на фут — не было никакой надежды всю ее откачать.
Я работал до полного изнеможения, мелкими взмахами, потом спустился вниз и лег. Колено сильно болело, вода, переливаясь в трюме, тараторила, как болтливая кумушка. Вскоре я уже крепко спал.
В полдень вода подступила к койке, и я взялся за дело. Все еще стоял штиль. Птицы с хриплыми криками летали над головой. Дельфины описывали бесконечные круги около яхты. Я потерял надежду дождаться ветра. Опять я качал помпу до тех пор, пока руки не отказались повиноваться, а потом побрел в затопленную каюту, волоча распухшую в колене ногу.
Через час, когда нужно было снова идти к помпе, я не смог встать; хотя я и понимал, что это необходимо, но поделать ничего не мог. Колено ныло, я лежал и смотрел, как поднимается вода, сознавая, что каждая минута промедления будет стоить мне мучительного труда. В конце концов я снова заснул.
Утром, когда взошло солнце, я проснулся оттого, что вода залила мою койку. Яхта сильно накренилась. Первой моей мыслью было, что трюм переполнен водой. «Яхта валится на бок и сейчас пойдет ко дну,— подумал я.- Вот-вот она перевернется вверх килем». Я хотел было бежать на палубу, но не в силах был сделать это и, сидя на койке, не знал, на что решиться.
В конце концов я слез с койки прямо в воду, которая была, мне до колен, и, хромая, побрел на палубу. Там я с удивлением обнаружил, что мачта гнется под свежим ветром. Ветер силой в пять баллов дул с юга, и яхта ходко бежала на запад — к земле!
Настроение у меня сразу поднялось. Вперед! Наконец-то я плыву к земле. Я почувствовал себя лучше, ко мне вернулся былой оптимизм. Поглядев на карту, я решил, что до Новых Гебрид плыть еще дней десять. Мне не хотелось думать о том, как я буду все эти дни откачивать воду,— ведь у меня совсем не оставалось сил. Придумаю что-нибудь, когда возникнет необходимость, решил я.
Снова я работал у помпы, пока совсем не обессилел. Колено мое так распухло, что больше не сгибалось, и я не мог спуститься в каюту. Ночь я провел в кокпите.
В эту ветреную ночь я четыре раза становился к помпе. Колено болело все сильнее, и я не знал как быть. Я промыл его соленой водой, но малейшее прикосновение причиняло нестерпимую боль.
На рассвете, взглянув вперед, я увидел остров на расстоянии не более трех миль. Я не двигался с места, не прыгал, не кричал — слишком много разочарований пришлось мне пережить за последнее время. Я смотрел на остров, на его берега, покрытые сочной зеленью, на плоскогорье, должно быть, вулканического происхождения.
Что это за остров — мне было безразлично. По моим расчетам, от ближайшей земли — Новых Гебрид — меня отделяло не меньше недели пути. И все же остров был передо, мной. Мне было все равно, Тимбукту это или Шангри Ла. Впереди земля, и на этот раз я пристану к ней во что бы то ни стало.
СПАСЕНИЕ
Я повел яхту к югу, вдоль берега, огибая длинную гряду зубчатых скал. Остров, отделенный от меня скалами и лагуной, был примерно в полутора милях. Мне приходилось бывать на Новых Гебридах в годы войны, но я не мог сообразить, куда меня занесло.
В длину остров достигал семи миль и возвышался над морем футов на семьсот-восемьсот. Венчала его вершина в форме кратера. Причудливые вулканические глыбы, сильно размытые океаном, имели в высоту футов тридцать. Кое-где в ровных долинах, оканчивавшихся белым песчаным пляжем, росли мангровые деревья и кокосовые пальмы.
Я решил найти проход между рифами, войти в лагуну и стать на якорь близ какой-нибудь деревни или выброситься на отлогий песчаный берег. Нужно было спешить. Уже четыре часа я не подходил к помпе, и вода в трюме угрожающее поднялась. Я берег силы — ведь приходилось управлять яхтой при помощи короткого, неудобного румпеля, а потом мне предстояло добраться с судна на берег.
Я прошел вдоль острова и начал приближаться к его юговосточной оконечности, а в скалах все не было никакого просвета.
