— Мы с Мудите решили, что пора дом оформлять обратно на мое имя, — соврал Жирак. Все равно же с Мудите придется говорить. — Расходы я покрою и за все труды устраиваю шикарный пир в кабаке. Только вы должны придумать, куда наследника деть, потому что твоя жена, — Жирак никак не мог вспомнить ее имя, — тоже обязательно должна пойти!
Вилнис выпил вторую рюмку и угрюмо сморщился.
— Сволочь ты все-таки, Жирак! — нахально заявил он. — Наша семья тебе помогла, когда ты сидел в дерьме по уши? Помогла! Факт! Мама всю неделю по нотариусам бегала, когда ты дарственную затевал. А теперь ты даже про ее день рождения не вспомнил и на смотрины к моему сыну не пожаловал! Это родственник, да?! Сволочь ты, Жирак!
— Вы же к нам тоже не приходите!.. — ощетинился Жирак.
— Не дам я больше маме таскаться по нотариусам и заниматься всякими махинациями. Точка. Потому что дерьмовые вы родичи.
— Погоди, погоди… Но это же мой дом, никто к нему и палец не приложил…
— Жирак, ты чуть не убил человека, и мы спасли тебя от суда. Если бы у тебя дом остался, ты бы определенно загремел на долгие годы! И этот дом у тебя бы конфисковали! Как мы тогда из-за тебя бегали, как маму отсюда выписывали и к тебе прописывали! А теперь ты ее на улицу хочешь выбросить?
— Слушай, что с тобой сегодня? Что ты от меня хочешь?
— А ты знаешь, почему меня на фабрике в очередь на квартиру не поставили? Потому что муттер у тебя прописана и у нас не меньше четырех с половиной метров на человека,
— Да ты бы хоть позвонил… За неделю бы все уладили…
— Теперь уже поздно. И нам здесь всем тесно. Берите стариков к себе! Верхний этаж у тебя не достроен, старик быстро эти комнатушки доведет до ума. Он еще крепкий мужик. Мебели никакой покупать не надо, шкаф и кровать с собой заберут. Мама тебе в саду помогать будет, про старика и говорить нечего, нет такого ремесла, которого бы не знал! Не пожалеешь, рад будешь!
— А ты знаешь, каким трудом я этот дом поднял? — У Жирака от злости даже губы затряслись. — Да ты знаешь, сколько я работал, чтобы под крышу его подвести? Восемнадцать часов в день! Ни праздников, ни воскресений годами не знал и теперь еще не знаю!
— Он мне, работяге, рассказывает про работу! Лох ты этакий! — Вилнис вскочил, сделал круг по кухне и вновь уселся, — Работают на фабрике! Как я работаю!
— Да что ты умеешь, работничек, когда даже восьмой класс тебе было трудно закончить! Только тачку гонять и умеешь! Придешь на работу и знай перекуры устраиваешь, а потом жалуешься, что зарабатываешь мало!
— Ни к каким нотариусам мать не пойдет! И точка!
Жирак выскочил за дверь, Вилнис крикнул ему вслед:
— Штаны от злости не обделай, баба базарная! И Мудите чтобы сюда не являлась, я ее тоже выставлю!
Адвокат, который был знаком Жираку еще по студенческим годам, выслушал его горестный рассказ очень внимательно, только позевывая и прикрываясь ладонью, — бессонница его мучила.
— Этот малый просто глуп! Он мог бы снять с тебя все до последней рубашки! — покачал адвокат головой. — Радуйся тому, что он еще не заставил мать переписать дом на него! И тогда в один прекрасный день в твою калитку постучал бы судебный исполнитель, чтобы ты чемоданы укладывал. Как только дело против тебя прекратили, надо было сейчас же к нотариусу бежать и аннулировать дарственную. С согласия лица, которому дарят, это можно было сделать. И вообще, зачем надо было затевать такую аферу, не верю я, чтобы приговор был с конфискацией имущества.
— Мы с женой подумали — для пущей надежности… У меня еще тогда была небольшая неприятность с крокусами. Что я дом строил своими руками, это все соседи могут показать. Я у некоторых даже деньги занимал на материалы… У нотариусов в книгах записано, можно найти… — растерянно стал объяснять Жирак.
