в пыль. Ашшурта отступал, но снова поднимался, изобретая все новые и новые смертоносные машины, лепя орды существ, при одном взгляде на которых у обычного человека просто помутился бы рассудок. Долгое время Митридат искал врага, который столь успешно противостоял алчному до власти аккадцу, но по каким- то причинам не уничтожал его. Он опустился на дно океана, полагая, что дагониты — рабы бога водной стихии Дагона, — это и есть искомый союзник, но оказалось, что это не так. Впрочем, пройдя испытания старейшин умирающей расы земноводных, он, тогда еще сгоравший от страшной, насланной аккадцами на его Эвксин биологической заразы, обрел друзей.
Но снова все было тщетно: дагониты не воевали вот уже более чем десяток сотен лет, их раса вымирала в подводных городах, скрытых под пирамидальными куполами. Инженеры и собиратели знаний, рептилии не могли воевать, а лишь достигли невероятного искусства в умении скрываться на чудовищных глубинах океана. Однако их подарок новому повелителю пришелся как никогда кстати: болезнь пожирала Митридата заживо, плоть съежилась и пошла коростами. Царь не спал вот уже двадцать лет, потому что боль терзала его неустанно.
Подводные жители помогли ему в обретении бессмертия, дав командные коды, позволившие взять под частичный контроль расу синтетических воинов, разгромленных аккадцами еще во времена первых войн Передела. Синтеты прятались в северной части океана, на островах Арморского архипелага. Слухи об их главном убежище были весьма отрывочны: киборги встречались Митридату и его соглядатаям довольно редко, поскольку, частично рассеявшись по Элисию, они продавали свои услуги в качестве наемных воинов. Уход аккадцев за океан оставил в разоренных землях хаос, быстро переросший в неутихающую гражданскую войну. Каково же было удивление Главного контура — сорока оставшихся высших машинных ИИ, когда им по резервным частотам пришла команда на повиновение. Митридату удалось несколько обуздать хлебнувших воли киборгов и даже для острастки отключить двоих несогласных подчиниться. Синтеты признали его приоритет, и Главный контур согласился помогать ему в поисках неведомого Врага аккадцев. Но коды тут сыграли второстепенную роль: несмотря на терзающую Митридата болезнь, он проявил себя как опытный политик, заронив в сознание разумных машин искру надежды.
Перед тем, как послать команду на подчинение, царь с новыми союзниками — дагонитами долго блуждал по информационным сетям синтетов и обнаружил нечто вроде стихотворного пророчества. В длинном, изобиловавшем машинными аллегориями и иносказаниями тексте, расшифрованном дагонитами, говорилось о некоей обетованной земле, куда можно прорваться на космическом корабле. Машины не желали иметь с людьми ничего общего. Но доступ в космос был для них закрыт, а технология подпространственного прыжка утеряна. И тогда Митридат предложил машинам шанс найти утерянные технологии и, если уж они того желают, убраться с Гелиона так далеко, как им этого захочется. Но вот незадача — для этого требуется много времени, а он, увы, всего лишь покалеченный болезнью смертный правитель слабого островного государства. Дальше все было совсем просто, ведь, приученные служить и повиноваться, машины, даже очень умные, плохо умеют мыслить в категориях собственной выгоды.
Так царь обрел бессмертие и могущество, хотя и то и другое, как ему мыслилось сейчас, было тоже не навсегда…
Покои оказались действительно роскошны: шесть просторных залов, отделанных в коринфском стиле, с вычурными ионическими колоннами, барельефами, изображавшими подвиги неизвестных сейчас героев, и драпировками из лилового и коричневого бархата с вкраплениями шитого золотого орнамента. Митридат в молчании опустился на низкое отделанное золотистым медиолантским орешником ложе и пролежал без движения до тех пор, пока появившийся в дверях зала жрец, преклонив колено, не оповестил его о приходе Феоктиста.
— Я не буду встречать александрийца, проявившего ко мне дерзость и редкостное неуважение. — Голос царя был глух, и будь Стефаний моложе лет на тридцать, тон эвксинского владыки мог бы его напугать до дрожи в коленях. — Веди меня к Оракулу, жрец. Там мы и побеседуем с правителем Александрии.
Поклонившись, жрец шустро скрылся в дверях, а ухмыляющийся про себя Бессмертный поднялся с ложа и, проведя по коротко стриженной шевелюре пятерней, прошел к персональному подъемнику. Охрана, сократившаяся до пяти гвардейцев, последовала за ним, царапая полированный, глубокого синего оттенка, мрамор пола рифлеными подошвами сапог. Синтеты остались в покоях. Митридат не доверял киборгам до конца, предпочитая людей в качестве окончательных проводников своих самых деликатных приказов.
