сумрачный, злой орангутанг. Там груды алмазов и золота. Это алмазный остров. Хребет Мератуе и массив Бабарис скрывают неисчислимые сокровища.
На Борнео текут полноводные глубокие реки Барито, Махакам, Капуас. В его обширных зеленых болотах могли бы без следа утонуть такие государства, как Голландия и Англия. Во время сезона дождей со склонов гор стекают стремительные потоки, затопляют равнины и превращают болота в настоящее море. Борнео, или Калимантан, — третий по величине остров мира. Только местные???ли даяки знают тайные тропы, ведущие в непроходимые лесные дебри.
Вожди повстанцев скрывались в горах, голландские солдаты гибли в джунглях, куда заманивали их калимантанцы, умирали от отравленных стрел. Яд, которым были смазаны стрелы, действовал настолько сильно, что даже малейшая царапина приносила почти мгновенную смерть.
Если бы барон ван дер Капеллен мог наперед знать, что восстание на Алмазном острове затянется на целых тридцать лет, он, может быть, не стал бы посылать в гибельные джунгли отряд за отрядом. Отряды исчезали, словно их засасывали безбрежные смрадные болота.
С тайным страхом наблюдал Капеллен за тем, как с каждым днем все стремительнее и стремительнее развертываются кровавые события.
Архипелаг бурлил, клокотал. Только Ява молчала. Но генерал-губернатор понимал, что это затишье перед невиданной грозой. Вот почему он спешно перебрасывал из «внешних владений» войска на Яву. Он ждал. И не удивился, когда получил конную депешу от резидента Джокьякарты Смиссерта: князья, раджи и сам султан Джарот готовят восстание. Во все кампонги и кратоны султан послал своих гонцов. Генерал- губернатор хорошо знал Смиссерта. Недаром яванцы прозвали его «человеком с собачьими зубами». Беспринципный делец Смиссерт привык полагаться лишь на самого себя и на свой пистолет. А главным оружием в борьбе за власть считал интригу. За короткий срок он успел привлечь на свою сторону многих влиятельных и невлиятельных из пятнадцатитысячного населения кратона султана Джокии. Он всегда знал, откуда грозит опасность. Больше всего забот прилагал он к тому, чтобы укрепить военный форт Вреденбург, расположенный неподалеку от дворцовых стен. Форт был окружен рвом с водой. Сюда Смиссерт стянул большое количество пушек. Сам резидент, для безопасности, поселился не во дворце, а в отдельном, хорошо защищенном от внезапного нападения доме. Здесь же квартировал и его помощник Шевалье.
Если уж Смиссерт решил потревожить генерал-губернатора донесением, то события в самом деле назревали не пустячные.
«Во всем полагаюсь на вашу находчивость», — ответил Капеллен резиденту.
Получив депешу, Смиссерт облегченно вздохнул. Руки были развязаны. Он мог поступать так, как подскажет изобретательный ум. Во всем полагаться лишь на самого себя!..
…Конь богослова Киая Моджо пробирался по белым от пыли и цветущего сахарного тростники равнинам, по склонам вулканов и джунглям.
Девственный лес — римба непроходимой темно-зеленой стеной встал перед Моджо на пятый день пути. Болота, речки, водопады, заросли колючих ротангов… — без ножа не пробиться в душную лесную глушь… Носились над зеленой водой пурпуровые цапли, марабу и пеликаны. Их громкие крики будили сумеречную тишину. По ночам трещали цикады, рычали в зарослях тигры, бесшумно проскальзывали мимо пантеры. Словно каменные изваяния, стояли в тростниковых зарослях серые носороги. Это был римба… Ночью он горел холодными фосфорическими огнями.
Спутник Моджо, полуголый крестьянин с цветным платком на голове, по каким-то одному ему известным приметам находил дорогу. Питались они дикими бананами и плоскими яванскими желудями. Поговаривали, что в этих лесах и болотах скрывается со своими людьми страшный разбойник Абдулла, в прошлом крестьянин одного из кампонгов Джокьякарты. Много неприятностей причинил Абдулла голландцам. Не щадил он и важных адипати, бупати, теменггунгов, плохо обращающихся со своими крестьянами. Всякое вооруженное выступление крестьян голландцы считали делом рук Абдуллы и назначили высокое вознаграждение за его голову. Абдулла был неуловим. Он появлялся то в Багелене, то в Кеду, то на склонах вулкана Мерапи.
