позади и слева — амеры уже должны быть на вершине холма. Прибавив шагу, я свернул на северо-восток, к приметной старой берёзе, откуда недалеко было до выбранной Михасём лёжки. Оттуда следовало начинать поиски приятеля и по возможности выяснить, что же с ним произошло. Сухая трава неприятно шуршала под ногами, после грома перестрелки у моста слух стал постепенно возвращаться, однако неприятный писк всё ещё стоял в ушах, мешая слушать лес. Заложив две крутые петли и промучившись с зарослями обобранного медведем уже довольно давно малинника, я вышел к засохшему дереву спустя ещё полчаса. Всматриваясь в окружающие плотной стеной небольшую полянку деревья и прикинув место откуда удобнее всего было пасти подходы к наблюдательному пункту покойного ныне Шермана, я нашёл группу деревьев, вполне подходящих для этого. Ближе всего была средней высоты сосёнка, крона которой отлично могла скрыть стрелка от посторонних взглядов. Однако после тщательного осмотра, никаких следов Мишкиного присутствия не нашлось. Взяв левее на восток, у замшелой старой пихты я нашёл то, что искал: да десятка стреляных гильз от 'винтореза' и с десяток вполне чётких отпечатков его следов. 'Говнодавы' приятеля оставили вполне подходящий автограф на земле и стволе дерева, содрав мох и оставив ошмётки грязи. Прикинув направление стрельбы по отброшенным гильзам, я направился на север, отмерив двести метров, куда нелюбимое мной оружие приятеля без напряга могло дострелить. Пройдя положенное расстояние увидел и результат работы Михася: четыре трупа лежали в разных позах таким образом, что стало ясно — их подстрелили сзади, никто не попытался укрыться и вряд ли понял, что вообще происходит. Но пройдя ещё десяток метров дальше от первых покойников, стало ясно, что везение снайпера на этом закончилось. В команде наёмников нашлось два Мишкиных конкурента. Один с М–25[42] и другой с полноразмерной SR–25 с глушителем[43] — обе снайперки сильно превосходили 'винторез' по точности и дальности прямого выстрела, однако местность была на стороне отечественного военпрома. В условиях ограниченной видимости, когда лучше иметь под рукой скорее автомат с 'тихарём', Мишке удалось выиграть дуэль у своих иностранных визави. Хотя неприятности они ему доставили, но короткий ствол 'винтореза', мощный патрон и главное отсутствие засветки и звука от выстрела — стали той совокупностью мелочей, которые помогли одиночке — полупрофи, победить крепко сыгранный коллектив. Однако всё имеет свою цену и судя по всему, Мишка расплатился сполна. Чуть раньше, среди прочих следов на стволе дерева я заметил бурые пятна крови, хотя количество их и не было большим, однако без автографа нашего 'паганини' на этот раз не отпустили. Но оба остались лежать тут же, снайперов разделяло небольшое расстояние: один мешковатой грудой валялся у корней старой сосны, откуда его свалил приятель выстрелом точно в лоб; второй видимо менял позицию и ничком зарылся с головой в кучу палых листьев скрывавших небольшой сухой овражек. Ему досталось три пули в висок, плечо и шею, первое попадание было уже смертельным, но выброс адреналина не дал наёмнику умереть мгновенно, отсюда и две следующие дырки….
Пока снайпера мерялись длинной инструментов ремесла и степенью выучки, основная группа наёмников прикрываемая огнём своих стрелков отходила к холму. Их следы я заметил пройдя ещё десятка три метров на северо-восток от трупов вражеских стрелков. Оружие ломать было грех и я взял обе винтовки с собой, обобрав трупы наёмников и сняв с них всё, что умелый стрелок берёт с собой на охоту. Тащить всё это я решил недалеко, поэтому взял всё, что пришло на ум. Тут были походные наборы для чистки, два дальномера и десятка четыре патронов разной номенклатуры россыпью, плююсь по шесть обычных магазинов притороченных в подсумках приличных разгрузочных жилетках. Оружие и боеприпасы это то, что в скором времени нам очень пригодиться, тем более такое ухоженное и дорогое как вполне приличные снайперские ружья. К счастью, через сотню метров мне попался огромных размеров муравейник и отмерив от нег десять шагов я вырыл не слишком глубокий схрон, куда и сложил добычу. Разбирать винтовки я особо не умел, но опыт общения с одним уехавшим в Канаду другом, часто наезжавшим в Иркутск по делам, позволил мне довольно точно выполнить неполную разборку обоих стволов. Глянув на часы, я снова мысленно сплюнул с досады, на быстро утекающие минутки, однако продолжил работу. Разложив части оружия на полиэтиленовой плёнке, я применил старый фокус помогающий от барсуков, лис и особенно чужих собак. Подойдя к муравейнику и сняв перчатки, похлопал пятернёй по горячим от солнца муравьям сновавшим в куче по своим делам. Естественно лесные трудяги кинулись на защиту своего дома и спустя каких-то пару мгновений, обе мои ладони были покрыты