Спуск к обиталищу Оракула занял от силы пару минут, поскольку скоростные подъемники пролетели шестьсот метров практически незаметно для пассажиров. Когда плита подъемника, изукрашенная мозаичным орнаментом, мягко дрогнув, остановилась, эвксинцы без промедления ступили на пол огромного круглого зала, погруженного в полумрак. В центре на невысоком постаменте покоился прозрачный бак цилиндрической формы, до краев наполненный непрозрачной молочно-белой жидкостью. Верхняя оконечность этой огромной стеклянной колбы была закрыта массивной крышкой. Митридат, растянув в усмешке губы подвластного ему тела-конструкта, бросил через плечо подошедшему жрецу:
— Пусть принесут кресло, разговор обещает быть долгим.
— Но, великий царь, — Стефаний сам не заметил, как заговорил шепотом, — Оракул…
— Ничего, — раздался громкий скрипучий голос из-под сводов зала, — пусть Бессмертный царь сидит, если ему так хочется, я не в обиде, как бы сильно он ни желал унизить меня.
Митридат не успел и пальцем пошевелить, как морпех, стоявший за его правым плечом, вскинул автомат и тот коротко стрекотнул, выпустив короткую очередь, выбившую мраморную крошку в полу перед постаментом бака. Жрецы, коих в зале было пятеро, кинулись к выходу, но Стефаний остановил их окриком и, сдерживая ярость, обратился к Митридату:
— Царь, не забывайся в присутствии старейших, Оракул несет…
— Я почти равен вашему консервированному умертвию по годам, жрец. Кто бы он ни был при жизни, я никогда не позволю заспиртованным трупам обращаться ко мне прежде, чем я о чем-либо сам их спрошу. Распорядись принести кресло, пока я не огорчился окончательно. Мы оба знаем, что последствия могут быть плачевны.
Маска не давала увидеть выражение лица Стефания, но по его дрожащим рукам и порывистой походке было понятно, что старый священник взбешен. Однако, смирившись, он подал знак, и вскоре резное кресло было принесено и поставлено напротив бака, где в молочной мути скрывался Оракул. После неудачного начала разговора он затаился, не произнося больше ни слова. Испугалось существо в баке или нет, определить было невозможно: тишину нарушало только легкое шуршание вентиляторов, нагнетавших свежий воздух в помещение.
Неожиданно послышался чмокающий звук, и в зал стремительно вошел плотный, невысокого роста человек средних лет с поредевшей шевелюрой неопределенного пегого цвета. Казалось, он просто катится по полу, словно гонимый ветром лист, по странному стечению обстоятельств летящий строго по прямой линии невысоко над землей. Одет человек был в серую, тонкой шерсти тогу и темно-серый же костюм, выгодно скрывающий полноту пришельца. Человек шустро докатился до кресла, в которое уже опустился Митридат, но, как будто спохватившись и суетливо хлопнув себя пухлой пятерней по широкому покатому лбу, откатился назад, бухнулся на колени в положенных десяти метрах от Бессмертного и произнес:
— Бессмертный владыка Эвксина, прости мне мою дерзость. Ведь твои корабли быстрейшие на Элисиуме, а я лишь управитель небольшого и бедного города. Прости, величайший, тысячу раз прости!..
Без сомнения, это был автарх Феоктист, чья манера поведения была широко известна, как, впрочем, и причуды Митридата. Происходя из бедной семьи письмоводителя курии иностранных дел Александрии, Феоктист еще в юности познал все тяготы и лишения карьеры чиновника. Благодаря своему холодному расчетливому уму безродный чинуша вознесся к вершинам власти. Показная скромность и дружелюбие не снискали автарху ни популярности, ни дружбы среди ему подобных. Богачи не принимали Феоктиста всерьез и немного побаивались его осведомленности в разного рода делах и делишках, о которых лукавый александриец имел весьма обширные сведения. Всем были известны коварство и воистину безграничное самообладание александрийского правителя. Вот и на этот раз он прибыл без свиты, подчеркнуто пренебрегая мерами предосторожности. Но лишь Митридат знал, что специалисты «Януса» взломали охранную систему храмового комплекса и сейчас пытаются глушить рабочие частоты эскорта эвксинцев, чтобы исключить риск удара с воздуха, буде Бессмертный пожелает поджарить дерзкого александрийца,
