— Он говорил на очень древнем языке, на храмовом языке, на котором когда-то давно говорили в холодных долинах Кеременкула. Я сумел понять только несколько слов. Мне показалось, что Несущий говорил с самим собой, он сам задавал себе вопросы и сам отвечал. — Слуга вздрогнул, но его лицо казалось в высшей степени воодушевленным.
Бернак перевернулся на правый бок, пристально глядя на пламя свечи. Значит, Обакс не слышал, что было сказано о спутнике Ясгура и о нем самом и его судьбе. «Отвергнешь меня — будешь проглочен…»
Ему вдруг страшно захотелось рассмеяться. Но он подавил это неуместное желание, прислушиваясь к голосу, звучавшему за его мыслями. Но тень в глубине сознания была неподвижна и пуста, совсем не похожа на эти, окружавшие его сейчас в шатре. При свете свечи знамена с могонской символикой отбрасывали самые причудливые тени. До половины отодвинутая занавеска при входе в шатер колыхалась в ночном воздухе, где-то снаружи трепетал на ветру флаг. Бернак глядел в чернильно-черную ночь, перед его мысленным взором вставал лагерь: тысячи палаток и шатров, дымящие костры, патрули, конюхи, пасущие готовых отправиться в поход лошадей. Он представил, как все это должно выглядеть сверху, потом его взгляд сместился на запад, с плато Аренджи к побережью Эбро'Хета, потом дальше, в море, потом в открытый океан, его черные воды отражали ночь и тянулись туда, куда только доставал глаз, куда-то за пределы мира…
Он издал долгий печальный вздох.
— Я устал, — сообщил он Обаксу. — Помоги мне встать.
Схватив Слугу за руку, он поднялся. По его телу прошла нервная дрожь, едва не лишившая его равновесия, потом он отбросил руку Обакса и неуверенно зашагал к задней стене шатра, где и упал на кучу шкур, служивших ему постелью. Обакс принес подсвечник и установил его на полупустом ящике для оружия. Бернак не повернул головы, но ощутил, что Слуга смотрит на него. Потом он забормотал что-то похожее на благословение или, скорее, заклинание, затем шуршание одежды и шарканье шагов умолкли.
Свеча давала бледный золотистый свет. Он отражался на кончиках небрежно разбросанных копий и мечей и превращал бронзовый щит в сияющее пятно. Пока Бернак лежал там на боку, он видел часть своего лица, отражающуюся в щите: худой, борода давно не расчесывалась, взгляд тяжелый. Сон туманил его голову, но, прежде чем он успел погрузиться в блаженное забытье, что-то кольнуло его сознание, что-то знакомое — голос:
«Господин, мой господин, вы слышите меня?»
Он попытался открыть глаза, ему показалось, что в щите он видит неясное отражение, хрупкую фигуру со вскинутыми вверх руками.
«Мой господин, самому верному из твоих слуг необходим совет…»
— Нерек, — прошептал он, протягивая руку. Но рука оказалась сонным видением, ее тут же поглотил туман.
Джилли Кордейл сидел на стуле рядом с железной жаровней, до половины заполненной мерцающими углями. Он грелся, пока Ясгур, правитель Беш-Дарока и вождь клана Огненных Копий, метался по своему шатру как раненый зверь.
— Все, о чем они говорили, оказалось в конце концов правдой, — бормотал Ясгур. — Этот великий лорд — сосуд Повелителя Сумерек. То, как изменилось его лицо… — Он изумленно покачал головой. — Я слышал, что его называют Повелителем Теней, так же как и этого Истрегула. Не те люди, с кем стоит враждовать, а?
Джилли согласно кивнул, вспомнив, как уставился на него Бернак в тот миг, когда в воздухе начала возникать туманная завеса. Эта завеса была бледной и что-то шепчущей, потом она плотно облекла Бернака, как вторая кожа, затем к ней добавились оттенки янтарного и багрового. Черты лица Бернака заколебались, сквозь кожу лица проступила алая маска, чьи холодные глаза, как казалось, могут видеть даже то, чего и не видно. Рот кривился, выплевывая слова и жуткий хохот. Джилли не успел разобрать ничего, кроме разве пары слогов, когда жрец Обакс, впавший в панику, бесцеремонно вытолкал их из шатра.