Заходить с подветренной стороны было нельзя — против ветра я не смог бы подойти к острову, как это уже случилось со мной недавно. Нельзя было и плыть назад вдоль берега. Поневоле я приблизился к рифам. Лавировать у меня не было ни сил, ни возможности. Кроме того, мне мешал принайтовленный к палубе тяжелый обломок мачты, который при малейшем крене погружался концом в воду, затрудняя движение. Я хотел было обрубить ванты, но почувствовал, что все равно не смогу сбросить мачту за борт. Силы оставили меня, откачивать воду из трюма я перестал, и она все прибывала. Мыс был в какой-нибудь сотне ярдов. Пришло время действовать, и мне оставалось только одно — пожертвовать судном.
Внезапно я понял, что моя яхта может превратиться в плавучий гроб. Ким Пауэлл сказал мне еще в Панаме: «Она будет служить вам и тогда, когда сами вы уже не сможете ей управлять». Теперь это пророчество сбылось. Я вышел из игры, а яхта все так же бодро держалась на воде.
У меня не оставалось иного способа спасти свою жизнь, как посадить яхту на камни… и, что всего хуже, раздумывать было некргда.
Обогнуть остров означало верную смерть; повернуть назад и снова пытаться пройти вдоль берега тоже нечего было и думать. Поэтому я резко положил руль на ветер и повел яхту прямо на рифы. Таково было мое последнее решение как капитана яхты — она отправлялась в путешествие, из которого нет возврата.
На мне была военная форма. Еще раньше, как только я увидел остров, я наскоро вытерся мокрой губкой, вычесал соль из бороды, привел в порядок и уложил узлом на затылке свои длинные, как у женщины, волосы и надел фуражку. Ноги у меня до того отекли, что я не мог надеть на них ничего, кроме носков. Опухшее колено я перевязал куском одеяла.
Схватив кое-какие вещи, я рассовал их по карманам и, взявшись за румпель, ждал столкновения. Яхта прошла над подводными рифами, находившимися на глубине шести морских саженей. Но вот рифы все ближе и ближе к поверхности, глубина уже меньше четырех саженей. Внезапно я сообразил, что могу зацепиться за рифы якорем. Я торопливо заковылял на нос и приготовился сбросить якорь за борт.
Но сил у меня не было, колено болело, и я даже не смог сдвинуть якорь с места. Вот скалы уже совсем близко, волны с грохотом разбиваются о них. Я сел на палубу, уперся ногами в якорь и попытался столкнуть его в воду, но безуспешно. Шум прибоя нарастал. Течение быстро несло меня на рифы. Я встал, ухватился за лапы якоря, приподнял его и тут же упал, потеряв равновесие.
Волна подхватила яхту и ударила ее форштевнем о коралловый риф. Она содрогнулась так, словно в нее попал артиллерийский снаряд. Я сидел у левого борта. Обшивка на носу треснула, и образовалась пробоина. Яхта зарылась носом в воду, и волны захлестнули палубу. Я вмиг очутился в воде. Оставалось только сидеть и ждать — палуба слишком накренилась, чтобы можно было встать на ноги.
Волны с ужасающим грохотом били «Язычника» о скалы. Над водой торчала только корма, нос погружался все глубже. Вода доходила мне до пояса. Набежала новая волна, за ней другая, и вот уже корма взлетела на риф. Послышался скрежет фальшкиля о твердую коралловую поверхность. Снова набежала волна и, прокатившись по палубе, отбросила меня к рубке, где я уцепился за мачту. Каждая новая волна забрасывала яхту все выше на рифы, поворачивая ее боком к океану, палуба кренилась все сильнее. Резкий толчок отшвырнул меня от мачты, я скользнул по накренившейся палубе и упал на скалу; волна тут же подхватила меня, перевернула в воздухе, и я очутился на мелком коралловом дне. Собрав остатки сил, я вырвался из цепких объятий океана и побрел на менее опасное место.
Я взобрался на сухой коралловый утес и, глядя на разбитую яхту, осыпал проклятиями беснующийся прибой. «Язычник» теперь лежал на мели, где воды было до колен. Вздрагивая от ударов волн, он разваливался буквально на глазах.
За моей спиной тянулась длинная гряда остроконечных рифов. Я повернулся и, шатаясь от слабости и истощения, побрел к ним. Глубина лагуны достигала здесь девяти морских саженей, а на дне ее цвел целый коралловый сад. Вокруг плавали крошечные рыбешки, прекрасно видные в прозрачной воде. Я боялся этой воды, как огня, зная, что стоит мне упасть, и я камнем пойду ко дну.
Я прилег отдохнуть на скале и внезапно заснул мертвым сном. Лишь через несколько часов меня разбудил прилив — вода, покрыв скалу, подобралась ко мне. Почувствовав что нахожусь в воде, я хотел