С этим-то Абдуллой и пришлось повстречать богослову Моджо. Из чащи вышел на тропу невысокий крупноголовый человек, обнаженный до пояса. Его темное бугристое тело напоминало кору тикового дерева. Подрагивала седая бородка. Из-под низко надвинутого на лоб платка насмешливо поглядывали суженные глаза с синеватыми зрачками. Сухонький старикашка с тонкой жилистой шеей и ребристой, будто из бамбуковых палок, грудью…
— Мир тебе, святой отец, Дулла рад тебя видеть, — приветствовал он Моджо, приложив сложенные ладони ко лбу. — Вот уж справедливо сказано, что неисповедимы пути аллаха. Но здесь ему, кажется, делать нечего…
— Я не собираюсь возвращать тебя на путь истины, — сухо ответил богослов. — Пусть каждый молится своему богу. Мы проголодались и хотим есть. Прибыл я от известного пангерана Дипонегоро по важному делу. Он велел передать тебе два слова: «бамбу рунчинг»…
«Бамбу рунчинг» — значит «бамбуковое копье» — древний девиз повстанцев. Еще со времен Дипонегоро Первого им обменивались при встрече восставшие крестьяне. «Бамбу рунчинг» — это «война захватчикам!».
Услышав знакомые слова, Абдулла просветлел. На его черных от бетеля губах появилась мягкая улыбка.
— Вы желанный гость. Я готов вас выслушать, — проговорил он уже серьезно и взял коня под уздцы. — Бамбу рунчинг!..
…Онтовирьо, только что вернувшегося из поездки в Селаронг, схватили голландские солдаты. Допрашивай его сам Смиссерт:
— Вы обвиняетесь в государственном преступлении — подстрекательстве раджей и старшин кампонгов к мятежу. Вы послали некоего муллу Моджо для связи с разбойником Абдуллой…
Онтовирьо бросил на резидента брезгливый взгляд.
— Вы забываетесь, Смиссерт. Я — на своей земле и отчитываюсь только перед своим султаном и аллахом. Вы для меня — только чиновник, плохо выполняющий инструкцию. Я буду жаловаться Совету и генерал-губернатору…
— Напрасно вы задираете нос: ваш султан Джарот сегодня утром умер! Я заставлю вас отчитываться…
Онтовирьо побледнел, покачнулся.
— Это вы, вы отравили его!
Смиссерт недобро сощурился.
— Уведите его!..
Кратон султана Джокии представлял собой огромный четырехугольник, — обнесенный высокими стенами, внутри которого помещались меньшие квадраты со своими стенами и воротами; в центре стоял дворец султана.
Онтовирьо, принцев Мангкубуми и Беи поместили не во дворце, а в одном из «квадратов». «Человек с собачьими зубами» оцепил кратон войсками. По главной улице Джокьякарты — Тамариндовой аллее гарцевали кавалеристы. Дороги на Семаранг, Соло, Черибон были перерезаны. Во все кратоны раджей и в деревни расторопный Смиссерт послал своих гонцов с фальшивым воззванием якобы от имени Онтовирьо, Мангкубуми и Беи: ввиду того что султан Джарот скончался, выступление против голландцев откладывается на неопределенное время. Приказ умершего султана отныне силы не имеет…
Онтовирьо тяжело переживал утрату брата Джарота. Еще тяжелее было от сознания, что великое дело загублено.
Дядя Мангкубуми утешал:
— Терпение — прекрасное качество. Визирь персидского царя Хосрова Первого как-то сказал: «Лучше временно унизиться, чтобы в конце концов победить, чем победить таким образом, что в конечном счете эта победа привела бы к постоянным унижениям».
Онтовирьо горько улыбался:
— Тот же визирь Бузурджмир также произнес: «Терпение — прекрасное качество, но жизнь слишком коротка, чтобы долго терпеть…»
Дядя не сдавался:
