глаза ввалились.
— Ну? — промолвил он, пытаясь приобрести прежнюю уверенность.
— Люди жалуются на рацион, — сказал я.
— Ну и пусть себе жалуются.
— В вашем-то лагере уж наверняка нет никакого ограничения в еде, — последовал мой упрек.
— А зачем ему быть? — сказал Бланд. — Они ведь сами сделали выбор.
— Люди становятся отчаянными, — предупредил я его. — Если вы не будете осторожны, они нападут на припасы и захватят их. Вы понимаете, что это значит, не так ли, Бланд?
Он нервно провел языком по растрескавшимся губам.
— Я пристрелю каждого, кто попытается на нас напасть. Передайте им это, Крейг. И передайте также, что если им недостает пищи, то это не моя вина.
— Они этому поверят, когда будут знать, что вы сидите на той же норме рациона, что и они, — отвечал я. — На сколько дней осталось припасов? Бономи говорит, только на двадцать пять.
— Черт побери этого ублюдка! — пробормотал Бланд. — Слишком уж много он болтает.
— Это верно, Бланд?
— Верно. Вы будете получать нынешнюю норму рациона еще двадцать пять дней. Все. Можете это передать.
Я быстро подсчитал в уме количество продуктов, которое могут уничтожить четыре человека, не ограниченные рационом, за этот период.
— Для моих людей нужно продовольствие на тридцать дней, три шлюпки и снаряжение для плавания — все это к наступлению ночи, — сказал я.
Бланд вытаращил на меня глаза, и было видно, что мой тон его испугал.
— Осторожнее, Крейг, или совсем прекратится выдача провианта.
— Если то, что я прошу, не будет сложено у этого барьера к восемнадцати ноль-ноль, не отвечаю за последствия. Это ультиматум, — добавил я и ушел.
Я рассказал людям о том, что сделал, и впервые за много дней увидел на лицах улыбки. Голодные люди кучками собирались у снежного барьера. Бланд с беспокойством наблюдал за ними. В нижнем лагере оба его помощника вместе с Бономи занялись перетаскиванием припасов. Бланд с винтовкой в руках нес охрану. Мы разрушили снежный барьер, и шлюпки, снаряжение, провизия были переправлены наверх, в лагерь.
…Миновал конец месяца, и в своем вахтенном журнале я сделал записи для того, чтобы зафиксировать течение времени. Теперь по ночам наступал период темноты, который удлинялся с ощутимой быстротой. За десять дней нам только один раз привелось увидеть проблеск солнца. По моим расчетам, мы находились примерно в 230 милях северо-восточнее того места, где покинули «Валь-4».
Все это время Хоу продолжал тайком работать над своей железкой. Каждый раз, стоило Герде или кому-нибудь из нас войти в палатку, он прятал ее и тихо лежал. Меня очень беспокоила Джуди. Она не разговаривала со мной со дня переправы на уступ. Герда говорила, что иногда, просыпаясь ночью, она слышала, как Джуди плачет и зовет отца.
— Вы должны что-то сделать, — сказала мне однажды Герда. — Если ничего не сделаете, она погибнет.
Я зашел к Джуди в палатку и попытался с нею заговорите. Она молча смотрела на меня огромными глазами и не узнавала.
В этот же день, 8 марта, над лагерем пролетел самолет. Нам нечем было подать сигнал, и с самолета полузасыпанных снегом людей не заметили. Мы свалили в кучу все, что могло гореть, и вели непрерывное наблюдение, взволнованные этим новым проблеском надежды. Двумя днями позже к югу от нас появился еще один самолет. Я поймал его в бинокль, но он был слишком далеко, чтобы мог увидеть наш дым.
Потом пошел дождь со снегом, и мы больше никогда, даже мельком, не видели поисковых самолетов. В лагере потянулись монотонные дни голода, холода, и надежда постепенно гибла.
Однажды среди ночи меня разбудил один из дозорных и сообщил, что мимо него без единого слова прошел Хоу, направляясь в нижний лагерь. Мы обнаружили его на спуске на полпути от лагеря. Хоу тихо стоял, сжимая в руке острую, как копье, железную леерную стойку.
Он позволил мне взять оружие, а когда я вел его назад, плакал. Все равно Хоу ничего не мог бы сделать: внизу я заметил движение и понял, что там поставили часового.
Шторм больше не повторялся. Но продуктов было очень мало, и люди постепенно ослабевали.
Жизнь превратилась в монотонное ожидание конца. Дозорные больше не обыскивали взором небо в поисках самолета; глазами, воспаленными от непрестанного яркого света, они вглядывались в ледяные дали, стараясь уловить хоть что-нибудь, что годилось бы в пищу. Движение айсберга во льдах постепенно замедлялось. Все стало гораздо спокойнее: казалось, над нами медленно воцаряется безмолвие смерти. Вокруг простиралась безжизненная пустыня. Горючее тоже почти подошло к концу. Без горячей пищи мы продержимся недолго.
Я понимал, что пришла пора для последней отчаянной попытки, план которой давно вынашивал. Та же мысль, очевидно, была и у Герды. На следующее утро она пришла ко мне в палатку, и я поразился, как она похудела. С нею был Хоу — тоже кожа да кости под ворохом одежды.
— Дункан, нам пора что-то делать, — сказала Герда. — Нельзя же сидеть тут сложа руки и ждать смерти.
Я кивнул.
— Мы думаем об одном и том же.
— Все, что угодно, только не умирать в бездействии. Скоро я думаю отправиться на поиски отца. — Она немного помедлила, затем продолжала: — Сейчас спокойно. Мы уже могли бы спуститься на лед. «Южный Крест», когда затонул, был от нас, наверное, милях в пятнадцати-двадцати, не больше.
— Да понимаешь ли ты, что нас отнесло почти на двести пятьдесят миль от того места, где затонул «Южный Крест»?
— Йа, йа. Но ведь и они дрейфовали. Возможно, мы их и не найдем, но попытаться нужно.
Спорить было бессмысленно: ясно, что она все уже решила.
— А Хоу? — спросил я.
Ее лицо было бесстрастным. Герда знала, что Хоу не выдержит и ей придется смотреть, как он будет умирать. Но она все-таки не дрогнула. Только тихо сказала:
— Уолтер идет со мной.
— Уолтер, — произнес я, впервые называя его по имени. — Вы же несильны физически. Какая бы ни была у вас сила воли, вы знаете, что погибнете прежде, чем доберетесь до того места, где могут находиться уцелевшие с «Южного Креста». Вы ведь знаете это, не так ли?
Хоу понял ход моих мыслей, медленно кивнул, и в выражении его лица появилась странная покорность.
— Вы считаете, что я должен проститься с Гердой здесь?
— Готовы ли вы пойти, если это даст ей шанс добраться до отца… а всем нам хоть какую-то возможность чуть подольше сохранить себе жизнь?
— Да, — произнес он едва слышно.
Я поднялся и вылез из палатки. Герда вцепилась в меня, как безумная, и умоляла сказать, что я собираюсь делать. Мне кажется, ее пугала мысль, что с нею не будет Хоу. Теперь он стал для нее источником, откуда девушка черпала силы. Я сказал: «Подожди», — и созвал к себе всех, кто еще был в силах выбраться из палаток.
— Вам известно, что пищи осталось на считанные дни? — раздался мой вопрос.
Все утвердительно кивнули.
— Сегодня утром я проверил наши запасы, — продолжал я. — При теперешнем рационе пищи хватит еще на семнадцать дней. Вот и все. После этого конец.
Люди стояли, пораженные услышанным, хотя давно знали о безнадежном положении.