В комнату заглянул сержант-майор Иверс и виновато-просительно стал жестикулировать руками, помогая даже своему шоколадному лицу складываться в довольно смешные гримасы. Видимо, полковник Трентон – комиссар особой зоны «Нортвуд» – уже изволит гневаться по поводу моего отсутствия. Кори, видимо, что-то уловила в моём изменившемся выражении лица, потому что со вздохом махнула рукой и грустно улыбнулась:
– Ладно, идите и спасайте Америку от террористов, лейтенант МакАдамс. Мы с вашими детьми будем надоедать вам звонками время от времени и… я люблю тебя, Зак!
– Я тебя больше, гораздо больше, родная. – Сухой комок встал у меня в горле, глаза предательски защипало. – Мне вас всех очень сильно не хватает…
Монитор моргнул, и окошко, в котором секунду назад была печальная Кори, стал серым – мои десять минут истекли. Чёртова война! Как же сильно я скучаю по дому. А ведь как всё легко начиналось: заброска в район Светлогорска прошла словно по учебнику, части особого района остались без единственного крупного арсенала и основного топливохранилища ровно за шесть часов до начала вторжения. Все войска и флот калининградского анклава лишились девяноста процентов боеприпасов и сорока процентов топливных ресурсов. Группы «морских котиков» высадились со стороны Светлогорска и под селом Донское сработали тоже чисто, захватив штаб группировки РЭБ и заглублённый командный пункт в районе местечка Красноторовка. Не знаю точно, кто вывел из строя дивизион мобильных береговых батарей на севере, но высадка передовых частей второй ударной группы войск Альянса – «Северо-запад» прошла без единого выстрела. Русские совершенно не ожидали нападения, даже в расположении отдельного полка РВСН только у трёх офицеров хватило реакции оказать нам сопротивление. Боя с охраной тоже не получилось – часовые оказались не готовы к тому, что их пришли убивать. Вся караульная смена оказалась перебита в течение пяти минут. За каких-то полчаса командование полка и две трети пусковых комплексов были надёжно выведены из строя, а остальные накрыло ракетным ударом с базирующихся в литовской Клайпеде эсминцев НАТО. Мы шли впереди наступающих войск, резали только кабели спецсвязи, оставляя нетронутыми гражданские ретрансляторы сотовых компаний – их трогать было запрещено. Ещё несколько серьёзных стычек случилось в местечке под странным названием Ладушкин[1], но там оперативно сработала группа тактической поддержки, и русских накрыли сразу с моря и с воздуха. По нашим данным, часть расквартированных тут частей войск охраны и обеспечения попала под сокращение и, может быть, поэтому организованного сопротивления не оказали. Хотя тут же пошёл счёт первых потерь: мангруппа сержанта Деверо попала в засаду во время зачистки территорий, прилегающих к акватории калининградского порта, и была полностью уничтожена, так же, как и пришедший им на помощь взвод лёгкой пехоты из четвёртой бригады «Страйкер», находившейся в числе наступающих частей первого эшелона ударной группировки «Северо-запад». По разрозненным данным космической и воздушной разведки, нам противостояли части разгромленной Второй бригады СпН[2] и около сотни моряков с военных русских кораблей, не успевших выйти из порта на большую воду. С боями они отступили и ушли в сторону эстонской границы, откуда им удалось прорваться к Петербургу. К сожалению, с собой они увели часть, на вооружении которой стояли уже довольно устаревшие дальнобойные артустановки безбашенного типа. Несмотря на все наши усилия, русские ценой собственных жизней задержали наступавших им на пятки ребят из Второй мотопехотной роты той же Четвёртой бригады, дополнительно усиленной тяжёлыми танками из частей оперативного резерва {1}. Тогда моей группе не удалось встретиться в бою с русскими коллегами, о чём я сожалел первые двое суток с начала вторжения. Но всё скоро изменилось. Теперь я с тревогой думаю: когда же всё стало катиться в тартарары? Может быть, это случилось уже под Выборгом, когда я увидел «зачищенные» новыми соратниками брата жены обычные кемпинги и пригородные посёлки? Но, может быть, понимание какой-то неправильности происходящего пришло ещё тогда, в порту? Мы отправляли останки Деверо и его парней в Германию, я, как начальник оперативной группы, заполнял посмертные списки. Нет, потери на войне – это нормально. Как бы дико это ни звучало для штатских, но смерть товарищей хоть и тяжела, но ты знаешь, что произойти может всякое, и на их месте можешь оказаться сам. Такова наша работа, главное знать, что всё это ради страны… короче, не напрасно и не зря. Но вот именно в Выборге пришла нотка сомнения, всё чаще беспокойно зудя, она как назойливая муха постоянно лезет в мысли, мешает сосредоточиться. А под Выборгом мы застряли на долгие два месяца, выкуривая упрямых