Майрон повернул ручку. Уикнер слегка подтолкнул его. Майрон вошел. И сердце сразу же упало. Страх сжал горло. Стало трудно дышать. На первый взгляд, все здесь было обычным и походило на жилище рыбака (чучела рыб над камином, обшитые деревом стены, бар, большая поленица дров). Все, кроме цепочки темных красных следов на ковре.
Кровь. Свежая кровь, наполнившая комнату запахом мокрого железа.
Майрон повернулся к Элу Уикнеру. Тот держался на расстоянии. Дуло ружья смотрело в грудь Майрона. Промахнуться невозможно. Глаза Уикнера расширены и еще краснее, чем тогда, около поля Малой лиги. Кожа напоминает пергамент. На правой щеке – паутина капилляров. Возможно, и на левой тоже, но сейчас увидеть это было невозможно – вся щека залита кровью.
– Что случилось?
Уикнер не ответил.
– В чем дело, Эл?
– Иди в заднюю комнату, – велел Уикнер.
– Мне бы не хотелось.
– Я знаю, Майрон. Поворачивайся и шагай.
Майрон пошел по кровавым следам, как будто они были проложены специально с этой целью. Стены увешаны фотографиями команд Малой лиги, некоторые сделаны лет тридцать и более назад. На каждом снимке – гордый Уикнер со своими подопечными, он улыбается, щурясь на ярком солнце. Дети тоже щурились и улыбались, демонстрируя отсутствие зубов. Все выглядели примерно одинаково. За прошедшие тридцать лет дети изменились на удивление мало. Вот только Эли состарился. Фотография за фотографией на стене отсчитывали годы его жизни. От этого становилось не по себе.
Они вошли в заднюю комнату, служившую чем-то вроде офиса. И здесь на стенах фотографии. Уикнер принимает награду Большой лиги. Перерезает ленточку на церемонии, посвященной переименованию остановки в его честь. Уикнер в полицейской форме рядом с бывшим губернатором Бренданом Байрном. Уикнер получает награду имени Раймонда Кларка как лучший полицейский года. Различные трофеи, таблички и бейсбольные мячи. Документ в рамке с заголовком «Что значит для меня тренер», подаренный ему одной из команд. И повсюду кровь.
Майрона охватил холодный страх.
В углу на спине, раскинув руки, как будто готовясь быть распятым, лежал старший детектив Рой Померанц. Рубашка выглядела так, будто кто-то вылил на нее ведро сиропа. Мертвые глаза широко открыты.
– Вы убили собственного напарника, – сказал Майрон. Опять же для Уина. На случай, если он опоздает.
– Всего десять минут назад, – подтвердил Уикнер.
– Зачем?
– Садись, Майрон. Вон там, если не возражаешь.
Майрон уселся в огромное кресло с деревянными подлокотниками.
Придерживая ружье на уровне груди, Уикнер зашел за письменный стол. Он открыл ящик, бросил туда пистолет Майрона и швырнул ему наручники.
– Прикрепи себя к подлокотнику. Мне надоело все время за тобой следить.
Майрон огляделся. Или сейчас, или никогда. Когда он наденет наручники, шанса у него уже не будет. Он пытался придумать выход, но ничего не приходило в голову. Уикнер находился слишком далеко, их разделял стол. Майрон заметил на столе нож для разрезания бумаги. Можно подумать, что он сумеет дотянуться до него, запустить им в Уикнера и попасть прямо в сонную артерию. Брюс Ли им бы тогда очень гордился.
Уикнер как будто прочитал его мысли и приподнял ружье.
– Одевай наручники, Майрон.
Никаких шансов. Надо тянуть время. И надеяться, что Уин поспеет вовремя. Майрон застегнул один наручник на запястье и прикрепил второй к подлокотнику кресла.
Уикнер опустил плечи и немного расслабился.
– Мне следовало сообразить, что они поставили жучок на телефон, – сказал он.
– Кто?
Уикнер его вроде и не услышал.
– Но понимаешь, незаметно подойти к дому нельзя. И дело вовсе не в гравии. У меня тут повсюду датчики, реагирующие на движение. С какой стороны ни приближайся, дом освещается, как новогодняя елка. Пользовался ими, чтобы отпугивать зверье. Иначе они растаскивали помойку. Но, видишь ли, они и это знали. И послали человека, которому я доверял. Моего старого напарника.
Майрон старался уследить за его мыслью.
– Вы думаете, что Померанц пришел вас убить?
– Нет времени на твои вопросы, Майрон. Ты хотел знать, что произошло. И ты узнаешь. А потом… – Не закончив фразы, он отвернулся. – Я впервые увидел Аниту Слотер на автобусной остановке на углу Нортфилд-авеню, где раньше была школа имени Рузвельта. – Уикнер стал говорить монотонно, по старой привычке полицейского, привыкшего читать отчеты. – Мы получили анонимный звонок из автомата, который рядом с ресторанчиком «У Сэма». Сообщили, что женщина ранена и истекает кровью. Надо было проверить. Еще сказали, что это чернокожая женщина. В Ливингстоне увидеть негритянку можно было только на автобусной остановке. Они приезжали, чтобы убираться в домах, или вообще сюда не приезжали. Если же они появлялись в другое время, мы вежливо указывали им на их оплошность и провожали до автобуса.
