– Не в этом дело. Я вообще теперь редко смотрю матчи. – Он сам чувствовал, насколько неубедительно его объяснение.
– Бренда…
– Забудь все, что я наговорила. Глупо было заводиться.
Ее тон заставил его умолкнуть. Майрону хотелось оправдаться, но он не имел понятия, как это сделать. Поэтому предпочел молчание. Видимо, в будущем ему часто придется делать такой выбор.
– Следующий поворот направо, – подсказала Бренда.
Молчание повисло над ними, как тяжелое облако. Майрон дождался, когда оно рассеется.
– Что случилось потом? – спросил он.
Она вопросительно взглянула на него.
– С двумя панками, которые тебя обзывали. Что отец с ними сделал?
– Прежде чем что-то произошло, вмешался охранник и выкинул их из зала. Папу тоже.
– Тогда мне неясно, зачем ты все это рассказала.
– На этом история не кончилась. – Бренда сделала паузу, опустила глаза, по-видимому, набираясь мужества, потом продолжила: – Через три дня этих парней – Клея Джексона и Артура Харриса – нашли на крыше жилого здания. Кто-то их связал и перерезал им ахиллесово сухожилие[10] секатором.
Майрон почувствовал, что побледнел.
– Твой отец?
Бренда кивнула.
– Он подобные вещи устраивал постоянно. Но никогда не заходил так далеко. Однако всегда заставлял моих обидчиков платить. Пока я была маленькой и без матери, то воспринимала эту защиту с благодарностью. Но я уже давно не маленькая девочка.
Майрон машинально коснулся рукой лодыжки. Перерезать ахиллесово сухожилие. Секатором. Он постарался не показать своего ужаса.
– Полиция наверняка подозревала Хораса.
– Да.
– Тогда почему его не арестовали?
– Не хватило доказательств.
– Разве жертвы его не опознали?
Бренда снова повернулась к окну.
– Они боялись. Остановись здесь.
Майрон притормозил, и они вышли из машины. На улице было много народу. Все таращились на него так, будто впервые увидели белого. Впрочем, в этом районе такое вполне возможно. Майрон старался сохранять спокойствие. Даже вежливо кивал встречным. Некоторые отвечали на приветствие. Но далеко не все.
Мимо медленно проехала желтая машина, эдакий громкоговоритель на колесах, из которой доносились оглушительные звуки репа. От тяжелого ритма басов Майрон почувствовал, как вибрирует грудь. Слов песни он не разобрал, но тон был злобный. Бренда повела его к подъезду. На ступеньках, подобно раненым в бою, развалились два парня. Бренда, даже не оглянувшись, переступила через них. Майрон последовал ее примеру. Он никогда раньше сюда не приходил. Его отношения с Хорасом ограничивались баскетболом. Они всегда общались лишь на площадке, иногда после игры съедали вместе пиццу. Дома у Хораса Майрон никогда не был, да и Хорас у него тоже.
Разумеется, швейцар в доме отсутствовал, никаких звонков и домофонов. В коридоре было полутемно, но света хватало, чтобы разглядеть облупленные стены, напоминавшие кожу больного псориазом. У большинства почтовых ящиков отсутствовали дверцы. Спертый воздух, казалось, можно было пощупать.
Бренда начала взбираться по бетонным ступенькам лестницы с металлическими перилами. Откуда-то доносился надсадный кашель. Плакал ребенок. Потом к нему присоединился еще один. На втором этаже Бренда остановилась и свернула направо. Ключи она держала наготове. Майрон увидел стальную дверь с тремя замками и глазком.
Бренда начала открывать замки, которые поддались с громким скрежетом, напомнившим Майрону сцены из тех фильмов, в которых тюремщик орет «Открывай!». Дверь распахнулась. Майрону пришли в голову сразу две мысли. Первая: насколько приятным оказалось жилье Хораса. Как ни грязно было на улице и даже в коридоре, Хорас не позволил этой грязи проникнуть за стальную дверь. Стены белые, как в рекламе сливок. Свеженатертый пол. Мебель – смесь старых семейных вещей и более поздних приобретений. Вполне удобно и комфортабельно.
И вторая мысль: кто-то здесь основательно покопался.
Бренда влетела в комнату.
– Папа!
Майрон последовал за ней, жалея, что не прихватил пистолет. Сцена прямо-таки нуждалась в пистолете. Он бы знаком приказал ей вести себя тихо, вытащил пушку и велел бы девушке спрятаться за его спиной. А пока она в страхе держалась бы за его свободную руку, осмотрел квартиру. Входя в каждую комнату, Майрон бы делал этот знаменитый крутой поворот пригнувшись, всегда готовый к худшему. Но Майрон редко брал с собой пистолет. Не то чтобы он не любил оружия, наоборот, попадая в беду, радовался, когда пистолет составлял ему компанию, но он был громоздок и натирал подмышку. И честно говоря, у большинства клиентов спортивный агент с пушкой не вызывал доверия. А тех, кому это нравилось,
