Парламент. Королева согласилась дать им аудиенцию. Живые мертвецы потребовали избирательных прав. Черт возьми, я бы тоже дал им все что угодно лишь бы оказаться от них подальше!
— А разве нет?
— Нет, — отрезал Чичиков.
— Нет, — тут же согласился карлик, — нет, конечно же нет.
Костлявые пальцы живого мертвеца несколько ослабили свою хватку.
— Все это просто абсурдно, — задумчиво продолжал повар. — Нам следует оставаться верными и преданными нашей Матери. Мы предназначены Смерти. К чему какие-то новшества? Зомби принадлежат Матери Смерти.
Его взгляд стал грустно-задумчивым. Он отпустил руку Глоина и поправил свой колпак.
— Да, — ответил карлик, принимая озабоченный вид, — нельзя все сваливать в одну кучу. Если уж вы мертвы, то вы мертвы.
— Такова наша участь, — вздохнул Чичиков.
Эти мысли навеяли на него странное состояние, он одновременно испытывал грусть и счастье. Зомби осторожно начал осматривать большой джутовый мешок, к которому, похоже, очень давно никто не притрагивался.
— Мы мертвы, — снова сказал он. — Это наша святая участь.
— Совершенно с вами согласен, — вымученно улыбнулся Глоин. — Я также не понимаю, в конце концов, хочу сказать…
— Предатели, — уточнил зомби утробным голосом.
— Вы тоже их так называете? Очень правильно. Они вполне этого заслуживают. Я вот вам скажу, что совершенно не понимаю, как эти проходимцы могли потребовать избирательные права. А еще меньше я понимаю, как они сумели этого добиться. Надо отдать должное, что наглости им не занимать.
— За все это еще придется заплатить, — задумчиво вздохнул Чичиков. — Не сегодня, так завтра такой день настанет. Они просто издеваются над красотой мертвой души. Ах, дуралеи, просто позорище! Неизбежная трагедия нашего времени. Ненужная жестокость…
— Я полностью разделяю ваши взгляды, — подхватил Глоин, уже держась за ручку двери, через которую он сюда и вошел. — Поддерживаю вас на все сто процентов.
— Смерть — это наши одежды, — продолжал зомби. — О, жестокость полей смерти и нежность снега вечности, от которой у наших душ просто захватывает дух!
— Ага, но мне надо все же идти. Я ни в коем случае не хочу вас отвлекать.
Но Чичиков уже завелся. Он вскинул руки к потолку. Клочья мертвой плоти покачивались, свисая с его предплечий, а искалеченное лицо преобразило выражение нескончаемой нежности. Он принялся петь.
Это был похоронный стон, почти что плач. Глоин подумал о Пруди. Затем он вспомнил о Джоне Муне, и его мысли рассеялись, как высоко в облаках рассеивается стайка маленьких птичек.
— Очень мило, — заметил Мак-Коугх, тихонечко приоткрывая дверь.
Зомби прекратил свое пение.
— Правда? Вам на самом деле это понравилось?
Карлик показал большой палец.
— Но мне действительно надо идти, — выдавил он из себя улыбку.
Собеседник очень странно на него посмотрел так, словно только что о чем-то вспомнил.
— Постой, послушай… тебе нельзя…
Но Глоин не стал ждать, пока тот закончит свою фразу: он выскочил на лестницу и захлопнул за собой дверь.
— Клянусь своей деревянной трубкой, — запыхавшись, пробормотал карлик, поднимаясь по лестнице, — здорово я сумел от него смотаться.
Еще один левый
Глоин вернулся в большой верхний зал и тщательно прикрыл за собой дверь.
— Вам не стоило спускаться туда.
Карлик прямо-таки подскочил. Это был слуга Ганзель, он стоял, прижавшись спиной к стене, и так же, как и Глоин, совершенно запыхался. Его рука лежала на эфесе шпаги. Не снимая руки с эфеса, гоблин медленно повернулся к карлику.
— Вы за мной следили? — спросил Мак-Коугх и только после этого сообразил, насколько он дерзок.
Комнату внезапно на краткий миг осветила молния, за которой последовал страшный удар грома.
— Это моя обязанность — наблюдать за вами, — ответил гоблин.
— Вижу, — кивнул карлик. — Позолоченная тюрьма, да?
На это Ганзель ничего не ответил.
— Там внизу есть зомби, — заметил Глоин скорее для себя, чем для слуги.
— Еще несколько осталось, мсье.
В комнате постепенно установилась тишина. На улице все еще шел дождь, который сегодня был сильным как никогда. Он громко барабанил в окна. Сотрясаемые мощными порывами ветра, во все стороны метались ветви деревьев в саду.
Мак-Коугх начал чувствовать себя чрезвычайно неловко. Они с Ориелем были настоящими пленниками, да, пленниками в этом необычайно мрачном поместье. И он обнаружил, когда хорошо напряг свою память, что находится в руках человека, который подмешал им в пиво какое-то зелье, а потом похитил их. Семья Мордайкенов пользовалась в городе довольно нелестной репутацией. И отношение к ним, если покопаться в памяти, оказалось еще довольно мягким. То, как Вауган воспринял происходящее, нельзя было назвать успокаивающим. На него рассчитывать бесполезно: в данный момент он определенно резвится с этой бедной маленькой гномессой и более или менее этим доволен, беззаботно занимается… нет, нет, нельзя допускать даже мысли об этом. Только не сейчас. Пришла пора действовать. Надо найти способ выбраться отсюда.
Пойти и предупредить кого-нибудь в городе, объяснить людям, что здесь затеваются какие-то козни, несмотря на то, что он и сам еще точно не понимает всей сложившейся ситуации. Но кого предупредить- то? — спросил сам себя Глоин. Именем Трех Матерей, кому пойти рассказать обо всем этом? Другу? Джону Муну?
Ха! Джон Мун несомненно до слез посмеется над ним. Тогда Пруди?
Мак-Коугх замер.
Что-то здесь не сходится.
Этот голос у него в голове: сейчас снова наступил тот момент, когда он начал ему что-то нашептывать… Но голос был таким слабым, как легкое журчанье ручейка. Что он пытается ему сказать? Иди? Иди. Да, именно так. Голос приказывает уйти отсюда. Карлик покачал головой. В стороне от него стоял неподвижно слуга, который, казалось, погрузился в свои мысли. Как бы его отвлечь, задал себе вопрос Глоин. Не найдя ответа, он встал напротив гоблина. Решение его было вполне определенным. Нужно покинуть гостеприимное обиталище Мордайкена как можно скорее. Кто такой Ганзель, чтобы помешать ему это сделать? Глоин запихал руки в карманы и посмотрел на гоблина.
— Вы ничего с ним не делали? — спросил он.