нем до самого конца. И скажи, пусть закончит институт… И про бутылку… Это последнее, чем я могу помочь мальчику… Я всегда хотел ему помочь…
Старик умер через два дня, больше не приходя в сознание. От сестрички Вася узнал, что он был осужден на пятнадцать лет за спекуляцию валютой, раньше жил в Риге, а зовут его Ромуальд Сашко.
«Хуго Лангерманис», — записал на бумажке Вася-Кот, но это было вовсе ни к чему, потому что в его мозгу было достаточно свободного места, где слово могло уместиться, и оно растопырилось там, как курица на яйцах.
Рига… Подумаешь, Рига! Люди там, наверно, живут такие же самые… Так же играют на гармошке, так же водку хлещут и так же матерятся. Наверно!
19
Звуки, сотрясшие ночную тьму, заставили Алвиса сесть в постели. Он почти инстинктивно, как боксер, выкинул вперед левую руку и, хотя в комнате была непроглядная тьма, точно схватил будильник. Зажатые в ладони часы прилежно тикали, отсчитывая по секундам дни, месяцы, годы. Нет, на сей раз будильник был ни при чем.
Когда настойчивый звук повторился, Алвис сообразил, что он доносится из коридора. Телефон. Потом он услыхал, как мать снимает трубку и говорит:
— Пожалуйста, пожалуйста… Да… Хорошо… Понимаю… Я позову…
После каждого слова мать выдерживала паузу, которую, должно быть, заполнял собеседник на другом конце провода. Когда мать сказала: «Я позову», — Алвис потерял последнюю надежду нырнуть в теплую постель.
Тихо приоткрылась дверь, и мать сказала:
— Тебя к телефону…
— Конрад?
— Нет, какая-то женщина.
Наверно, Нелли Римша. Она же особо заинтересована. Но где она была весь день?
Не закрывая скрипучей двери, чтобы не будить стальных, мать вернулась в свою комнату. Алвис включил ночник и взял со стула халат.
— Алло, Грауд слушает!
— Алвис?
— Да, Алвис, — ответил он сердито, потому что все еще не проснулся и совершенно не был настроен говорить по телефону.
— С вами говорит Тереза Козинд.
— Очень рад. Вы хотите сообщить мне, что Нелли нашлась?
— Нет!
— Но я же именно для этого дал вам свой домашний телефон. Между прочим… Сколько сейчас времени?
— Половина четвертого.
— Ясно, восход я еще не проспал!
— Алвис… Извините, что обращаюсь к вам по имени, но фамилии я никогда не помню…
— Грауд.
— Я позвонила вам потому… Мне страшно! Я глаз сегодня не сомкнула…
— Фармацевтический завод выпускает снотворные.
— Вы не хотите со мной говорить?
— Конечно, хочу. Даже очень.
— У Римшей в окне горит свет, но никто не подходит к телефону. И не заметно, чтобы там кто-то был.
— Давно горит?
— Не знаю. Это во втором этаже, со стороны леса. Я вечером заметила, когда возвращалась с озера…
— Гм…
— Папа говорит… Он думает, что просто забыли выключить свет, он горел весь день, а мы из-за солнца его не заметили…
— Может, он и прав.
— Папа не хотел, чтобы я звонила вам домой, и я бы не позвонила, но пес начал выть.
— Пес?
— Пес Римшей. Он где-то в доме. Ужасно жалобно воет, прямо мороз по коже… — И, чуть помолчав, добавила: — Я, наверно, просто дура. Да?
— Нелли, уходя, обычно запирала собаку?
— Она никогда не уходила так надолго.
— Минут через пять я вам позвоню.
— Хорошо, — в голосе Терезы звучала безграничная покорность…
— Полковник Улф слушает!
Пока Алвис рассказывал, Конрад тяжело вздыхал и пыхтел, наконец, он сказал, что снаружи они ничего толком не увидят, поэтому он достанет ордер на обыск и через полчаса будет у Алвиса, хотя любой нормальный человек отложил бы эту работу до утра. Но исчезновение этой Нелли Римши очень и очень загадочно.
Когда они приехали в Дони, уже светало. Из-за леса дул довольно холодный ветер, но над озером колыхался туман, то тут то там приоткрывая верхушки камышей.
Кто — то из милиционеров предложил пригласить понятых, но Конрад сказал, что пока не нужно.
Алвис постучал в Терезино окошко. Девушка тотчас отдернула занавеску — наверно, ждала стука. Кутаясь в маленький халатик, она отворила окно.
— Спите спокойно, — Алвис подмигнул ей, — Я буду вас охранять.
— А я любопытная.
— Собака давно перестала выть?
— Только что.
— Ну, я пошел. Не выстуживайте комнату.
— До свидания!
— Договорились.
— Иначе я как-нибудь ночью опять позвоню вам
— Только, пожалуйста, поближе к утру, Привет!
— До свидания!
Она опасно приветлива, подумал Алвис. Он услышал, как девушка закрыла окно, и ему захотелось вернуться. Тереза… Католическое имя. Тереза…
Один из милиционеров приставил лестницу и полез к освещенному окну. Конрад стоял внизу и, склонив голову набок, наблюдал за ним.
Милиционер, балансируя на верхнем конце лестницы, припал к оконной раме, оторвался и опять припал.
— Понятых! — крикнул он, поглядев вниз.
— Что там?
— Инкассаторские мешки и деньги!
— Святая Мария!
Где—то на первом этаже дома залаяла собака.
— Беги, позови эту девушку, — приказал Конрад Алвису.
— Черт знает, что мы еще можем там увидеть…
— Да, правда, — согласился Конрад, — Придется валерьянку искать… Разбуди ее отца.
Коллеги привели какого-то пожилого мужчину с сыном. Они жили дома через два, ближе к центру. Алвис вспомнил, что вчера он говорил с сыном, и тот ничего интересного не мог сказать. Отец и сын оба были в резиновых сапогах и с большой связкой удочек — собрались за щуками. Выйдя из калитки на улицу, они встретили милиционера, позволили себя уговорить пойти понятыми и теперь досадливо поглядывали на