русских из городской канализации и оплавленных развалин. Дрались они неплохо, но многие оказались фактически безоружными, поэтому часто мы просто расставляли мины-ловушки и пускали слезоточивый газ. Впрочем, иногда потери были неожиданно велики: противник всего два раза пытался сдаться в плен. Скрепя сердце приходилось убивать всех без исключения. Этого я до сих пор не понимаю, но приказ есть приказ. Хотя приходилось разбирать случаи, когда бойцы отказывались расстреливать пленных. Оно и понятно, горожане, это просто гражданские – раненые и контуженные в страшных язвах ожогов после обработки города новыми боеприпасами на основе смесей, по действию похожих на напалм. Я наблюдал такой обстрел на тактическом дисплее «Брэдли», приданной нам на время операции: облако ярко-рыжего огня накрывало огромное пространство в десятке километров впереди. Сплошная стена огня держалась минут тридцать, пока, словно по мановению волшебной палочки, в считанные мгновения не сходила на нет. Сплавленная в стеклянную корку земля и серый пепел – вот и всё, что оставляли после себя новые боеприпасы, прозванные «Плащ Сатаны». Однако человек – очень живучая тварь, всё чаще в тылу стихийно возникали очаги сопротивления, из руин выползали полумёртвые русские и старались дотянуться до нас хотя бы зубами. Потом было поражение под Волоколамском, где остаткам русских частей удалось организовать оборону на подступах и в самом городе. Помогло то, что у русских не оказалось ни одного самолёта, но зато они сумели из остатков разбитых частей ПВО создать сводное подразделение, почти две недели сдерживавшее попытки тактических ударных авиагрупп прорваться к позициям сухопутных войск противника. Запомнились отчаянные рейды группы русских танков с позывным «Волга-53». Русские буквально за сутки нарушили порядки наступающей бригады полковника Кэйли, чьи легкобронированные «страйкеры» не смогли ничего противопоставить юрким Т-85. Помогло только наличие штурмовых вертолётов и слаженная работа приданного артдивизиона тяжёлых гаубиц – от «вертушек» русские танки не смогли защититься, и вертолётов у них оказалось всего три или четыре звена. Они тоже яростно атаковали где только возможно, однако у них не было достаточно боеприпасов и, главное, горючего. Вплоть до Урала всё шло неплохо: большинство стационарных пусковых установок было уничтожено в первые двое суток после вторжения, мобильные комплексы частью успели произвести пуски, частью также уничтожены превентивно. Поэтому по прямой специальности поработать всё не удавалось. Нужно отдать стратегам в Вашингтоне должное – время для нападения было выбрано крайне удачно. Документы, захваченные в ходе боёв, свидетельствовали о том, что большинство частей находилось на стадии переформирования, а в ракетных войсках часто наблюдалось прямое нарушение инструкций. По разным оценкам, не менее чем с тридцати процентов ракет оказались сняты блоки наведения, часто отсутствовало должное сервисное обслуживание комплексов. Но, откровенно говоря, это русским не сильно бы помогло: в то время как они только начинали восстанавливать свой ядерный потенциал и налаживали почти с нуля систему прикрытия позиционных районов системами ПВО, Коалиция уже находилась на пике готовности. С помощью мобильных ракетных установок, под предлогом учений подтянутых к самым границам России, удалось в считанные часы расколоть её основательно проржавевший «ядерный щит». Удары следовали одновременно со всех сторон: воздух, суша и море обрушили на ничего так и не понявших русских море огня. Однако ни одной ядерной боеголовки мы не применили, только обычное, «чистое» оружие. В попытке отомстить русские смогли выпустить порядка двенадцати ядерных ракет, однако из-за того, что боеголовок с разделяющимися частями на них не оказалось, вред смогли нанести только две из них. Одна обратила в руины город Хьюстон, другая уничтожила запасное правительственное убежище в районе Великих озёр. Потери действительно были велики, однако восемьдесят больших и малых городов на юге, в центральной России и на северо-западе оказались стёрты с лица земли. В первые две недели два из четырёх округов стратегического командования – Западный и Центральный – перестали существовать. Дальше всё пошло не так гладко, русских спасли их огромные расстояния. Восточный и Южный округа существовали только на бумаге, поэтому силы вторжения лишь частично достигли поставленных перед ними задачи. Однако часть флота и основные военные базы в Северодвинске и Владивостоке оказались уничтожены. Войска русских удалось рассечь на три части, но полностью уничтожить или дезорганизовать их не вышло. Остатки 37-й воздушной армии верховного командования составляющей стратегический резерв, часть инфраструктуры космических войск и некоторые