Зрелище было страшноватое. Джилли подумал, что это во многом похоже на превращение Рааля, которое они с Сувьель наблюдали в горах. Потом ему на ум пришли те маги, которых они повстречали в сожженной деревне, и предсказание замученного певца Авалти, его пророчество: «железная безглазая лисица…»
Его передернуло. «Я уже немолод, — подумал он. — Я прожил тридцать один год, отвоевал свое, видел страшные и славные дела. Но за последнюю неделю я стал свидетелем такого количества пугающих магических деяний, что их хватило бы на целый город. Что может сделать обычный человек перед лицом такой мощи? Разве что отпускать шутки, пока его не захлестнет волной силы».
Он усмехнулся. А почему бы и нет? Если шутки будут достаточно хороши, возможно, боги рассмеются и посодействуют ему.
— Вас что-то забавляет, господин Кордейл, — произнес Ясгур. — Что именно?
— Выражение лица Слуги, — тут же нашелся Джилли. — Никогда еще не видел человека, столь неподготовленного к появлению божества.
Ясгур застыл, потом усмехнулся, потом захохотал. Он смеялся, пока на глазах у него не выступили слезы. Потом пододвинул к себе второй стул и сел, качая головой и утирая глаза, пока Джилли несколько изумленно разглядывал его.
— Вы чудесный собеседник, Джилли. Пока мы ждем прихода Газрека и еды, я хотел бы выслушать ваши впечатления от встречи с великим лордом.
«Ирония судьбы, — подумал Джилли. — После стольких лет, когда я был советником Мазарета, меня вдруг магическим способом забрасывают в гущу наших врагов и я становлюсь правой рукой одного из их лидеров. Если Рок так шутит, то как же он бьет?»
— Мой господин, — ответил он вслух, — нужно быть слепым, чтобы не понять, что Бернак хочет вашей смерти.
Ясгур помрачнел, вцепившись в свою аккуратно подстриженную бороду:
— Вы уверены?
— Вы командуете самой сильной армией из имеющихся в этих краях, вы представляете прямую угрозу Бернаку и Истрегулу, а также их планам. Вас отправляют возглавить авангард, а его лазутчики будут ждать первого же подходящего случая, потом… — Джилли пожал плечами. — Невидимое копье или меч, случайная стрела, и дело сделано. Вам устроят достойные героя похороны, споют все возможные песни, чтобы успокоить ваш дух, во имя вас будут вестись сражения.
— Мой народ обычно отгоняет мертвых женскими воплями, — как бы между прочим произнес Ясгур. — Но я не собираюсь заставлять их вопить по мне так рано. Моя личная гвардия наверняка сумеет защитить меня.
— Посреди поля боя? — Джилли покачал головой, потом у него возникла идея. — Но что если вы станете не единственным военачальником авангарда… — Он с воодушевлением посмотрел на Ясгура. — Совет Вождей сегодня ночью будет выполнять какие-то связанные со сражениями обряды, это так?
— Да, будет большой пир с возлияниями, я буду там.
— Великолепно. Если вы заявите всем вождям о вашем новом назначении и предскажете великие победы и почести, ожидающие вас на жизненном пути, не захочет ли кто-нибудь из них присоединиться к вам добровольно?
Ясгур нахмурился, Джилли сдержался и ничем не выдал своего нетерпения.
— Нет, они не могут, их место с их племенами, — горько произнес могонец. — В этом отказано только мне.
— А их братья и сыновья?
— Кто-то, наверное, захочет, но гордость не позволит им…
Он умолк, глядя на вошедшего в шатер человека, сгибающегося под тяжестью свертков. Это оказался Газрек, на его ухмыляющейся бородатой физиономии лоснились жирные пятна от съеденного мяса, и в шатре тут же запахло пивом.
— Наконец-то мы поедим! — объявил Газрек, опускаясь на колени и разворачивая принесенные им свертки.
Джилли почувствовал, как сжался его желудок, когда на свет появились куски жареной птицы, овощи и
