— Это брат Кевина, — сказала она, показывая на второго мужчину справа.
Майрон кивнул.
— Остальные работали с Кевином в компании «Карсон Уилки». Они очень дружили.
— А они… — начал Кевин.
— Все погибли, — ответила она, не дожидаясь вопроса. — Все были женаты, у всех дети.
Неожиданно Майрон почувствовал себя так, будто все на него указывают пальцем.
— Ты ничего не должна объяснять, — сказал он.
— Должна, Майрон, должна.
Они сели.
— Когда Клэр решила нас познакомить, — начала она, — я просила ее, чтобы ты поднял вопрос об одиннадцатом сентября. Она тебе это передала?
— Да.
— Но ты его не поднял.
— А как ты это представляла? Привет, рад познакомиться, я слышал, вы остались вдовой после событий одиннадцатого сентября, а кухню какую предпочитаете — итальянскую или китайскую?
Эли кивнула:
— Справедливо.
Огромные напольные часы, стоявшие в углу, начали бить. Майрон задумался, откуда они у Эли, откуда у нее вообще все, что было в этом доме. Сколько вещей, принадлежавших Кевину, следили за ними сейчас? В его доме?
— Мы с Кевином начали встречаться, когда учились последний год в школе. Мы решили, что на первом курсе видеться не будем. Я поступила в Нью-Йоркский университет, а он должен был уехать в школу бизнеса Уортон Пенсильванского университета. Мы считали, что это было бы ответственным поступком и серьезной проверкой чувств. Но на День благодарения мы приехали домой, а когда увидели друг друга… — Она пожала плечами. — Я никогда не была с другим мужчиной. Никогда. Ну вот, я это и произнесла! Не знаю, правильно ли мы поступали или нет. Правда, странно? Мне кажется, что мы оба все постигали и всему учились вместе.
Майрон сидел не шевелясь. Эли была совсем рядом — их разделяло не больше фута. Он не знал, как сейчас правильно поступить, — его вечная проблема! Майрон подвинул руку поближе к ней — она взяла ее и сжала.
— Я не знаю, когда почувствовала, что могу снова встречаться. У меня на это ушло больше времени, чем у многих других вдов. Мы, конечно, обсуждаем это, в смысле — вдовы. Мы много говорим об этом. Но однажды я сказала себе, что, наверное, время пришло. Я сообщила об этом Клэр, и когда она предложила познакомить с тобой, знаешь, что подумала?
Майрон покачал головой.
— Мы с ним совсем не пара, но для разнообразия… Я подумала — это может звучать глупо, но, пожалуйста, помни, что я тебя тогда совсем не знала, — что ты вполне годишься для переходного периода.
— Переходного периода?
— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты был профессиональным спортсменом. У тебя наверняка было много женщин. Я подумала, что, возможно, ты вполне мог бы подойти. Чисто физически. А потом, впоследствии, я могу встретить кого-нибудь настоящего. Ты меня понимаешь?
— Думаю, что да, — ответил Майрон. — Твой интерес был связан с моим телом.
— Наверное.
— Я чувствую себя совсем дешевкой. Или приятно удивленным? Давай остановимся на «приятно удивленным».
Его слова заставили ее улыбнуться.
— Пожалуйста, не обижайся.
— Я не обижаюсь, — заверил он и добавил: — Негодяйка!
Она засмеялась — звук ее голоса был очень мелодичным.
— И что случилось с твоим планом? — поинтересовался он.
— Ты оказался совсем не таким, как я себе представляла.
— Это хорошо или плохо?
— Сама не знаю. Ты встречался с Джессикой Калвер. Я читала об этом в журнале «Пипл».
— Это правда.
— У вас были серьезные отношения?
— Да.
— Она замечательная писательница.
Майрон кивнул.
— И потрясающе красива.
— Это ты потрясающе красива.
— Не так, как она.
Он хотел возразить, но решил, что это будет звучать неубедительно.
— Когда ты впервые пригласил меня на свидание, я подумала, что твоим мотивом было… ну, не знаю, но что-то другое.
— Что именно?
— Мне очень не хочется в этом признаваться, но потеря мужа из-за событий одиннадцатого сентября вдруг придала мне какую-то особую, извращенную значимость.
Майрон понимал, что она имела в виду. Он помнил слова Уина о том, какая мысль приходит в голову первой при упоминании ее имени.
— И я решила — опять-таки не будучи знакома с тобой лично, но зная, что ты привлекательный мужчина, бывший спортсмен-профессионал, который встречается с женщинами, похожими на супермоделей, — что тебе просто интересно добавить меня к списку своих трофеев.
— Потому что ты осталась вдовой после теракта одиннадцатого сентября?
— Да.
— У тебя больное воображение.
— Не думаю.
— Нет?
— Я ведь уже объясняла. Эти вдовы вдруг стали модными. Люди, которые раньше меня просто не замечали, неожиданно захотели со мной познакомиться. И это происходит до сих пор. Примерно месяц назад я стала ходить играть в теннис в клубе. Так вот: одна из завсегдатаек — богатая и высокомерная особа, которая раньше в упор меня не замечала, — вдруг подходит ко мне и делает какашкино лицо.
— Какашкино лицо?
Эли показала, какое именно: надула губы, нахмурила лоб и заморгала глазами.
— Ты похожа на Дональда Трампа, на которого прыснули слезоточивым газом.
— Это и есть какашкино лицо. После смерти Кевина я вижу такое выражение постоянно. Я не жалуюсь. Это очень естественно. Но эта женщина с какашкиным лицом подходит ко мне, берет за руки, заглядывает в глаза с таким серьезным выражением, что мне хочется закричать, и при этом говорит: «Это вы Эли Уайлдер? О-о, я так давно хотела с вами познакомиться. Как вы?» Ты понимаешь, о чем я?
— Понимаю.
Эли посмотрела на него.
— Что?
— Ты стал ухажерской разновидностью какашкиного лица.
— Не понял?
— Ты не устаешь повторять, какая я красивая.
— Так и есть.
— Мы раньше встречались три раза.
Майрон промолчал.
— Тогда ты тоже считал меня красивой?