— Это все не поможет… Дом ты подарил, и этим все сказано. Может, ты этому прохвосту пообещаешь отступного? — прикинул адвокат. — Нет, лучше не обещай. Такой только почует, что деньгами пахнет, глотку перервет. Ты понимаешь, он уже свыкся с мыслью, что дом его. Плевать ему на то, что ты строил и работал. Он считает, что у тебя добра много и отнять у тебя что-то даже похвально, этим он докажет свои умственные способности. Нет, Зиги, ты просто дурак! — Знаток кодексов даже сам разнервничался. — А вдруг старуха неожиданно умрет?
— Видишь ли…
— Что видишь? И видеть нечего! Дом твой поделят ее наследники. Сколько у нее детей?
— Второй сын порядочный человек. Моряк.
— Хорошо, даже если он откажется от своей доли, у вас с женой останется лишь третья часть, ведь и отцу…
— О, черт! Ну что мне проку от твоей надгробной речи?
— А я хочу, чтобы ты серьезно оценил свое положение. Совет есть, и очень простой. Бери стариков к себе, иного выхода нет. Когда они расстанутся с тем прохвостом, страх пройдет, и старушка за милую душу вернет тебе дом. Насколько я понимаю, она человек честный…
— Непременно! За стариков я ручаюсь! Я думаю так, — помолчав, продолжал Жирак. — Может быть, подождать, пока вернется из плавания старший брат, и собрать семейный совет?
— А что это даст? Пока старики с этим прохвостом, они и не пикнут. Боятся, но и любят, наверное. Дочь, конечно, тоже не чужая, но ведь у сынка-то это единственный шанс как-то выбиться… Поступай как знаешь, я тянуть не советую!
— Но пойми, сад для меня все… Если у меня отнимут сад и теплицу, я — ничто. Когда я вижу заросшие сорняком грядки, то спать не могу.
— Поэта ты еще мог разжалобить, юрист руководствуется законом. Почему ты не хочешь взять стариков к себе? Думаешь, не уживетесь?
— Я этого не говорил.
— Что ты еще выгадываешь? На кофейной гуще гадаешь, как бы худа не было?
Мудите Жирак сказал, что по дороге заезжал к старикам. Пятерым с собакой там определенно тесно, и он решил, что старики могли бы перебраться сюда. Хотя бы на лето.
— Зиги, ты просто ужасен! — воскликнула Мудите. — Ты хочешь, чтобы отец даром отстроил тебе второй этаж, а мать от зари до зари полола твой сад!
Она уже забыла, что значит снимать вечером со шкафа раскладушку и всю ночь слышать, как из крана капает вода.
Выдав себя за человека, который собирается менять квартиру, Жирак узнал в домоуправлении, что, кроме Валдера, в десятой квартире живет еще некий разведенный Рудольф Димда, работающий в «Фоторекламе». И хотя уже не было никакого смысла больше следить за ним, он все же несколько раз выслеживал фотографа.
И тут он задался вопросом: чего я от Димды хочу? Ответ вроде бы убедительный: он хочет узнать, насколько глубокие чувства связывают фотографа с Мудите и какие у Димды дальнейшие планы, хочет ли он жениться или только встречаться, как до сих пор. Умом Жирак понимал, что он должен бы взорваться, надавать этому фотографу по морде, может быть, наехать на него машиной в тихом месте, отомстить за унизительный для него увод жены, за наставленные рога, но нет, его вовсе не привлекает скандал. Будь это возможно, Жирак подошел бы и дружески спросил, серьезно это у него с Мудите или только для времяпрепровождения.
Мудите, не подозревавшая об осведомленности мужа, вновь поздно возвратившись, рассказывала о сверхурочной работе или о курсах, которые, как поговаривают, продлят еще на пару месяцев. Хотя Жирака и раздражало это вранье, он был доволен уже тем, что знает правду и в любой момент может бросить ей в лицо: «Я могу сказать, где проходят эти курсы и кто там преподает!» И только при виде ее упругой фигуры чувствовал себя куда старее. Это угнетало. Он пытался определить, когда же началось его отчуждение, почему он не тянется больше к этому телу, и никак не мог вспомнить, где был поворотный пункт. Оставалось смириться с выводом: к сожалению, это произошло. Он старался не находиться рядом с Мудите, когда та приходила с работы, — исчезал в теплице, шел, когда звали ужинать, и тут же опять исчезал. «Может быть,
