необходимым для своего оправдания.
Наступило молчание. Мюфлие искал и ничего не находил в своем, обыкновенно столь изобретательном, мозгу.
Президент снова заговорил.
— Я вас буду допрашивать относительно подробностей. Правда ли, что вы попались в руки двух циркачей, известных под прозвищами «Правый» и «Левый»?
— Это правда! — провизжал Кониглю. — Кстати, и то, что нам порядком попало.
Мюфлие перебил его жестом.
Древний римлянин снова пробудился в нем.
— Что же, — сказал он,— поговорим! Мы Волки, а не тигры. В чем вы нас упрекаете? В том, что мы удружили Биско?
— Вы хотели выдать правосудию предводителя Волков!
Мюфлие ударил кулаком по решетке.
— Неправда! Во всем этом деле рыжая нисколько не была замешана! Я говорил! Да! Но с кем? С полицией? Нет! Отнюдь! Я проговорился одному джентльмену из наших друзей, славному малому, который нас кормил, поил, ухаживал за нами. Он хотел знать, где Биско! Почему мне было не сказать ему этого? Один человек стоит другого. Вот и все!
В публике поднялся сильный шум.
Президент встал со своего места.
— Я должен напомнить, что всякое выражение одобрения или неодобрения запрещается. Мы не в парламенте. Мне будет очень жаль, если придется очистить зал.
Невозможно передать тон, которым были выражены эти замечания.
Молчание воцарилось как по волшебству.
Президент повернулся к подсудимым:
— Кониглю, согласны ли вы с объяснением, данным подсудимым Мюфлие?
— Черт знает что! — крикнул Кониглю. — Он сказал правду, почему же мне говорить обратное!
— Присяжные обсудят это, — продолжал Пьер Жестокий. — Я продолжаю допрос. Чем хотите вы оправдать причины, заставившие вас выдать короля Волков его врагам?
— О! Это я вам сейчас скажу, — произнес Мюфлие. — Вы знаете, что я человек чистосердечный! Бискар мне уже давно надоел! И нетолько мне, но и всем нашим товарищам. Спросите у Малуана, Трюара, Бобине, они вам скажут то же самое: Биско стал невыносим!
Кониглю, жадно слушавший слова Мюфлие, вдруг вошел в экстаз.
— Он прав! — завопил он. — Мы хотели избавиться от Биско! Это не касается Волков! Разве мы выдали товарищей! Нет! Его, только одного его!!!
— Но почему вы так ненавидели Бискара?
— Он нам не давал никакого дела. Мы ржавели! Человек должен работать, не так ли? И что же? Нам не давали ничего делать! Если мы позволяли себе обделать самим какое-нибудь делишко, то господин Биско изволил сердиться!
Кониглю говорил слишком много. Мюфлие показалось, что это подрывает его ораторскую репутацию.
— Молчи, Кониглю, — сказал он, делая величественный жест, — ты утомляешь этих господ.
Он низко поклонился президенту.
— Господа судьи, — сказал он, — если бы я и мой друг Кониглю были виновны, то я первый просил бы вас дать мне пеплу, чтобы посыпать главу. Но я торжественно заявляю здесь перед.
Он остановился. Он хотел сказать: перед Богом и людьми, когда взгляд его упал на ужасную эмблему, расположенную над головами судей.
— Перед тем, что висит там, — продолжал он, — я клянусь, что если во всем этом есть виновный, то это Бискар! Вы называете его предводителем Волков! Но предводитель должен управлять, руководить, возглавлять своих солдат! Он же проводит свое время, занимаясь разными хитрыми делами в большом свете, в которых сам черт ногу сломит!
Говоря это, Мюфлие гордо выпрямился во весь рост.
— Я и Кониглю, мы обвиняем Бискара в измене Волкам, в неисполнении обязанностей, которые на него налагал его титул предводителя! Я хотел свернуть ему шею, но не мог. Маркиз держал меня под замком, но нет ни одного настоящего Волка, который не одобрил бы меня!
Мюфлие был великолепен. Его усы гордо поднялись кверху. Это были Дантон и Мирабо, соединенные в одном человеке.
Глухой ропот пробежал по залу.
Президент наклонился к судьям и шепотом обменялся с ними несколькими словами.
Кониглю глядел на Мюфлие с нескрываемым восхищением. Что и говорить, защита была блестящей!
— Мюфлие, — сказал президент, — ваши показания, как ни странны они кажутся, имеют связь с совершенно особым вопросом. Мы сочли нужным прервать ваш допрос, к которому вскоре возвратимся. Оставайтесь на месте и никак не вмешивайтесь в прения, которые начнутся сейчас. Этим вы приобретете себе расположение суда и господ присяжных.
— Значит, я еще не могу уйти? — спросил Мюфлие.
— Если вы скажете еще одно слово, — продолжал президент, — то я буду вынужден снова отправить вас в тюрьму.
В ушах у Мюфлие раздались визги крыс, и холодный пот выступил у него на лбу.
Он молча опустился на скамью.
Кониглю последовал его примеру.
— Введите Дьюлуфе, — сказал президент.
В толпе произошло движение.
Очевидно, допрос Мюфлие и Кониглю был только прелюдией к важному делу, из-за которого собрались Волки.
Толпа раздвинулась.
И в глубине зала появился Дьюлуфе.
Двое держали его под руки.
В самом ли деле это был Дьюлуфе? Честно говоря, в этом можно было усомниться.
Это был человек, прошедший через могилу, которая наложила на него свою неизгладимую печать. Казалось, что это движущийся труп, а не человек! Другими словами невозможно передать вид мертвенно- синеватой бледности на его широком лице.
Он шел, как бы не сознавая, что делает, направляясь туда, куда его толкали. Для таких грубых натур тайна убийственна. Можно было подумать, что он получил удар обухом по лбу.
Голова качалась у него на плечах, а полузакрытые глаза, казалось, ничего не видели.
Мюфлие и Кониглю глядели на него.
— Почему это его привели? — прошептал Кониглю, толкая локтем товарища.
— Не знаю! Может быть, он будет обвинять нас.
— Он! Не думаю! Он славный малый!
— Славный или нет, но он верит в Биско и убьет нас ради него.
— Но ведь Биско умер!
— Э! Полно! Умер как ты или я!
Президент не садился, ожидая пока подойдет Дьюлуфе.
Среди зрителей снова воцарилось молчание.
Все знали Дьюлуфе.
Между присутствующими был не один, которого Дьюлуфе спасал с риском для жизни.
Пришла пора сообщить читателю истину относительно Дьюлуфе.
Да, это был преступник, сообщник Бискара, Волк, член ужасной шайки, приводившей в отчаяние полицию. Да, Дьюлуфе крал, убивал. Но.
Это «но» является одной из непонятных странностей этого мира злодеев.