кусачими красными мурашами — солдатами. Укусы их, довольно болезненные, на огрубевшие от рытья окопов ладони почти не оказывали того эффекта какой я испытывал в детстве. Растерев муравьёв по рукам, я пошёл к оружию и стал натирать железки получившейся пахучей сочной шелухой. Так, мысленно прося у трудолюбивых муравьёв прощения, пришлось несколько раз внести опустошение в их популяцию. Война, пусть и опосредованно, коснулась и совершенно неимевших к людской суете отношения. Подавив прилив снова начавшей подниматься в душе волны отчаянья, я тщательно упаковав оружие и боеприпасы уложил дёрн над ямой схрона. Теперь найти его можно будет только с помощью миноискателя, собаки почуют только муравьиный резкий дух, отлично перебивающий большинство других запахов. А наличие рядом отличного ориентира в виде муравейника, снимет вопросы у большинства следопытов. Лишь бы среди них не оказалось того ушлого амера, так неудачно подломившего мою захоронку, остальным же моя хитрость просто не по уму. Вернувшись обратно к дереву, где сидел Михась, я пошёл по его следам: чутьё не подвело и скоро удалось обнаружить его след, приятель шёл по следам наёмников, среди которых вероятно был и Матинелли. В какой-то момент присев на корточки, чтобы точнее определить направление погони, я почувствовал резкую кинжальной остроты боль в левой стороне груди, левая рука тоже онемела от плеча до самого локтя, дыхание перехватило и пришлось сесть, прислонившись к тонкому стволу молодой осины, сейчас некоторое время лучше не двигаться….
… Дорога во двор дома в котором я последние пару лет снимаю квартиру только одна: под арку в девятиэтажном доме нужно пройти скача через лужи вечно скапливающейся даже в сильную жару грязной воды. Непонятно, откуда эта бурая, пахнущая тухлятиной жидкость вечно просачивается, но она всегда на своём месте — ровно посерёдке растрескавшегося тротуара. Два антрацитово — блестящих озерца затаившись в сумраке арки ждали очередную невнимательную жертву. Обычно, опытные жильцы сразу сбавляют ход перед самым арочным проёмом и по стеночке пробираются на другой конец арки, в тысячный раз проклиная коммунальщиков и страну в целом. Но тут же забывают про неудобства, стоит им только выбраться под скудный желтоватый свет дворовых фонарей, проблем кроме удачно форсированного препятствия по жизни и так хватает. Так случилось, что лично мне в тот вечер было совершенно наплевать на лужу, поскольку на ногах я имел равнодушные к любой грязи, разношенные и чрезвычайно удобные кирзовые сапоги с обрезанными на треть голенищами. Да и вообще, вся остальная одежда выдавала во мне скорее слесаря — работягу, припозднившегося после трудного рабочего дня, идущего по своим делам удивительно ровной для представителя данной профессии походкой. Нащупав привычным жестом в кармане штормовки пакетик с сухариками, я забросил пару крепко подсоленных кубиков на язык и блаженно вдохнул сырой вечерний воздух. Всё тело приятно гудело от хорошей рабочей усталости, даже залеченная три года назад рана не болела сильно. Боевая отметина тихо ныла, как бы по-приятельски напоминая, что я поступаю с ней нехорошо. В нагрудном кармане грел душу аванс, полученный от хозяйки продуктовой палатки Анны Семёновны, женщины приятной и молодящейся. Так, пребывая в полном ладу с собой и миром вообще, я миновал 'шведскую стенку' всю отполированную сотнями рук и ног местной детворы и впереди показался торец пятиэтажного панельного дома, где я собственно и проживаю. Осень, самое любимое мной время года, уже сорвала с деревьев последние листья и в шорохе голых веток яблонь и тополей, слышался сонный шёпот — деревья уже погружались в спячку, от них веяло небывалым покоем….
— … Портфель давай, сука!..
Идиллию осенней сказки разрушил уверенный молодой голос, которому вторили ещё два, менее разборчивых, но полностью согласных с требованиями первого говорившего. Нехотя выныривая из ощущений внутреннего комфорта, я не ускоряя шага всматриваюсь в желтоватые сумерки перед первым подъёздом 'пятиэтажки'. Картина вышла привычная и уже практически обыденная в своей неприглядности: на спинке скамейки перед подъездом сидела фигура в мешковатой одежде, а из-за высокой стойки чёрной кожанки выглядывала коротко стриженная, шишковатая макушка. Ещё два персонажа перегораживали подступы к железной подъездной двери, испещрённой пятнами оборванных объявлений. Оба были словно близнецы похожи на своего восседавшего на спинке скамьи вожака, с той только разницей, что у того что справа от входа вместо куртки был одет короткий красный пуховик, а грязные засаленные волосы, короткими стрелами торчали во все стороны. Третий пассажир как две капли воды походил на главаря маленькой стаи, только ростом чуть пониже и куртка явно пошита из дерматинового заменителя. Общим для всех троих была
