— Нет! Нет! — кричала она. — Я не ошибаюсь… Это он!… Это мальчишка дяди Жана! Да! Дядя Жан! Это он меня убил, сжег… О! Как я страдаю! Он привязал меня к постели и потом разжег огонь!… Это он, твой дядя Жан!… Это Биско! Это Волк! Волк!…
Жак чувствовал, что разум его мутится. Как! Еще раз услышал он имя дяди в сочетании с прозвищем этих низких разбойников!
— Он послал тебя посмотреть, удалось ли его злодейство?… — продолжала умирающая. — Подлец! Подлец…Ты доволен, видя как я страдаю?… О! Я горю… Берегитесь, госпожа!… У вас такой добрый вид, у вас есть дети. Берегитесь его! Это Жако… Жако, который воровал в мастерских! Жако, которого выгоняли отовсюду!… Он убьет! Убьет!… Берегитесь! Волк! Волк!
Невольный ужас овладел молодыми девушками.
Маркиза устремила на Жака испытующий взгляд. Что это была за симпатия, которая сейчас так влекла ее к нему?! Он молчал. Пораженный, уничтоженный, он склонил голову в полном отчаянии.
Действительно, последний удар жестоко поразил Жака. Эти обвинения, в которых ложь смешалась с правдой, относились к нему! Дядя Жан. Почему звался он Биско? Какая может быть связь между «Парижскими Волками» и каменщиком, которого он всегда считал честным работником?
Еще раз в его памяти мелькнула отвратительная сцена в «Зеленом Медведе». Значит, все это действительно было! Дядя Жан был в числе этих разбойников!… Даже более, он, казалось, был их предводителем!
Перед этой неразрешимой задачей, которая казалась Жаку адской машиной, колеса которой все крепче и крепче его захватывали, он сходил с ума!… Отвечать, значило подтвердить, значило принять часть того, что говорила «Поджигательница». Признать дядю Жана в то время, когда она обвиняла его, когда она называла его убийцей, палачом!…
— Эта женщина помешалась, вы правы! — с усилием произнес Жак.
Маркиза не спускала с него глаз. Какое-то отдаленное, смутное воспоминание воскресло в ее душе. Нет! Это невозможно! Этот человек не мог быть одним из тех злодеев, которых называли «Парижскими Волками»!
— Но, кто же вы! — воскликнула она, увлеченная чувством, более сильным, чем ее воля.
Нечеловеческим усилием Жак переборол слабость, которая могла его погубить, и отвечал спокойным голосом:
— Я граф де Шерлю!…
Люси вскрикнула, услышав это имя. Она знала, что граф де Шерлю был другом герцога де Белена, которого она ненавидела и который добивался ее руки… Она бросилась в объятия Полины и шепнула ей на ухо несколько слов.
Та, в свою очередь, бросила на Жака взгляд, полный презрения и ужаса.
— Зачем вы пришли сюда? — продолжала суровым тоном маркиза. — Вы ведь назвались доктором?
Жак поднял голову.
— Я не могу отвечать, — сказал он, — как и не умею лгать! Нет, я не доктор. Я проходил мимо. Любопытство, жалость привели меня сюда…
— Жалость! Это правда! — вскрикнула «Поджигательница».
— Правда! Он пришел, чтобы покончить со мной! Ну, тронь меня!… Госпожа, прошу вас, пошлите за жандармами, пусть его схватят, пусть его арестуют… Это вор, это убийца! Это Жак, Волк!…
— Милостивый государь, — сказала холодно маркиза де Фаверей, — я не знаю, может ли эта женщина лгать перед смертью. Но как бы то ни было, я не хочу проникать в эту тайну. Вы можете уйти…
— Значит, вы верите этой ужасной, безумной клевете? — воскликнул Жак, делая шаг вперед.
— Я не верю ничему, но ваше присутствие мучает эту несчастную. Вы говорили о гуманности, о сострадании! Во имя этой гуманности я умоляю вас уйти!
Жак в отчаянии оглянулся вокруг, как бы надеясь, что к нему протянется чья-либо рука помощи. Маркиза и обе молодые девушки снова склонились над постелью умирающей.
Но «Поджигательница»… Почему она его обвиняла? Он хотел бы поговорить с ней, расспросить ее… В агонии она боролась с какими-то ужасными призраками…
— Жак… убийца! — кричала она. — Кровь!… На гильотину! Волк!
— Прощайте! Я проклят! — вскрикнул Жак и бросился вон из комнаты.
Жандарм пропустил его, повинуясь полученным приказаниям, но не удержался, чтобы не заметить своему товарищу:
— Странно! У этого доктора оригинальная манера лечить больных!
— Я с удовольствием задержал бы его! — отвечал другой.
Жак ничего не слышал. Он бежал, не понимая, какой странной, даже подозрительной должна была показаться его поспешность…
Глубокое волнение, овладевшее им после сцены в доме герцога де Белена, возобновилось с новой силой.
Им овладело какое-то безумие. Он ничего не понимал. Повсюду, в доме по улице Сены, в «Зеленом Медведе», в этой комнате на улице Арси, везде его оскорбляют, везде ему бросают в лицо эти ужасные
